Гении места или Занимательная география (СИ) - Волкова Дарья (первая книга txt) 📗
И вот он снова здесь. И здесь все так же холодно. Мишина куртка, по суровым приморским меркам весьма теплая, здесь словно исчезает, и он стоит голый под этим ледяным ураганным ветром. Который выдувает остатки тепла из тела и приносит чувство беспомощности в душу. Мо привычным, незабытым жестом поднимает воротник, сощуривается и поворачивает голову. Дом, милый дом... Просоленные горбыли, щели забиты мхом, крыша крыта толем. За то время, что его не было, здесь не изменилось ничего. Здесь никогда ничего не меняется. Бело, пусто, безбрежно. Только отец... Наверное, отец изменился. Скинув морок грустных воспоминаний, Мо шагнул в сторону дома.
А когда подошел ближе, ветер полноправным хозяином ворвался в тело и сжал своей холодной рукой сердце так, что оно едва не остановилось. Дурное, страшное предчувствие навалилось, слабя ноги. Оттуда, со стороны моря, с севера, к дому тянулось... нечто. Он сначала не понял, что это. Как же он ошибался, думая, что ничего тут не изменилось! Это было похоже на виденное им когда-то. Две полосы взломанного, беспорядочного нагромождения льдин. И между ними – уже схватившаяся тонкой коркой вода. Такой след оставался после ледокола, только вот ледокол не мог подойти вплотную к берегу. А этот след обрывался на самом берегу, метрах в двадцати от порога его дома. Мо сорвался с места.
Внутри холодно. Ему кажется, что так же холодно, как и снаружи, только без ветра. У дальней стены на шкурах лежит отец. Мо привычно плотно прикрывает дверь, накидывает щеколду, и тут же стихает свистящий голос ветра. Отец поворачивает лицо в его сторону.
- Сынок, – бледные губы едва шевелятся. – Ты пришел... Ты успел...
Ноги у Магомеда все-таки подгибаются.
- Отец... отец... – пальцы неуверенно касаются лица лежащего мужчины. Колючие щеки холодны неживым холодом. – Что случилось?!
- Многое, – голос отца тих. – Очень многое случилось. И мне многое надо успеть тебе сказать. Но главное... – он заходится каркающим, раздирающим слух кашлем. Мо с леденящим душу чувством смотрит на кровь, показавшуюся в углу рта отца.
- Тише, пожалуйста, тише, папа! Не надо, помолчи! Я сейчас разожгу огонь, подожди.
- Нет времени, – отец неожиданно крепко хватает его за руку. Пальцы совершенно ледяные. – Это уже не важно. Я не успею тебе сказать все словами. Ты должен открыться мне, иначе не успеть. Только так, сын. Доверься мне.
- Отец, я...
- Но главное я все-таки скажу тебе... как человек. Как отец, – несмотря на слабость, отец говорит так твердо, что ослушаться его невозможно. – Я знаю... Я понимаю, как тебе было трудно. Но помни одно, сын. Я всегда любил тебя. Любил, люблю и буду любить. Даже когда уйду. Помни об этом.
- Папа...
- Я знаю, Магомед. Можешь не говорить. А теперь, – глаза его все такие же, как раньше – светлые и пронзительные, – теперь откройся мне, сынок. У меня мало времени. А рассказать нужно многое.
Пронзительные светлые глаза цвета полярных льдов закрылись навсегда. Мо сам закрыл эти глаза. Плотнее укутал отца в шкуры, старательно, словно тот был еще жив, и было адски важным сохранить тепло. У Мо нет даже возможности похоронить отца, как полагается. Впрочем, откуда он знал, как полагается у кифэйев? Теперь уже не знал, кто они вообще такие и нужно ли кому-то это погребение по людским меркам. Но так было бы правильнее, кажется. Только это место делает невозможным все нормальное, человеческое. Снег, вечная мерзлота, могилу не выкопать. Впрочем, этот же холод сохранит тело, главное, запереть дом, чтобы в него не пробрались животные. Дом станет склепом его отцу на какое-то время. А потом... Да будет ли это потом? Мо не знал.
Он еще раз поправил капюшон отцу, наклонился и коснулся губами холодного лба.
- Я люблю тебя, папа. Я запомню все, что ты мне рассказал. И сделаю все, что смогу.
Дверь пришлось заколотить снаружи крест-накрест. Мо взглянул последний раз на родной дом и обернулся к морю. Взгляд его скользнул вдоль нагромождения льдин. Именно так Потан доставил сюда его отца. В заледеневшее сердце толкнулась ненависть. Пойти туда, по этому следу, найти и... Он услышал слабый голос Потана у себя в голове. Да, Мо знает! Старший Лейф не виноват, он сделал это во благо всех выживших, но Мо требовалось кого-то ненавидеть в данный момент. Кого-то реального, до кого можно добраться. Голос Потана звучал все громче, он звал Мо, звал и уговаривал. Дудки! Не сейчас! Мо резко отвернулся от моря. Ему есть, к кому вернуться. Есть те, кто поймет и поможет. А Старший Лейф подождет.
Возврат не получался. Совершенно. Но он же делал это! Делал это обессиленный, с полуживой сестрой на руках! Что же сейчас не так? Только тут Мо вспомнил, что уходил-то он с
Мишей. Точнее, пытался уйти. А переместился один. И не туда, куда хотел Михаил.
Ненависть переплавлялась в злость, ярость. Что за чертовщина происходит?! Ломаться вздумала, квантовая-как-ее-там-фигня?! Не с тем связались! Он, между прочим, кифэй! Хранитель, а это вам не шутки!
Он чувствовал, как накалялась кожа от его усилий. Тщетных усилий. От ярости и бессилия становилось душно. Жарко на ледяном ветру.
- Иди ко мне.
- Чтобы ты убил меня, как моего отца?
- Я не убивал твоего отца. Его и так зацепило, он был обречен. А еще он слишком долго говорил со мной. Я доставил его домой, но большего сделать не смог.
- Мне от этого не легче!
- Сделай так, чтобы это было не напрасным. Иди ко мне. Я научу.
- Чему?!
- Не спорь. Иди ко мне.
Сын повторяет путь отца, снова идет через нагромождения льдин, вдоль следа. И снова открывается черная полынья. Молодой мужчина упорно не желает опускаться вниз, пока лед под ним не вздрагивает от удара. Лишь после этого он опускается на колени, а потом и вовсе ложится. Из-под воды на него смотрят глаза Потана Северно-Ледовитого океана. В такой близости сопротивляться ему нет никакой возможности...
- Вставай. Вставай, Альфаир Магомед. Вставай, я кому говорю! Иначе с тобой будет то же, что и с твоим отцом.
Мужчина, лежавший у края пролома, встает: с огромным трудом, опираясь на дрожащие руки, сначала на четвереньки, и лишь потом на ноги. Его шатает – от слабости и ударов ветра.
- Все, уходи. Ты теперь умеешь это делать сам. Уходи, пока не стало поздно!
- Но надо же...
- Потом. Теперь ты знаешь, как меня найти.
Вокруг стоящей на ураганном ветру фигуры появляется бледно-голубое свечение. Оно разгорается все ярче и ярче, обретая оттенок лазури. Малыш Тун, крайне заинтересованный возможным пополнением к своему рациону, высунул нос из-за огромного тороса, чтобы тут же поспешно удрать прочь от этого непонятного по медвежьим меркам явления. Впрочем, и по людским меркам тут творится странное. В свечении начинает чувствоваться какое-то напряжение, кажется, еще чуть-чуть – и внутри лазури начнут поблескивать электрические разряды. А потом оно резко гаснет, оставив после себя пустоту. Мужчина, стоявший среди льдов, у края полыньи, исчез.
Дышать невозможно, давит на уши, глаза совершенно отказываются фокусироваться на чем-либо. Тело не слушается, будто сжато в тугом металлическом доспехе. И отчетливый металлический же привкус во рту. Ни черта не видно! Мо попытался моргнуть, с трудом, но получилось. Напряг зрение, и вдруг словно пелена спала с глаз, и они прозрели. Только вот мозг наотрез отказался обрабатывать открывшуюся картину.
Под ним расстилалась светло-серая равнина, озаряемая то тут, то там багровыми всполохами. Над ним было нечто черно-лиловое, что язык не поворачивался назвать небом. А в центре этого “неба” ворочалось и пульсировало, словно какая-то гигантская опухоль... “солнце”. Цвета, который был чернее черного – Мо это ощутил каким-то шестым чувством. Понял, что он просто не в состоянии различить истинный цвет “солнца”. И это было благо, потому что страшно Мо стало, как никогда в жизни. Он как-то враз понял, что находится в месте, которому он совершенно чужой. Он не может существовать здесь – тут он глух, слеп, он не может ни жить, ни дышать в этом. Рыбе на суше было бы комфортнее, человеку без скафандра в космосе было бы теплее. Почему он как-то еще был здесь – вот что являло собой огромную загадку. Но скоротечная конечность его пребывания в этом месте была абсолютно неизбежной – он это четко понимал.
