Стража (СИ) - Радин Сергей (книги онлайн без регистрации txt) 📗
— Стул один — нас трое, — сказал Славка.
Митька без слов сбегал на кухню за табуретками и не один раз, поскольку почувствовал обиду и протест: почему их трое, когда он согласился со всеми их условиями!
Маму предупредили, что у них важное дело, требующее особой сосредоточенности. Мама согласилась, что сосредоточенность — очень хорошая вещь при решении важных дел, и поинтересовалась, не помешает ли им Митька… Хорошо, что Митька оставался в комнате и не слышал её слов.
— Вадим, тебя что-то смущает? — спросил внимательный Денис.
— Я же в очках. Тебе показалось.
— Если заговорил об очках — значит, точно что-то есть. Выкладывай.
— Время. То меня торопят, то заставляют ко всему подходить не спеша. Мы не слишком щедро тратим время по мелочам?
— Без некоторых мелочей нам скорость не набрать, — не совсем внятно сказал Славка и сел первым за стол, вытянул вперёд руку раскрытой ладонью кверху. — Давай, отец Дионисий, приступим, помолясь.
— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий…
Денис сел напротив Славки, кивнул на табурет рядом и тоже вытянул руку, положив кистью на кисть Славки. Вадим неуверенно повторил все действия единомышленников. Страшнее всего закрыть глаза, становясь беспомощным. Он слышал молитву Дениса, произносимую вполголоса, на одной ноте; чувствовал его горячее запястье, на которое старался не давить, и до мурашек на коже ощущал себя беззащитным. Потом на его руку робко легла вздрагивающая от боязливости рука с отчётливым биением пульса на запястье. Вадим понял страх Митьки: вдруг прогонят? Ведь их трое — я один! Ведь они предупреждали. И лишь тогда Вадиму открылись две истины: он сидит к двери спиной, поэтому чувствует уязвимость; сейчас начнётся обмен информацией — получит ли её Митька? И нужно ли, чтобы получил?
Сначала ничего не было. Потом все, кроме Митьки, почувствовали движение в застывшем положении рук. Кроме Митьки, потому что именно он слегка сдвинул кисть, не совсем удобно лежавшую поверх остальных.
Четверо замерли в ожидании. Мысли произвольно расплывались, возвращаясь время от времени к соединению рук, снова и снова сосредотачиваясь на необходимости удерживать их в одном положении. Никто из четверых не знал, что затаённое дыхание всех вскоре стало дыханием единым.
Ещё одно движение сверху. Вздрогнул Митька, но глаз открыть не посмел. Кожа на его запястье вдруг треснула, набухшая от напряжения жилка лопнула, и тонкая струйка крови заторопилась вниз, холодя кожу каждого из четверых.
Неизвестно, как остальные, но Вадим сообразил, как-то изнутри, что Митьку тоже включили в… в игру. "Не надо! Пожалуйста, не надо! Он ещё маленький!"
Перед закрытыми глазами мелькнуло полустёртое лицо Августа Тимофеевича. "С Митькой вас не четверо — пятеро. Ты забыл о Ниро. Нужны ещё двое — закрыть круг семерых".
Не родители — понял Вадим, унимая бешено стучащее сердце. И всё равно Митька — пацанёнок ещё! Оставьте его в покое!.. Но мысленно крича и умоляя кого-то, уже понимал: поздно просить.
— Вадим, успокойся, — низкий голос напротив. — Из-за тебя не могу добиться чёткости. Успокой дыхание.
Но Вадим продолжал думать о Митьке, о том, в какой ад вошёл братишка так легкомысленно. И отчаянно плеснуло чёрной бесформенной рванью, и эта чёрная бесформенная рвань летела по пустынной дороге, а недалеко — Митька. И ветер подхватил чёрную рвань, сунулся в неё, и рвань пузато раздулась. И вдруг, как будто кто-то быстро вложил в неё камень, пузатая рвань шарахнулась к Митьке и туго облепила его лицо. Асфальт пошёл трещинами, из которых полыхнуло пламя и мгновенно расцвело на мычащем от недостатка воздуха Митьке.
Кто-то всхлипнул рядом.
— Вадим, не пугай мальчишку!
Огонь жрал Митьку, убийственно яркий в темноте, когда из этой темноты выдвинулась громадная тень и тенью-лапой прижала мальчишку к себе.
Потом из сгустившейся тьмы (пламя, разочарованно шипя, уползло в трещину) шагнул Денис со свечой в руках.
— Ты боишься. И твой страх, на основе прошлых впечатлений, моделирует будущее. Если не хочешь для брата такой судьбы, думай о розовом слоне. Думай. О розовом. Слоне. Погаси эмоции. Едва начинаешь бояться за Митьку, вспоминай розового слона. Или прислушивайся к пульсу. Считай его. Вот так. Митька, не реви. Всё это было в его воображении. Всё? Успокоился, Вадим? Тогда дай нам увидеть сны твоего Зверя.
23.
Он сидел на коленях, задом упираясь в жёсткие подошвы сапог из волчьих шкур. С мимикой Он ещё не умел справляться, потому-то нетерпеливо улыбался, запрокинув лицо к небу. Небо огромное, и Ему казалось, оно легло грудью на холм, куда Его привели. До сих пор Он воспринимал небо как некий потолок. В лесу потолок очень высокий, в деревне спускался пониже, а за кузней, которая метила границу между приткнувшейся к лесу деревней и степными холмами, небо обвисло.
Слепой поднял незрячие глаза и снова улыбнулся. Ему пообещали вернуть зрение, не полностью, правда. И не просто так, конечно, а за ответное обещание помочь справиться с каким-то чудовищем.
Старуха Меланья, которая взяла Его к себе сиротой и вырастила, часто говорила Ему сказки про чудища лесные, а однажды из того же лесу приволокла коряжину, дала Ему потрогать. На ощупь коряга была снизу бородатая, только бородёнка редкая и твёрдая, а сверху расходились три кривых сука, и старуха Меланья добавила, что ходит чудище на страшных косматых лапах. Слепой сразу вспомнил Меланьиного волка, который водил Его от дома старухи до кузни — и обратно и который в зимние морозы лез к Нему под сшитые шкуры погреться, и они спали в обнимку. С волком слепой чувствовал себя увереннее, хотя деревню и её окрестности знал сызмальства, заучил их крепко-накрепко, и даже до кузни Ему нетрудно дойти и без зверя.
Чудище о трёх головах да на мягких лапах очень интересовало слепого. Он даже, задумавшись, крепко сцепил почти негнущиеся от постоянной работы с молотом пальцы, но вспомнил и даже испугался немного, снова положил ладони врастопырку на колени и чуть втянул голову в плечи. Он очень боялся испортить проведение обряда.
И снова задумался. Длинный иноземец обмолвился, что чудище придёт в образе человеческом. Слепой иноземцу не очень поверил: зачем же называть человека чудищем? Уж лучше тогда колдуном-ведуном. Вон Скиф Всеслав — колдун-ведун. Его вся деревня боится, а боясь, боится и его богов. А ему того и надо. Слепой думал, что раскусил Всеслава давно, и всё благодаря своей слепоте. Всеслав не человек — думал слепой. Просто старые боги, от которых везде отвернулись, собрались однажды на заброшенном капище и слепили себе смотрителя, и получился Всеслав, волхв, похожий на всех своих богов сразу, как представлял это слепой. Похож Всеслав и на медведя в осень, заматеревшего, раскормленного, с загустевшей лохматой шерстью — слепой, будучи мальцом ещё, подошёл как-то к волхву со спины и ладошкой провёл от одного Всеславова бока до другого.
А иноземец длинный да гладкий. Он говорил как-то очень сверху, и голос его легко стекал вниз. Толмач, жавшийся к нему, заикался и запинался, переводя чудную речь. Слепому частенько хотелось, чтобы он вообще замолчал, потому что иноземец говорил и думал одно и то же, а слепой "видел", что он думает и говорит. "Видел" раньше, чем объявлял о том толмач.
Чу… Слепой насторожился. Ему показалось, что воздух, до сих пор состоящий из ленивых струек, широких течений и небольших водоворотов, дрогнул. Как будто Он по пояс стоял в ровной заводи лесного ручья, а неподалёку вдруг бухнулся в воду кто-то тяжёлый, и пошли от всплеска волны…
В незаконченном кругу шестерых, взявшихся за руки и лишь в одном месте, за Его спиной, не сомкнувших рук, Он чувствовал себя, как в маленькой избёнке без крыши и с открытой дверью. Но сейчас…
Ступни ног неожиданно засвербило от ясного желания немедленно встать и повернуться лицом туда, где двое не сжимали ладоней друг друга. И спину Его вдруг мучительно выгнуло, словно от нехорошего жёсткого взгляда.
