Ведьма и тьма - Вилар Симона (читать книги полностью без сокращений txt, fb2) 📗
– К нему. Как он тут?
Вот оно главное! Она слушала, как брали Преславу, сколько времени это заняло, а сама ждала, что же Свенельд про Калокира скажет. Но воевода считал, что важнее само событие, потому и описывал подробно.
Оказалось, что русы крепко увязли под Преславой, непросто было взять такой город, потому и осаждали ее долго. Святослав не пожелал дожидаться, пока город падет, и, оставив его в осаде, отправился усмирять тех комитов и бояр, которые еще не присягнули ему на верность. Осадой же доверил руководить Свенельду и патрикию Калокиру.
– Царь Борис со своими сторонниками укрылись во граде и решили сопротивляться до последнего, – рассказывал Свенельд. – Надеялись, что и мы, как пардус Святослав, не станем торчать под градом, да и печенегам не нравится так долго оставаться на одном месте, их манит легкая нажива. А тут… Ты погляди, какие стены, Малфрида! Сплошь тесаный камень, крюк «кошки» не за что зацепить! Византийские мастера град возводили, а они в строительстве цитаделей первейшие умельцы.
– Но ведь взяли же вы с князем когда-то крепость Саркел! – напомнила Малфрида об одной из побед Святослава в Хазарии. – И быстро взяли, как я слышала. А Саркел тоже ромеи строили.
Свенельд усмехнулся. Надо же, баба, а о войне здраво рассуждает. Крепость Саркел и впрямь считалась неприступной, недаром каган Иосиф после разгрома его столицы Итиля поспешил там укрыться.
– Видишь ли, Малфрида, вышло так, что Саркел мы брали не штурмом или измором, а в открытом бою. Каган Иосиф, последний правитель хазар, полководец был никудышный, вот сдуру и приказал своим войскам не оставаться под защитой укреплений, а выйти навстречу русам. Да и где ему было разбираться, как воевать! У хазар у власти всегда стояли двое: каган – особа священная и почитаемая, и бек-шад, который войсками управляет. Но к моменту подхода русских дружин к Саркелу того бек-шада наш Святослав уже разбил в бою. Иосиф же… Как я уже сказал, каган – особа священная, вот его и не посмели ослушаться, когда он повелел войскам выйти навстречу русам. Ну и полегли они все. Каган же, узнав про то, сам яд принял…
– Ладно, ладно, знаю я, что там было. А теперь вижу, что, несмотря на твои стенания, вы и Преславу смогли взять. И довольно о том. Скажи, где мой Калокир?
– Калокир, да… О, полюбовник твой тут отличился. Он ведь знал, что с царем Борисом из Константинополя прибыли сопровождающие его знатные люди – патрикий Никифор Эратик и настоятель Феофил, вот и решил попробовать с ними сговориться. Ромей с ромеем всегда найдет о чем потолковать, вот на это Калокир и рассчитывал. Он пробрался в город…
– Погоди, Свенельд, – перебила Малфрида. – Как он мог пробраться? Ты ведь говорил, что в город и муха не влетит…
– Да кто его знает, как он умудрился! – отмахнулся Свенельд. – Когда Святослав отправился брать Плиску, мы с Калокиром договорились, что я буду следить за предпольем у северных ворот, а Калокир – у главных, южных. Я в его стан не наведывался, вот и не знаю, как этот ловкач сумел проскользнуть внутрь укреплений. Правда, Инкмор рассказывал, будто бы Калокир забрался на стену по веревке, пока его люди отвлекали стражей на другом участке. Ну а пробравшись внутрь, херсонесец сумел отыскать посланцев Никифора Фоки. И уж как он их убедил, того не ведаю, да только пошли они на сговор с Калокиром. Их люди схватили и заперли царя Бориса, а прочим мятежникам было сказано, что они могут миром уйти из Преславы. Говорил же тебе – я севернее стоял станом и вдруг смотрю – на башне стяг Святослава с пардусом взмыл, ворота распахнулись! Глазам не поверил, но приказал отрядам войти внутрь и все разведать. Оказалось, что мятежники ночью покинули град через южные ворота, оставив нам Преславу и своего царя. Так что Калокир добыл победу для князя своими хитрыми увертками, а после еще следил, чтобы наши сильно горожан не грабили. Хорошо еще, что князь вовремя прибыл, обуздал и русов, и печенегов. Сказал – мой град. Окрестности – ваши, а столицу не троньте.
– Так он не пенял Калокиру, что тот мятежных бояр отпустил? – с тревогой спросила чародейка.
Свенельд похлопал ее по руке.
– Верно мыслишь, Малфрида. Многие тут болтали, что ромей хитростью все уладил, а славы в том никакой – так и не помстились мятежникам. Но Калокир и перед Святославом не падал на колени. Сказал: тебе нужен был град – он твой. И казна царская, и сам царь Борис у тебя в руках. А то, что ни строения, ни сокровищница, ни библиотека здешняя не пострадали, – это только к добру. Да что говорить, я и сам его поддержал, когда Святослав явился.
Свенельд поддержал Калокира? Малфриде это казалось странным. Хотя – оба они христиане, вот и стремились свои храмы и сокровища сохранить. И пусть Калокир уверяет, что он неверующий, Малфрида понимала: то, как его воспитали с детства, никуда не делось. Вот же они стоят – христианские храмы. Даже пение молитвенное можно расслышать…
Столица Болгарии, отныне принадлежавшая русскому князю, была не только обширнее крепости Доростол, но и много красивее. Высокие каменные дома, мощенные светлым камнем улицы, богато украшенные храмы. Дома знатных горожан привлекали внимание росписью, а за каменными оградами клонились к земле пышные ветви плодовых деревьев. Если после взятия в Преславе и были грабежи, то теперь все уже приведено в порядок и местные жители перестали опасаться завоевателей. Вот женщины на перекрестке набирают воду у фонтана, а русские витязи наблюдают за ними, но не задирают, а только порой пошучивают игриво. В кузнице мастер кует коня кому-то из воев, в другом месте раскупают свежий хлеб, и русы пробуют его, сравнивая со своим киевским.
Главная улица, по которой ехал Свенельд с Малфридой, вела к расположенному внутри городских укреплений дворцу болгарских царей. Город как будто и вырос вокруг дворца, ставшего центром и главной достопримечательностью столицы. Дворцовое здание было построено из светлого камня и мрамора, украшенные мозаикой арки обрамляли ряды окон, от центрального строения отходили портики галереи, крытые яркой черепицей.
Во дворе перед дворцовым крыльцом толпилось немало народу – как витязей-русов, так и местных болгарских бояр, из тех, что поспешили явиться к победителю на поклон. Причем прибыли они семьями, с многочисленными домочадцами, и теперь ждали, когда новый правитель их примет.
Свенельд помог Малфриде спешиться и указал в сторону опоясывающей дворец расписной галереи:
– Там он, красень твой ромейский!
Калокир стоял за массивными мозаичными колоннами в окружении каких-то веселых местных боярышень: смеялся, слушая их речи. А сам принаряжен – в лиловом переливчатом бархате, стан и плечи лором [80] перевиты, как у вельможи, густые черные кудри на лбу схвачены золоченым обручем, с которого вдоль висков ниспадают блестящие подвески. Ну, чисто царевич! И хорош-то как! Недаром все эти местные щебетухи вокруг него увиваются. А он смеется с ними, ручки пожимает.
Малфрида, ощутив укол в груди, крикнула нарочито грубо:
– Эй, Калокир-херсонесец!
Видела, как он повернулся, как посмотрел… А потом так и просиял. Оставил этих болтушек и к ней поспешил.
Малфрида поправила выбившуюся из-под головной шали прядь, топнула сапожком с налипшими комьями грязи. Калокир торопливо сбежал к ней по ступеням, и она увидела знакомое восхищение в его глазах… И сама навстречу кинулась. Обняла.
– Мой! Никому не отдам!
И через его плечо грозно сверкнула очами на следивших за ними с галереи боярышень. Что, остолбенели? То-то же!
Калокир мягко развел ее руки.
– Ну, что же ты так, прямо при всех, – сказал, отступая. – Здесь все иначе, чем у вас. Тут люди и осудить могут.
– Кто посмеет? Ты победитель, я твоя женщина. Кто осмелится судить?
Калокир рассмеялся.
– Ты, как всегда, своевольна и дерзка, Малфрида. Но раз назвала себя моей, то и веди себя как жена того, кто от всех требует почтения.
