Кристальный пик - Гор Анастасия (бесплатные полные книги TXT, FB2) 📗
— Не говорите ему. — Это было первое, что нам с Ллеу удалось разобрать из ее беспорядочного шепота, путающегося с хрипами и рыданием. — Не говорите, что стало с моим лицом.
Я не знала, о ком идет речь: о Гекторе, бродящем туда-сюда перед дверью с молотом в руках, коим он собирался отныне защищать Матти, коль хускарлы мечами защитить не смогли; или же о Вельгаре, сапфировый медальон которого Маттиола инстинктивно сжимала в другой руке, ломая ногти. Так или иначе, я дала Матти свое обещание, прежде чем мягко опустить на кровать ее обмякшую руку и выйти из комнаты, откуда уже вынесли все зеркала и вещи с отражающими поверхностями.
— Это был дракон.
Ллеу присоединился ко мне на балконе, когда вымыл руки в медном чане, где вода уже окрасилась в розовый, и сделал все возможное для того, чтобы Матти крепко уснула, не чувствуя боли. В этом ему помогло молоко из тех самых маков, на поле с которыми мы сейчас смотрели с высоты птичьего полета, забравшись по винтовой лестнице на самую вершину замка, где кроме оставшихся в живых богов больше никто и ничто не могло нас услышать.
От Ллеу все еще пахло горькими целебными травами, какими раньше пахло от моего отца — он покрыл ими, перетертыми в жмых, все лицо Матти, оставив воспаления успокаиваться под плотными повязками. Несомненно, Ллеу знал толк в исцелении плоти, потому и действовал там, в ее покоях, быстро и методично. Не колебался ни секунды, когда приказал Гектору с Солом принести ему ингредиенты из Безмолвного павильона (Кочевник тоже вызвался, но не смог прочесть составленный список), и отточенным движением вскрыл брюхо только что пойманному воробью, шепча нечто на языке, далеком от общего. В тот момент я впервые за долгое время услышала, как снова звенели колокольчики на его запястье, включая черный, ониксовый.
Кому бы Ллеу не поклонялся и к чей помощи бы не взвывал, главное, чтобы это сработало. Сейд в сочетании с лекарственными травами, несомненно, спасет Матти жизнь, но не ее красу. Именно этого Селен и добивался — избавил ее от того, на что она сама так часто жаловалась, избегая общества мужчин и разговоров с ними. Ведь он знал все, что знала я — значит, и то, о чем мы разговаривали перед моим уходом в Рубиновый лес. Знал о моей любви к Матти и извратил ее, превратив в наказание для нас обеих.
— Это был дракон, драгоценная госпожа, — повторил Ллеу. — Тот фергусовский воин умер от драконьих зубов и когтей. Я понял это, когда увидел вчера вечером, как старшая сестра Соляриса грызла табличку с руническим алфавитом, потому что не могла его выучить. Раны на лице Маттиолы точно такие же. Они тоже драконьи.
Голос Ллеу, сиплый и такой же изнеможенный, как его внешний вид после бессонной ночи, утонул в вязкой тишине утра. Впалые щеки поросли щетиной, волосы выбились из кос, а синяки под глазами были почти такими же лиловыми, как тот несменяемый плащ из замши, который он носил. На рукавах сохли коричнево-багряные пятна, и Ллеу, прислонившись к перилам рядом со мной, смял их в ладонях, чтобы не видеть.
— Дракон, значит… — повторила я эхом, глядя на светлеющий горизонт.
Нет, это не был дракон, но я не могла сказать Ллеу правду, потому что не смогла бы вынести укора, который наверняка встречу. Их схожесть с Матти и так резала меня без ножа, как резала и мысль, что я не смогла помешать Селену.
Придушила бы. Придушила бы голыми руками!.. Убила бы… Убью!
За дождевыми тучами, нависшими над Столицей впервые за лето, было почти не разглядеть рассвета. Небо будто оплакивало Матти и ее красоту. Дождь застучал по синим камням и черепицам, когда Ллеу неожиданно протянул мне круглую железную бляшку.
— Это называется компас, госпожа, — сказал он, и я вопросительно нахмурилась, разглядывая механические внутренности под выпуклой, будто неправильно выплавленной крышкой. Там вертелась медная стрелка, покрытая знакомым перламутром с неровными гранями. — Одно из изобретений драконов, которое мне удалось повторить. Я заговорил его. Это похоже на часы, только они не время указывают, а направление. Конкретно этот компас ведет к Старшему Сенджу.
Чешуя — вот чем была покрыта стрелка! Я сжала компас в костяной руке, и она застыла, указывая на восток, где, правда, распростерлось лишь Изумрудное море. Однако это уже было победой — получить если не след Сенджу, то вещь, что выведет нас на него. Второй шанс, которым я непременно воспользуюсь сразу после того, как воспользуюсь первым.
Как отправлюсь в сид, Надлунный мир, и вернусь оттуда с победой над очередной напастью.
— До моего возвращения ты будешь принимать все решения касательно Круга и туата Дейрдре, — сообщила я Ллеу и, увидев, как удивленно вытянулось его лицо, пояснила: — Считай, что это проверка. Береги мои земли, как зеницу ока, Ллеу. В этот раз точно лишишься головы, коль допустишь те же вольности, что в прошлый. А когда Матти оправится… Помнишь свое предложение?
— Которое? — уточнил Ллеу осторожно. — Использовать сейд против мятежных ярлов?
Я кивнула.
— Используй. Уничтожь их. Война должна закончиться любой ценой, и мне уже неважно, чего это будет стоить.
— Слушаюсь, драгоценная госпожа.
Семь дней. Столько времени до конца летнего Эсбата у нас осталось после того, как весь прошлый день я провела возле Матти, не в силах преступить сестринский долг ради королевского. Солярис отнесся к этому с пониманием: не торопил меня, не дергал и не напоминал об отмеренном сроке. И хотя даже Столица больше не праздновала, пораженная гнилью и отчаянием, я все равно чувствовала, как утекает сквозь пальцы тонкое время — то время, когда граница между мирами стирается настолько, что даже живые и несведущие могут пересечь ее. Нужно было спешить, но прежде…
— А что мне за это будет? — Хагалаз улыбалась от уха до уха, невероятно довольная, что просьба, с которой к ней обратились, требовала от нее так много сил, что в ответ она могла потребовать так же много богатств.
Хагалаз важно расхаживала по кромке Рубинового леса туда и обратно, но за черту его, выложенную сухими красными листьями, не заступала. Балансировала на самой грани, качая в руках белую мурчащую кошку, и их глаза — белые и золотые, — смотрели на меня с одинаково игривым выражением.
Я догадывалась, что Хагалаз только этого и ждала, еще со вчерашнего дня. Иначе покинула бы она свою хижину и явилась ко мне на зов столь легко? Я-то ведь всего лишь дернула синюю нить из волчьей шерсти на мизинце, сосредоточенно вглядываясь в неказистые лесные тени, как вскоре одна из них отделилась и обрела человеческие формы. Кажется, это не заняло больше пяти минут.
— Прялка новая, — предложила я, припоминая косое, едва крутящееся колесо, которое даже мою нить с трудом натягивало, что уж говорить о плотном шерстяном куделе. Неудивительно, что Хагалаз и одно покрывало никак допрясть не может — оно висело еще с прошлой зимы. — И ткани. Любые. Все, что хочешь, доставят тебе к кромке леса. Зерно, вино, инструменты… Чего еще для жития вёльве может не хватать?
— Водяной мельницы, — вдруг сказала Хагалаз, и хотя в глазах у нее было белым-бело, как в снежную пургу, искра радости осветила их. — И пары крепких работяг, которые ее построят да хижину мне подлатают. Найдутся такие смельчаки в замке Великой королевы, которые пару недель в чертогах одичалой вёльвы провести не струсят, а?
— Найдутся, — кивнула я с уверенностью. В конце концов, не было ничего, с чем Гектор отказался бы мне помочь, а уж второго плотника ему в помощники найти труда не составит — нужно всего лишь золото или палач с топором. — Будут тебе и работяги крепкие, и мельница водяная.
— И ткани! Много тканей. Красивых, ярких, дорогих! Два… Нет, три сундука! Вместе с самопрялкой и новеньким веретеном. Смотри, никто тебя за язык не тянул, принцесса!
Я улыбнулась уголками губ и кивнула, низко опустив голову в знак согласия. Тканей в моем шкафу было пруд пруди, от шелка из Ши до белоснежной овчины, и мне ничего не было жалко отдать за то, чтобы жители Столицы могли спать спокойно в мое отсутствие. Чтобы ни одна вражина не подобралась и близко к моему дому, но чтобы Увядание не покинуло его пределы и не затронуло фермерских селений и угодий звероловов. Именно об этом пообещала мне позаботиться Хагалаз в обмен на все свои прихоти, и ее зычная песнь, догнавшая меня на середине макового поля по возвращении в замок, закрепила наш уговор.