Путница - Громыко Ольга Николаевна (е книги txt) 📗
Самое время вернуть великому тсарству прежние границы.
Только называться оно будет уже не Савринтарское. Белокосые упустили свой шанс. Двадцать лет назад, когда Витор Суровый был просто Витором Первым, он сдуру предложил саврянскому тсарю снова объединиться – благо дети подрастали – и навсегда покончить с войнами. Тот обещал подумать – и думал целых три года, втайне готовя удар в спину.
Иртан, первенец… Умный, серьезный, решительный, прирожденный правитель… Мальчику было всего пятнадцать лет, когда он в знак доброй воли отправился с посольством в Саврию, якобы подписывать предварительное соглашение… Как он гордился этим поручением, таким важным и ответственным, первым в жизни… и последним.
Труп не узнала даже мать. И с того дня не узнавала никого вообще.
Нет уж, теперь это будет не объединение, а поглощение. Вырезать всех, кто окажет сопротивление, позволить тсецам грабить и жечь сколько их душе угодно, а уцелевших саврян лишить всяких прав и обложить непомерными налогами, чтобы передохли с голоду, как крысы, или разбежались по соседним тсарствам и степям. А саврянская знать украсит собой заточенные вешечные столбы от одной столицы до развалин другой. Вместо шапок.
Да, жестоко, недальновидно, нерачительно. Ничего. В Ринтаре полно бедняков, пообещать каждому по даровому наделу и корове – живо опустевшие земли заселят. И пускай пройдет несколько лет, прежде чем они начнут приносить доход, зато саврянская речь на них больше звучать не будет.
Неправда, что все войны ведутся из-за денег. Месть – тоже неплохой повод.
– Наконец-то, – брюзгливо заметил тсарь, глядя на скрипнувшую, но так и не открывшуюся дверь. – Заходи-заходи, не прячься.
– Не хотел тревожить покой вашего величества. – В зал с поклоном вошел невысокий, улыбчивый и недотепистый с виду толстячок, заподозрить в котором начальника тайной стражи смог бы разве что путник.
– Ты его нашел – или опять будешь отвлекать мое внимание разной ерундой?
– Ну если ваше величество полагает ерундой последние сведения о саврянских оружейных закупках… – обиженно поджал губы толстячок, став невероятно похожим на хозяина кормильни, к готовке которого придирается капризный гость. Собственно, с кормильни Кастий Белоручка и начинал, да и нынче ее не забросил: переложил на плечи племянников, появляясь там в свободное время и для души готовя блюдо-другое. Об основной его работе почти никто не знал, и не раз бывало, что захмелевший гость выкладывал отзывчивому кормильцу сведения, за которыми уже месяц охотилась вся тайная стража.
– Короче, не нашел, – презрительно заключил Витор, отворачиваясь к окну. Из городских ворот выезжали телеги с весчанами, согнанными на стройку. Их сопровождал верховой отряд тсецов, цепочкой растянувшийся по бокам обоза, чтобы дурные мужики, не понимающие своего счастья, не дали деру.
– Нет, ваше величество, – с искренним огорчением признался начальник стражи. – Но одна зацепка есть, мы как раз над ней работаем.
– Какая?
– Не хочется вводить ваше величество в заблуждение, если мы идем по ложному следу, – почтительно, но непреклонно поклонился Кастий.
– Так иди и ищи настоящий! – вспылил тсарь, швыряя подсвечник на пол. Железо гулко столкнулось с мрамором, по залу раскатились кусочки воска. – Зачем я тебе вообще плачу, дармоеду?!
Толстячок вежливо промолчал. Родная кровь – это вечные проблемы. Страдаешь то за нее, то из-за нее.
Витор сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, унимая громкий лихорадочный стук в груди, временами переходящий в боль. Не хватало, чтобы еще и сердце его предало – и это когда он стоит на пороге исполнения мечты всей своей жизни!
Отлегло.
– Ладно, – ворчливо сказал тсарь, отнимая руку от груди. – Пошли, покажешь свои записи.
Кастий, за годы службы изучивший своего хозяина лучше, чем он сам, невозмутимо кивнул.
– И сделай что-нибудь с крысами, – по пути брезгливо добавил Витор. – Воняет, как у бедняка в сенях.
– Постараюсь, ваше величество, – со вздохом согласился начальник стражи. Если выполнить первое тсарское поручение у него еще были шансы, то против голохвостых тварей – ни единого.
– Никого я не убивал! – так уверенно возразил Жар, что даже Рыска поняла: врет.
– Да-а-а? – нехорошо ухмыльнулся Альк. – Что ж ты тогда всякий раз вздрагиваешь, когда этого гонца поминают?
– Ничего я не вздрагиваю! – Жар затравленно огляделся, но вокруг было только поле, тусклое и унылое. Отвлечь внимание спутников нечем, спрятаться негде.
– А почему из города рванул, как олень от лесного пожара? – неумолимо продолжал допрос саврянин. – Даже никого за домом приглядеть не попросил, так все и бросил?
– У меня где сумка, там и дом!
– А комнату тебе кто переворошил?
– Откуда я знаю?! Может, дружки моей последней девчонки, я ее со скандалом за дверь выставил. Вот они из мести и… Чего ты вообще ко мне прицепился? – попытался перейти в атаку Жар. – Какое твое крысиное дело?!
– Это ты ко мне прицепился, – с оскорбительной ленцой отбил удар Альк. – Ты ж меня терпеть не можешь, так почему плетешься за нами, как собачонка на веревочке, только зубами для вида щелкаешь?
– Не к тебе, а к Рыске! Разве я могу ее бросить, да еще наедине с тобой?! – Жар натянуто улыбнулся подруге. Рыска его не поддержала – продолжала глядеть так, будто впервые увидела.
– Три года назад тебе это не помешало, – иронично напомнил Альк.
– Так то совсем другое дело! Я же видел, что ей на хуторе лучше, вот и…
– Лучше?! – На глаза девушке навернулись слезы. – Так ты и не собирался за мной возвращаться?
– Рысь, но ты же такая… домашняя, – спохватившись, принялся неловко оправдываться Жар. – Ты всегда тихая была, застенчивая, а город… ну это город! И ты же сама сказала, что тебе в нем не нравится!
– Ради тебя я бы потерпела!
– Дело не в том, что пришлось бы терпеть тебе, – снова безжалостно вмешался саврянин, – а в том, что пришлось бы терпеть ему. Воровать, например, бросить. Работать научиться. И сейчас он не любимой подружке помогает, а свою шкуру спасти пытается. А меня терпит, потому что хоть я и сволочь, но со мной безопаснее. Ну и на сто монет все еще рассчитывает.
– Неправда! – уже по-настоящему возмутился Жар, стискивая кулаки. – Да, я случайно влип в одно тухлое дельце! Да, я хотел удрать из Макополя! Но если бы не Рыска, то просто переехал бы в другой город и пересидел бурю в норе, а не ввязывался в передряги с путниками. Не задирай нос, крыса, твои проблемы не меньше моих, так что без разницы, под какой из двух сосен от молнии прятаться! А что до денег – я охотно заплатил бы кому-нибудь двадцать монет за удовольствие поглядеть, как тебе в задницу засунут остальные восемьдесят!
– А сто двадцать ты у меня вымогал, чтобы и себе что-нибудь осталось? Или заплатить тридцать за девяносто? – поинтересовался Альк, всем своим видом показывая, что не верит ни единому слову вора.
– Прекратите немедленно, оба! – внезапно рявкнула на них Рыска.
Саврянин удивленно приподнял брови: он-то ожидал, что весчанка разревется или подхлестнет корову, удирая от горькой правды. Жар тоже оторопел и позабыл глумливый ответ, как можно распорядиться ста двадцатью монетами, чтобы саврянин возненавидел золото до конца своих дней.
– Ты, – ткнула в Алька пальцем девушка, – прекращай наговаривать! А ты, – Рыска повернулась к Жару, лицо у нее было румяное и сердитое, – прекращай врать! Хватит, надоело!
– Ого, – уважительно сказал Альк, – да у нашей Рысочки никак прорезались коготочки!
Девушку этот успех тоже смутил, и она уже тише повторила:
– Стыдно должно быть – взрослые мужики, а обзываются друг на друга, как мальчишки! Жар, а ну живо рассказывай, что там у тебя с гонцом?!
Парень тяжко вздохнул, сунул руку под шапку и поскреб затылок.
– Не убивал я его, – с досадой сказал он. – Хольгой клянусь! Так… поболтали чуток. Мы с ним в тот вечер в одной кормильне сидели. Я у самой двери, он в углу. Пили себе варенуху, никому не мешали, а потом какой-то крысеныш из благородных приперся, с двумя «цыпочками» из дорогих. Мол, желаем здесь кутить, что значит – свободного стола нету?! И золотую монету на пол швыряет. Ну кормилец и взмолился: «Мужики, сядьте за один стол, а я вам еще по кружечке принесу, за счет заведения!» Ладно, думаю, какая разница, где пить? Пересел. Сосед нормальный оказался, разговорились. Оказывается, тсарский гонец, из столицы едет, везет какие-то бумаги в приграничье. Третий день в седле, устал как собака, но отдыхать некогда: вот допьет – и снова на корову, сменная уже у крыльца стоит. Я ему тоже наплел что-то, не помню уже – для меня-то дармовая кружка третьей была. Тут к столу какой-то тип подходит. «Господин, – говорит, – у меня для вас дурные вести. Выйдем на щепочку?» Гонец побледнел, извинился, встал и вышел. Ну, думаю, и мне засиживаться нечего. Расплатился и ушел. А утром узнал, что убили его.
