Хранитель драконов - Хобб Робин (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
— И ценнее всего жизнь ребенка, — отозвался подошедший отец Тимары, остановившись за спиной у старика.
Отец спустился, чтобы встретить их после торгового дня. Он только что вернулся из кроны, и его одежда пропахла корой и была испятнана соком листьев от лазания по ветвям. Тимара уже вышла из того возраста, когда детей носят на руках, но отец подхватил ее и понес прочь, к выходу с рынка. Короб на другом его плече был наполнен до половины. Мать поспешно свернула циновку вместе с нераспроданным товаром и побежала за ними по дорожке.
— Старый ханжа! — прорычал отец. — Хотел бы я знать, сам-то он отрабатывает то, что съедает? Как ты могла позволить ему так говорить о Тимаре?
— Он торговец, Джеруп. — Мать оглянулась почти со страхом. — Нельзя оскорблять его или его семью.
— О, торговец! — Голос отца был едким от притворного благоговения. — Человек, рожденный для богатства и привилегий. Он заслужил свое место точно так же, как любой старший ребенок: оказался достаточно умен, чтобы первым появиться на свет из чрева подходящей женщины. Или я не прав?
Мать запыхалась, пытаясь угнаться за ним. Отец был невысоким, но жилистым и сильным, как большинство сборщиков. Даже с Тимарой на плече он легко шагал по мостам и взбирался по лестницам, обвивающим толстые стволы деревьев. А мать, нагруженная лишь циновкой, едва могла держаться вровень с ним.
— Он видел ее когти, Джеруп, черные и изогнутые, как у жабы. Ей только одиннадцать, а чешуя у нее уже как у тридцатилетней женщины. Он видел перепонки у нее на ногах. Понял, что у нее это с самого рождения, и его оскорбило то, что ты решил оставить ее. И он не единственный, Джеруп. Он просто достаточно стар и заносчив, чтобы сказать об этом вслух.
— Слишком заносчив, — резко ответил отец и снова прибавил шаг, оставив мать позади.
В тот давний вечер Тимара сидела одна на крошечной веранде, водя пальцами по пробивающимся усикам бахромы вокруг нижней челюсти. Подтянув колени к груди, она время от времени сгибала соединенные перепонками пальцы ног, рассматривая толстые черные когти на их кончиках. В доме царило молчание — то самое молчание, которое сильнее всего выражало гнев матери. Отец сбежал от этого молчания, отправившись на вечерний торг выменять что-нибудь на плоды сегодняшнего сбора. Если бы мать что-то говорила, можно было бы спорить, однако ее молчание было непререкаемым. Оно заставляло вновь и вновь вспоминать слова старика, эхом звучавшие в голове Тимары. Вокруг нее шуршала и кипела жизнью древесная крона. Листья колыхались на ветру. Блестящие насекомые ползали по коре или перепархивали с одной веточки на другую. Почти бесцветные ящерицы и яркие лягушки или куда-то спешили, или просто сидели, греясь на солнышке и наслаждаясь жизнью. Живая красота родного леса окружала девочку. Тимара взглянула поверх своих когтистых ступней в сумрачную дымку над болотом, ограничивавшую ее мир снизу. Отсюда земли не было видно. На более толстых и надежных ветвях сгрудились прочные дома богатых людей, разгоняя желтым светом окон подступающую ночь. В этом тоже была красота жизни.
Тимара попробовала представить, каково было бы жить где-то в другом месте, в каком-нибудь городе, где дома построены на земле и яркий горячий солнечный свет достигает почвы. Место, где земля твердая и сухая и люди сажают в нее растения и путешествуют верхом на лошадях, а не плавают на плотах или лодках. Наверное, так выглядит Удачный: там держат огромных животных, чтобы запрягать их в повозки на колесах, и ни одной настоящей даме и в голову не придет залезть на дерево, не говоря уж о том, чтобы прожить на этом дереве всю жизнь. Тимара думала об этом сказочном городе и попыталась вообразить, как сбежит туда, однако эта мысль ушла так же быстро, как и пришла. Жители Дождевых чащоб редко посещали Удачный. Даже те из них, кто не был сильно отмечен чащобами, знали, что их внешность привлекает внимание. Если бы Тимара когда-нибудь попала в Удачный, ей пришлось бы все время ходить закутанной и прятать лицо. И даже тогда люди глазели бы на нее и гадали, что она прячет под вуалью. Нет. Это не та жизнь, о которой стоило мечтать. И как ни сильно было воображение Тимары, она не смогла представить другое — красивое или даже обычное — лицо или тело, которые ей бы подошли. Она вздохнула.
А затем, как ей показалось, она просто слишком низко наклонилась вперед. Помнилось, что в первый миг к ней пришел странный восторг. Она раскинула руки и ноги, ловя проносящийся мимо ветер, и едва-едва не взлетела. Но потом первая ветка хлестко ударила ее по лицу, а затем другая, более толстая, врезалась в живот. Девочка изогнулась вокруг этой ветки, хватая ртом воздух, но соскользнула и упала спиной на нижнюю ветвь. Удар пришелся по пояснице, и Тимара закричала бы, если бы могла вдохнуть. Ветвь подалась, а потом спружинила, подбросив девочку вверх.
Инстинкт спас ей жизнь. Следующим препятствием в ее падении оказалось сплетение тонких веток. Тимара уцепилась за них руками и ногами, и они качнулись вниз под ее весом, давая ей время ухватиться покрепче. Здесь она и висела, живая, но ничего не соображающая. Сперва она хватала воздух ртом, потом тяжело дышала и наконец начала беспомощно всхлипывать. Она боялась предпринять попытку найти более надежную опору, боялась открыть глаза и поискать какой-нибудь выход из положения, боялась подать голос и позвать на помощь.
Прошла целая вечность, пока ее нашел отец. Он спустился на веревке и, когда смог до нее добраться, крепко привязал ее к себе, а потом осторожно обрезал тонкие ветки, которые Тимара отказывалась отпустить. Опасность миновала, но она не выпускала из рук эти пучки и не разжала пальцы, пока не уснула.
На рассвете отец разбудил ее и взял с собой на дневной сбор. С тех пор она каждый день ходила с ним. Сейчас, когда Тимара подумала об этом, в голове возник вопрос, от которого девушку пробрал озноб. Сделал ли отец это потому, что считал, будто она пыталась покончить с собой? Или потому, что думал, будто ее столкнула мать?
А может быть, мать действительно ее столкнула?
Тимара попыталась вспомнить миг перед падением. Отправило ли ее за край веранды чье-то прикосновение? Или же собственное отчаяние швырнуло ее вниз? Она не могла решить. Проморгавшись, девушка решительно отказалась от попыток что-либо припомнить. Истина уже не имела значение. Это случилось с ней несколько лет назад, вот и все. Было и прошло.
Девушка ощутила, как прогнулась ветвь, на которой она сидела, а потом почувствовала запах отцовской трубки. Пробравшись по ветвям, Джеруп сел рядом с дочерью. Не глядя на него, Тимара заговорила:
— Она что-нибудь еще сказала про это предложение?
— Нет. Но я спускался на нижние ветви, и Геддер и Синди спрашивали меня, какое решение ты приняла. Я подозреваю, что твоя мать похвасталась перед Синди до того, как поговорила с нами. Это плохое предложение, Тимара. Оно не для тебя. Как твоей матери могло прийти в голову, что ты его примешь! Это работа не просто грязная и тяжелая, она еще и смертельно опасная. — Отец хмурился. По мере того как нарастал его гнев, речь становилась все быстрее. — Я уверен, ты слышала разговоры. Совету порядком надоело тратиться на кормежку драконов. Тинталья давным-давно перестала выполнять свои обязательства по сделке, а вот нам все еще приходится платить налог для найма охотников или, хуже того, привозить скот, чтобы накормить драконов. И конца этому не видно, поскольку все слышали истории о долгожительстве драконов, а любому ясно, что эти драконы никогда не смогут сами добывать себе еду. Пока здесь был Сельден от торговцев из семейств Хупрус и Вестрит, он успокаивал Совет, обещал, что Тинталья и ее черный дракон в конце концов вернутся и помогут нам. Ну и пугал немного — утверждал, что если о драконах начнут плохо заботиться или будут вести себя с ними жестоко, то Тинталья наверняка разгневается. А потом Сельдена отозвали обратно в Удачный. Старшие Рэйн и Малта Хупрус высказывались в защиту выводка, однако их сила убеждения не так велика, как у юного Сельдена. Весь город устал от орды голодных драконов, обитающих поблизости, — и кто может нас в этом винить? Но вот сейчас Совет впервые услышал предложение о том, как можно избавиться от этой обузы. Собрание было закрытым, но слухи просачиваются сквозь любые двери. Один рассерженный член Совета заявил, что у драконов нет будущего и что было бы милосерднее прекратить их жалкое существование. Как только заговорила торговец Полек, торговец Лорек обвинил ее в намерении сохранить тела драконов и продать их. По слухам, герцог Калсиды предлагает безумные деньги за целого дракона — живого или засоленного, все равно, — и меньшие суммы — за отдельные части драконьих тел. Известно, что у Полсков дела в последнее время идут плохо, и они могли бы соблазниться подобным предложением. Ходят слухи, будто одного дракона уже отманили от стада и убили, чтобы продать по частям. Доподлинно же известно только о его исчезновении. Кто-то из Совета клялся, что это дело рук калсидийских лазутчиков, другие подозревали своих же сотоварищей, однако большинство сошлось во мнении, что убогая тварь просто заблудилась и издохла. Поэтому Полек продолжала твердить, что драконы ведут жалкий образ жизни и милосерднее будет их убить. Лорек спросил его, не боится ли она, Полек, что Тинталья поступит столь же «милосердно» с Трехогом. Потом еще кто-то из Совета вспомнил о предложении продать драконов, которое мы получали от богатых аристократов и даже городов — мол, это будет лучше и разумнее, чем убивать ценных тварей. Этот человек предложил разослать объявления вероятным покупателям с описанием цвета и пола каждого дракона и тем, кто назовет самую высокую цену, продать их. Дюйя, советник от татуированных, резко возразила. Она из тех, кто способен понимать речь драконов, и сказала, что драконы умеют думать и говорить, а значит, они не животные, чтобы пускать их с молотка. Другие торговцы заявили, что драконы, конечно, не просто животные, но что Дюйя относится к ним слишком серьезно — мол, тварей, которые могут общаться только с некоторыми людьми, а не со всеми подряд, нельзя считать за равных нам. И пошло-поехало… Кто-то поинтересовался, следует ли тогда считать неполноценными людьми тех, кто говорит на чужих языках. А кто-то на это ответил, что калсидийцев-то уж точно следует. Тут все засмеялись, забыли о распрях и стали уже всерьез решать, что делать с драконами.