Вавилонский голландец - Гарридо Алекс (читаемые книги читать .TXT) 📗
– Ясно, – отозвался он, выпрямляясь надо мной, поджимая губы и скучно обводя взглядом горизонт, как бы в поисках опровержения моих слов. Но поскольку опровержения не последовало, он вздохнул. – Меня зовут Анадион Банакер, – сказал он.
– Вы капитан? – уточнил я зачем-то. Меня совершенно не это в данный момент интересовало.
– Библиотекарь, – неприятным тоном отрезал Анадион Банакер.
Матросы все были заняты на корабле каким-нибудь делом, но большая часть этих дел происходила в той части судна, где находился я. Неожиданно мне стало неприятно, что я вот так лежу, да еще в испаряющейся под солнцем луже, а кругом ходят люди. Поэтому я сел и потихоньку переполз на более сухое место, а лужа осталась испаряться без меня.
– Позвольте мне, в свою очередь, узнать ваше имя, – продолжал библиотекарь.
– Филипп Модезипп, – сообщил я. – Во всяком случае, так утверждал мой отец. Сам я в этом периодически сомневаюсь.
– Я постараюсь запомнить это, – кивнул библиотекарь. – А по какой причине у вас перечеркнуто лицо?
Я потрогал свои лоб и щеки. Я так привык к этой метке, что давно уже не обращал на нее внимания.
– Видите ли, – проговорил я, стараясь, чтобы мой тон оставался вежливым, – у вас, например, лицо вообще не там, где ему положено быть, однако же я не задаю вам неделикатных вопросов.
Матросы поблизости разразились хохотом, и один из них, очевидно полагая свой жест верхом остроумия, принялся хлопать себя по парусиновой заднице. Анадион Банакер счел себя выше этих грубых намеков.
– Не будет ли неделикатным с моей стороны спросить, – заговорил библиотекарь, когда смешки поутихли, – где же, по-вашему, должно располагаться мое лицо?
– На животе, – ответил я и для большей наглядности обвел пальцем круг у себя на животе. – Вот здесь. Это и удобно, потому что рот непосредственно соприкасается с желудком, что значительно упрощает пищеварение. В свою очередь, процессы, происходящие в желудке, лучше воспринимаются органами осязания и усиливают удовольствие от поглощения пищи. К сожалению, я в силу особенностей моей расы лишен этого преимущества…
– Поэтому вы и перечеркнули свое лицо? – поинтересовался, отбросив всякую вежливость, Анадион Банакер.
– Это сделал мой добрый хозяин, – объяснил я. – Из милости и в качестве напоминания.
– Татуировка? – продолжал он допытываться.
– Несмываемая краска, – сказал я. – Со временем, если ее не обновлять, она смоется.
Две синие полосы шириной в два пальца пересекали мое лицо крест-накрест – в знак того, что физиономия, размещенная в неправильном месте, «не считается». Аннулируется. На животе, справа и слева от пупка, у меня были нарисованы глаза, но я редко их обнажал.
– Что ж, более или менее это понятно. – Анадион Банакер пожевал губами в задумчивости и тотчас же задал новый вопрос: – Вы, разумеется, грамотны?
Я пожал плечами. Это можно было истолковать как «да» и как «нет». Анадион Банакер предпочел «да».
– Я так и думал, – молвил он. – Вы поступаете ко мне на службу.
Я не мог скрыть удивления. Насколько может быть велика библиотека на корабле, если здесь имеется специальный библиотекарь, которому к тому же позволено завести помощника?
– Она огромна, – заверил меня Анадион Банакер, опять без труда угадав невысказанный мой вопрос. – Гораздо больше, чем вы в состоянии вообразить.
«Таласса», – подумал я с внезапно подступившей тоской. А когда тоска отхлынула, я снова услышал голос библиотекаря:
– …И поскольку у вас имеется шлюпка, вы сможете заняться свободным поиском. Иногда, знаете ли, мы получаем заказы на определенные книги. Выполнить эти заказы мы не можем, а не выполнить – не можем себе позволить, если вы понимаете, о чем я толкую. Сетью мы вас обеспечим.
Я кивнул:
– Разумеется, я согласен.
– Но вашего согласия я не спрашивал, – удивленно промолвил Анадион Банакер. – Мы ведь спасли вас. Вы теперь целиком и полностью принадлежите нам. У вас нет выбора.
– Еще я могу прыгнуть за борт, – буркнул я.
Клянусь отделением головы от тела, это был самый унылый и вялый бунт из всех возможных. Анадион Банакер даже не обратил на него внимания.
– Спускайтесь сейчас к Константину Абэ, – приказал Банакер. – Он введет вас в курс дела. Позвольте вашу руку – я помогу вам встать.
Опираясь, а точнее сказать, наваливаясь на локоть Банакера, я доковылял до люка и по крутейшему трапу спустился в трюм. Банакер вел меня сквозь темное корабельное брюхо, где пахло так, словно мы очутились внутри старой бочки с парой забытых огурцов. Знаете, такие огурцы, поросшие пушистой плесенью и оттого похожие на гусениц? У некоторых людей такие брови.
У меня имелись наготове два вопроса. Они катались, как шарики, на кончике языка; будь я животоглавцем, я легко бы проглотил эти вопросы, – кстати, одна из причин, почему животоглавцы по большей части вежливы и молчаливы, – но поскольку язык мой болтается на воле и я не умею прятать его в желудке, то и вопросы соскочили с него один за другим:
– Как же вы храните книги в такой сырости?
– А этот Константин Абэ – первый помощник библиотекаря?
Анадион Банакер приостановился и пристально посмотрел на меня в темноте. Его взгляд был таким выразительным, что я уж и не ожидал словесных ответов, но библиотекарь все же проговорил, и притом довольно мягко:
– Разумеется, книги хранятся в другом месте.
– Мне не требуются два помощника, вы – единственный; а господин Абэ – корабельный кок.
И еще он прибавил:
– Мы пришли.
Константин Абэ при виде меня оглушительно расхохотался. Я недоумевал – что в моей внешности могло вызвать у него столь неумеренный приступ веселья, – до тех пор, пока Абэ не произнес:
– И опять небось грамотный?
Я пожал плечами. У животоглавцев этот жест выражает чрезвычайно широкий спектр самых различных чувств, от язвительного недоумения до искреннего сочувствия. Отчасти функции мимики переложены у животоглавцев на плечи – в самом прямом смысле слова; поскольку их лица, находящиеся на животе, своими гримасами показывают преимущественно фазы пищеварительного процесса и его состояние.
Анадион Банакер сухо произнес:
– Да. Грамотный. Как всегда.
И вышел, закрыв за собой дверь.
Я осматривался в тесном, качающемся помещении, в чьи стены безнадежно стучали сырые кулаки моря.
Здесь было жарко, влажно и захламлено. Обилие бочонков с припасами уничтожало всякую надежду на скорое завершение путешествия, каким бы нежелательным и тяжким оно ни было.
– Грамотные-то хужей котлы чистят, – крикнул, обращаясь к закрытой двери, Абэ и напоследок хохотнул еще разок. Затем он стал серьезен и уставился на меня. – Что это у тебя с рожей? – осведомился он. – Болезнь? Заразная?
Я сказал:
– Нет.
Удовлетворившись этим ответом, Константин Абэ сунул мне в руки засаленную тряпку и кивнул на котел:
– Вычисти.
Я посмотрел на тряпку и произнес:
– Я – помощник библиотекаря, господина Банакера.
– Ну да, – кивнул Абэ, – он ведь сам мне об этом сказал. Твоя служба началась. Не рассчитываешь же ты плавать на нашем корабле за просто так? Мы пассажиров не берем.
Ни к одному человеку на свете я не испытывал такой ненависти, как к Константину Абэ. Он был невысок ростом, худощав, с абсолютно лысой головой, которую смазывал маслом так, что она отбрасывала блики на стены. Цвет его кожи был желтоватый, разрез глаз неопределенный: они были раскосыми, но без изысканного тяжелого века, которое отличает азиатов. Просто криво вырезанные в желтой коже глаза. И еще они почти никогда не моргали.
Готовил он из рук вон плохо, и все матросы его ненавидели. Изрядная толика их ненависти приходилась теперь и на мою долю. Поначалу меня это удивляло.
В первый же вечер, утомившись от противной и тяжелой работы, я выбрался на палубу и растянулся под звездами, рассчитывая немного отдохнуть. С той же, очевидно, целью туда явились трое матросов, и один сразу же раскурил на редкость вонючую сигару. Не сомневаюсь, что он купил ее на честно заработанные деньги, потому что украсть такую гадость не пришло бы в голову даже такому наивному человеку, как я.
