Каменный Кулак и охотница за Белой Смертью - Кууне Янис (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Однако наверстать недосып им не удалось. Восток еще только начал голубеть, когда они подъехали к порогам, которые не усмирили даже Снеженьские [173] холода. Шум катящейся воды был слышан издалека. Но не он разбудил Волькшу и Олькшу. Это сделал княжеский гонец, потребовав, чтобы они вываливались из саней и помогли коню тащить их вверх по прибрежному холму, который надвое разрезала могучая река.
– Скорая [174] Горка, – сказал Година, слезая с саней вместе с парнями: – Сюда окрестные охотники приносят на продажу меха. Пройдя пороги, варяги и другие гости пристают здесь к берегу, чтобы дать отдых гребцам.
Возле Ладони не было таких возвышенностей, так что тамошняя детвора зимой каталась с едва приметных пригорков. Увидев накатанную окрестной ребятней ледяную дорожку, Волькша не удержался и скатился по ней вниз и дальше на две сотни шагов по льду Волхова. Пока он лез, вверх по обрыву, сани уехали далеко вперед. Когда же он, запыхавшись, догнал их, отдохнуть ему не удалось: надо было придерживать сани при спуске обратно на реку. Но, не смотря на то, что он изрядно вспотел и подустал, настроение у Волкана было такое, что он мог еще долго бежать рядом с санями. Еще бы, наконец-то он увидит воочию те чудеса, о которых, вернувшись с торжища, вечерами рассказывал отец. Даже, если диковинки эти окажутся не такими уж небывалыми, он будет радоваться тому, сколько новых людей из разных племен и народов встретится ему в истоке Волхова.
Когда солнце выкатывалось из-за леса, река разделилась на два рукава, огибая огромный, поросший исполинскими дубами остров.
– Это остров Стрибога, [175] – рассказал своим помощничкам Година: – В самой сердцевине леса на широкой южной части его стоит Капище, над которым ветеры не умолкают никогда. Варяги называют его Вындин [176] остров и почитают за южный дом Ньёрда. [177] На западном берегу реки есть небольшой городец. Там поселяются люди, потерявшие свою Стречу, потому как замарали честь, нарушив клятву или предав свой род. Летом они помогают волхвам переправиться на остров. За это кудесники молят Стрибога очистить раскаявшихся от позора.
– И быстро ли они избавляются? – пробасил Олькша из-под шкуры.
– Моли Мокошь, чтобы минула тебя Недоля сея, – покачал головой Година: – Некоторые маются здесь помногу лет. И жить не живут, и идти им некуда, потому как человека без Стречи никто в соседях иметь не желает. Гонят их отовсюду. Остается только на засеку уходить, да где ж в одиночку и дом поднять и поле спалить…
И действительно по берегу Волхова были рассыпаны жалкие и унылые даже под белым снегом землянки. Пешие тропинки были натоптаны от них к заветному острову. Видать некоторые из страдальцев уже не надеялись на помощь волхвов и сами ходили на Капище жертвовать Стрибогу от скудного живота своего. И над всем этим унынием, не смолкая, завывали Стрибожичи.
От пронзительного ли ветра, от чувства ли неприкаянности, что витало над этими местами, Волькша поплотнее укутался в шкуры. И вскоре поддался дорожной дремоте.
Он ненадолго проснулся, когда отец, прихахатывая, рассказывал про одного забавного купца с реки Прусыня, мимо которой они в то время проезжали. Возница гоготал так, что чуть не выпал из саней. Но спросонья Волкан ни как не мог ухватить суть былицы и потому опять заснул.
Какие-то странные пугающие события будоражили его сон. Они куда-то бежали вместе с Олькшей. За спиной слышался чей-то топот и гиканье. Волькша с ужасом понимал, что бежать уже некуда, что они на острове, что сейчас на них навалятся, собьют с ног и…
Година бесцеремонно растолкал спящих:
– Вставайте, барсуки, надо подкрепиться и дать лошади отдых.
На счет лошади парни немного усомнились: конь с княжеской конюшни выглядел так, точно и не бежал пол дня рысцой. А вот их животы довольно громко взывали о пище.
Остановились они в маленьком городце. Название его показалось Олькше уж слишком женским – Влоя. Так же именовалась и речка, при впадении которой в Волхов он стоял. Рыжий Лют начал было зубоскалить, но Година одернул его словами:
– Сам-то ты откуда?
– Из Ладони… – ответил верзила и потупился. Название родного городца вдали от его частокола звучало тоже не очень мужественно.
Во Влое Волькша впервые увидел собственными глазами, как Ильменьские словены уважали Годину Ладонинца. В пояс, конечно, не кланялись, но хлебосолить в своем доме его хотели многие. Мало того, с появлением в городце Волькшиного отца местные купцы принялись споро запрягать своих лошадок в волокуши, загодя груженые товарами:
– Раз Година на торжище едет, значит и нам пора. Будет кому нас по рядам рассаживать. По уму да по совести.
Словом, из Влои сани с Годиной и помощниками выехали уже во главе небольшого обоза. Однако лошадки, тащившие купеческие волокуши, понуро брели шагом, а княжеский посланец дал волю коню, и он, перейдя на привычную для себя рысь, оставил вереницу груженых саней далеко позади.
Небо затянулось тучами, которые принесли снежную крошку. Что и говорить, весь Березозол [178] зима еще творит, что хочет. Пусть не так люто, как в Просинец или Снежень, но все равно безраздельно владеет она миром. Но после Ярилова дня переломится ее ледяной хребет, и она начнет медленно, но верно уходить за Белоозеро, в поморские дали вечно холодного моря.
После полудня русло Волхова сделало большую петлю, огибая скругленный мыс, темневший дубами и вязами. Там, где река подмывала берег, парни увидели огромного деревянного идола. Перун, подбоченясь, смотрел исподлобья куда-то за горизонт. Борода его ниспадала до пояса. Колпак с опушкой делал его похожим на юный боровик. Впрочем, даже Ольгерд, который из всех богов привечал лишь Мокошь, не посмел высказать эту мысль. На идола пошел ствол дуба в два обхвата толщиной и почти два десятка локтей в высоту. Кто и как притащил сюда этот столп, кто водрузил его и высек на нем лик громовержца? Такое деяние было не по силам даже всем мужикам Ладони. Выходило, что людей, воздвигших этого идола, было гораздо больше.
– Этот Перун – не главный, – пояснил парням Година: – Он лишь указывает место, откуда идет тропа к Капищу.
– А каков же тогда Перун на Капище? – спросил Волькша.
– Не знаю. Не видел, – честно ответил отец: – Но говорят, что он так велик, что головой подпирает небо. Говорят, у него руки из серебра, а борода и усы из золота. Говорят, что его скипетр украшают самоцветные камни, а глаза у него из двух огромных яхонтов. Говорят, у его ног всегда горит священный огонь, чтобы его ступни всегда были в тепле, и Перун был в добром духе и на нас не гневался.
– Година Евпатиевич, – взмолился Олькша: – а можно нам быстренько сбегать на него посмотреть?
– Нечего просто так на капище шляться, – посуровел Волькшин отец: – Тоже мне, нашли диво для пустого погляда. Будет нужда великая, сами сюда приедете или приплывете. А сейчас неча Громовержца почем зря зенками буравить. И еще, вот что я тебе скажу Олькша: Триглав, [179] он повсюду. Все видит. Все слышит. Ни одно твое слово, ни одна мысль от него не скроется. Если хочешь о чем его попросить, проси там, где стоишь. Капища – они для волхвов. Там белобородые за всех людей молят. За то им и почет и лучшие места за столом. Но если мы сами в душе своей не будем почитать Вышней, то никакие кудесники нам нашей Доли не вернут. Понял ты меня, Ольгерд Хорсович?
– Понял, – покачал головой Олькша и старая детская зависть шевельнулась в нем: Хорс никогда не разговаривал с сыном так, как Година с Волькшей; вся наука, которую могучий ягн преподал своему старшему сыну состояла из тумаков да затрещин. И пусть колотушки сыпались на его рыжую голову по делу и из лучших побуждений, для Олькши это ничего не меняло. Он как был неучем, так им и остался.
