Инвестиго. Из медика в маги. Том 1 - Рэд Илья (читать книги без сокращений .txt, .fb2) 📗

Как и планировал, я не доставлял неудобств взрослым и мои пелёнки практически никогда не были грязными. Стоит начать требовательно кряхтеть и кричать, как кто-то из карапузов уже бежал с донесением. Приходила кормилица с судном и я делал свои дела. Частично из-за этого отношение ко мне было теплее.

Один раз пришёл бородатый черноволосый мужчина и о чем-то разговаривал с временной матерью. Его одежда отличалась – с виду богаче и ткань качественнее. Рубашка и пиджак, нет, скорее сюртук, цепочка на шее. Проблемы с печенью – желтуха, склеры глаз и кожа характерного цвета, немного зеленоватый оттенок, похоже механическая. Возможны камни в желчных протоках. Ему бы перестать есть жирную пищу, копчёности, яичные желтки, алкоголь и соли поменьше.

Но я мог лишь упражняться в диагностике и оставаться наблюдателем. Плохо быть выключенным из системы обмена информацией, да и не факт, что он послушал бы ребёнка. Помощь не всегда способна дойти до страждущих. Спасти всех и каждого – это идиллия для тугоумных, мечты наивных дев. Это даже не скептицизм, а здравомыслие. Да и само человечество никогда не хотело иметь качественное лечение. Об этом много и часто говорят, но что толку? Достаточно просто посмотреть на потоки ресурсов, в данном случае – денег. Куда идёт приоритет? Военка, политика, сфера развлечений…

Даже если брать жизненный ресурс врача – работа до переутомления не сулит ничего хорошего. На длинной дистанции тот, кто не износится раньше, принесёт больше пользы, но это уже вопросы деонтологии6, гигиены труда и кадрового планирования.

Сидит тут великий младенец, прикроватный политолог – внутренний собеседник усмехнулся и посмотрел на всё это со стороны.

Моя жизнь началась заново. Она не была до этого плохой, скорее образцовой, и даже нравилась. Обстоятельства повернулись так, что я теперь в теле новорождённого и жизни дан новый старт. Я не могу повлиять на ход событий, но могу их принять и двигаться дальше. Нужно заниматься тем же, что и раньше. У меня есть запас знаний и стремление реализоваться. Будем считать это подарком – считай лишние двадцать три года жизни. Вернусь к родным, всё заново пройду и вклинюсь в привычное русло жизни.

Возможно, меня будут изучать как научный феномен переноса сознания. Чем оно является тогда – душой, совокупностью информации? Если второе, то оно не просто лоскуты знаний, а данные психики, воспоминаний, навыков, образа мышлений – как человеческая операционная система с огромным числом уровней и надстроек, а биологическое тело как удобный носитель и проводник воли.

Здание, где я находился, навряд ли детский дом. Слишком мало постояльцев для этого. Униформы священнослужителей тоже ни на ком не заметно. А дети такие разные, что нет сомнений – они не родные братья и сестры. Это подобранные сироты, потерявшие родителей в силу тех или иных обстоятельств. Осталось только выяснить мотивы здешних хозяев и решить – остаться ли тут до достижения дееспособности или покинуть это место как можно раньше.

* * *

Наступила осень. За три месяца я научился понимать речь окружающих процентов на тридцать. Не знаю, как это получилось – прошлый я потратил бы на это года полтора точно. Видимо, новый организм лучше усваивает инфу. Мне иногда читали сказки на ночь, и остальные дети тоже часто крутились вокруг и разговаривали друг с другом. Место, где я находился, называлось Ваабис. Что это такое – я так до конца и не понял.

Ещё часто слышал слово «Рилган» – видимо, это название города или области. Страны с таким названием я точно не помнил – с географией, в своё время, были хорошие отношения.

Это не церковь, но, возможно, какая-то благотворительная организация или – если мои опасения подтвердятся – маленький религиозный культ. Часто я слышал как Лавия – так звали кормилицу – что-то шептала, стоя ко мне спиной, когда зажигала лампу. Молитвой это сложно было назвать – слишком уж коротко и быстро всё происходило, а те отрывки, что я смог уловить, лишь отчасти напоминали латынь.

Я заочно познакомился со всеми детьми. Муримий – кучерявый мальчуган лет шести, серые глаза, худой и со странными для его возраста густыми бровями. Думаю, повзрослев, он трансформирует их в одну. Бефальт – пухлый, с какими-то странными волосами «ежиком». Пару раз он просовывал свою голову и давал их потрогать – поразительно! Они торчат как будто щётка и, если попытаться прилизать их, то они снова возвращают свою форму.

Он очень шумный и больше всех хохочет, также он самый грязный из них. Я не знаю, куда тут смотрят взрослые, но его ногти как у землекопа, а нос вечно в соплях. Да, это признак того, что иммунитет работает исправно, но ведь это негигиенично! Просто маленький свин.

Более скромный чем остальные – Коррус. С виду умный мальчик с зелёными глазами, возраст около шести-семи лет, немного худощавый и бледноват по сравнению с тем же загорелым Бефальтом. Мало говорит, но видно, что остальные прислушиваются к нему. Возможно, неформальный лидер этой компашки. Предпочитает больше наблюдать, чем действовать.

Микульп – местный человек-трагедия. Каждый раз он что-то разобьёт, либо Лавия на него кричит за какие-то проделки. Рыжий мальчик с карими глазами, самый низкий из всех. Немного заикается и волнуется, когда говорит, видимо, боится, что над ним будут смеяться. Бефальт его иногда поддевает, но не со зла, как это обычно делают эгоистичные и избалованные дети, а по-доброму, так что и сам Микульп расплывётся в широкой улыбке, глядя как остальным весело. Похоже, что он младше, но его приняли в компанию и видно, что он дорожит друзьями. Кстати, именно Микульп больше всех сторожит мою кроватку и доносит кормилице о критических моментах. Хороший малый, но видно, что привязчивый, возможно, ранимый.

Если Коррус был неформальным лидером, то Найша обладала очень большой властью над этой четвёркой. Девочка была старше всех, лет девять точно. Я видел как она помогает Лавии убираться, мыть полы, носится туда-сюда с тарелками. Думаю, если бы я был обычным ребёнком, то она нянчила бы меня в отсутствии взрослых. Однако, я джентльмен и не позволю даме носить тяжести. Буду молчать. Правда, она видела мои какашки, так что у нас ничего не выйдет.

Я представил, как в подгузнике держу Найшу за руку среди пальм, позади нас шезлонги и пара кокосов на песке, вдали багровеет закат. Опершись спиной о пальму, чернокожий саксофонист журчит нежными нотками джаза. Шум моря.

– Дорогая, если ты скажешь нет, то моё сердце навсегда останется здесь, как этот песок.

– Но тебе всего три месяца, когда ты вырастешь, я уже буду слишком стара для тебя.

– Ах, замолчи, глупая женщина… Ты не понимаешь каково это – умирать в неге любви…

Саксофонист всё играл и играл, усиливая эту боль.

– А помнишь, когда я в первый раз показал тебе пузырь из слюней?

– О да, – улыбнулась Найша. – Тогда ты ещё не был так испорчен.

Мы кинули взгляд на волны, покрытые пеной.

– А ты всегда была и останешься очаровательной.

– Марк, ты меня смущаешь.

– Ты назвала меня Марк… впервые, – произнёс я с содроганием сердца.

– Да, я знаю, что «Гург» тебе не нравится и…

Саксофон заполнил всю пустоту, маэстро страстно выдувал воздух в мундштук, тело извивалось, пальцы скользили по клапанам, испарина бороздила лоб музыкального творца.

Я обернул своё тело в подгузнике к нему, так как мышцы шеи ещё не окрепли достаточно.

– Блин, ты можешь играть где-то в другом месте? Я ни черта не слышу!

Картина куда-то размылась. Мда, я, наверное, совсем того. В любом случае, с местными красавицами не стоит ничего такого мутить.

«Меня посадят», – пронеслось в голове. Я не испытывал какого-то влечения к женщинам – вероятно, до полового созревания с этим будет туго, если совсем никак. Физиология просто-напросто не даст такой возможности.

Найша была хорошей девочкой со светлыми волосами, расторопная, с умными синими глазами, с миниатюрным носиком и линией губ, кожа бледновата, а в местах ближе к слизистым – с лёгким красным оттенком вокруг носа и глаз. Она строгий начальник, и если кто из шпаны нашкодил, то получал от неё на орехи, но, в случае чего серьёзного, она прикрывала бедолагу от неприятностей и взрослых. Её уважали и боялись, только Бефальт иногда прощупывал почву на предмет слабины и пытался что-то оспорить или отказаться от работы, но всегда безуспешно. Маленькая хозяйка знала подход к каждому, и за это остальные ребята за неё заступались.