Луд-Туманный - Миррлиз Хоуп (бесплатные книги полный формат txt) 📗
Изучив сюжеты старинных гобеленов и барельефов, он посчитал их доподлинными изображениями флоры, фауны, а также исторических событий Страны Фей и отверг теорию, объяснявшую наличие диковинных птиц и невиданных цветов необузданной фантазией либо недостатком мастерства старых ремесленников.
Он рассматривал фантастические сцены как художественное отражение обрядов древней религии.
Если археолог был прав, то доримарец, подобно голландцу XVII века, курившему длинную трубку среди тюльпанов и поедавшему свой обед из тарелок дельфтского фаянса, просто упростил, приспособив по своему вкусу сумрачное искусство далекой опасной страны, населенной, по его мнению, причудливыми и зловещими существами, с их необычными пороками и темны ми культами… Так вот, в венах доримарца, хотя он и не подозревал об этом, текла кровь тех самых порочных существ.
Легко представить себе, какое негодование вызвало появление этой книги в Луде-Туманном. На издателя, конечно, наложили большой штраф, но он был совершенно не в состоянии пролить хоть какой-нибудь свет относительно авторства книги. «Рукопись, – говорил он, – принес мне рыжеволосый парень, которого я никогда раньше не видел». Все экземпляры книги были сожжены городским палачом, и на этом дело пришлось закрыть.
Невзирая на то, что Закон объявил Страну Фей и все с ней связанное несуществующим, ни для кого не было секретом, что любой желающий мог раздобыть в Луде-Туманном волшебные фрукты. Не нужно было прилагать больших усилий, чтобы обнаружить средства и пути, которыми они контрабандой попадали в город, но потребление волшебных фруктов считалось отвратительным, мерзким пороком, которому предавались в дешевых тавернах самые недостойные и опустившиеся люди. Однако за последние два столетия, прошедшие с тех пор, как исчез герцог Обри Меднокудрый, не раз случалось, что к этим фруктам питали пристрастие юноши из порядочных семейств. Лишь одно подозрение в подобных занятиях означало клеймо отверженного, которое несчастному пришлось бы носить до конца своих дней.
За двадцать лет до начала нашей истории Доримар поразила Великая засуха. Людям пришлось печь хлеб из вики, бобов и корней папоротника; межевые полосы и берега горных озер были обглоданы скотом. Дол, как и остальные реки, уменьшился до размеров обычного ручейка, и лишь воды Пестрой не иссякли; но этому не стоит удивляться, так как река, берущая свое начало в Стране Фей, вероятно, питалась из мистического источника. Засуха продолжала безжалостно сжигать страну, и в разных районах появлялось все больше людей, пристрастившихся к страшному пороку – употреблению волшебных фруктов, что приводило к трагическим последствиям. Хотя фрукты благотворно влияли на пересохшие гортани, производимое ими психологическое воздействие внушало серьезные опасения. Эпидемия, а именно так мы должны назвать это явление, бушевала на окраине страны, и каждый день в Луд-Туманный доходили все новые известия о случаях сумасшествия, самоубийств, оргиастических танцев и дикого буйства под луной. Чем больше люди ели фрукты, тем большую потребность в них испытывали. Дело в том, что фрукты приводили человека в состояние безумной эйфории, и для того, кто хоть раз испытал такой всплеск, жизнь без них становилась невыносимой.
Как фрукты попадали в страну – оставалось тайной, и все попытки магистрата выявить пути их проникновения оставались тщетными. Напрасно пустили в ход официальную версию (как мы знаем, Закон не признавал ничего Волшебного), что это вовсе не волшебные фрукты, а узорчатый шелк; напрасно выступали в сенате против контрабандистов и всех людей с развращенным разумом и пагубным пристрастием; неприметно и неуклонно новые партии волшебных фруктов продолжали поступать в страну. Но с первым дождем и с концом засухи спрос начал падать. Однако о неспособности магистрата справиться с национальным кризисом не забыли, и в Доримаре появилась пословица: «Бесполезный, как магистрат в Великую засуху».
Само собой разумеется, что правящий класс Доримара был не в состоянии заниматься серьезными делами. Богатые торговцы Луда-Туманного, потомки революционеров и наследные правители Доримара к этому времени превратились в ленивых, снисходительных к своим слабостям сибаритов. Их сердца так же мало трогало трагическое, как и сердца их предков. Богатство перестало быть экзотическим цветком. Оно ассимилировалось в Доримаре и превратилось в неприхотливое многолетнее растение, послушно расцветающее из года в год, не требуя никаких забот от садовника.
Так появилась трещина в каменной кладке трудов и дней, из которой проросли мириады крохотных изысканных цветов: хорошая кухня, мода на платья, иногда просто фантастическая в своей изобретательности, как, например, барочный лиф, а также фарфоровые пастушки, дешевый юмор, бесконечные шутки, одним словом, материальные и духовные игрушки цивилизации. Но они были абсолютно не похожи на игрушки прошлых поколений, от которых ломился чердак Шантиклеров. В тех было что-то трагическое и зловещее, тогда как проявления современной культуры были похожи на свет от огня в камине – фантастический, но домашний.
Таковы были люди, в чьих руках находилось благоденствие страны. Следует признать, что они очень мало знали о жизни простых людей, а еще меньше ими интересовались, хотя и издавали для них законы.
Например, они не подозревали, что в стране все еще живет память о герцоге Обри. И дело было не только в том, что внебрачных детей называли «отродье герцога Обри», что старухи, увидев падающую звезду, говорили: «Герцог Обри подстрелил косулю» и что в годовщину его изгнания из страны девушки бросали в Пеструю на счастье венки, сплетенные из двух растений – плюща и морского лука, – украшавших герб герцога. Для обитателей страны герцог Обри был настолько живой реальностью, что при обнаружении поутру течи в бочонке или взмыленного коня, некоторым плутоватым работникам фермы часто удавалось избежать наказания, убедив хозяина, что виновник – герцог Обри. Не было фермы или деревни, где бы не нашелся хоть один человек, клятвенно уверявший, что видел Меднокудрого герцога летом, в канун Иванова дня, или в ночь зимнего солнцестояния, несущегося галопом во главе волшебной кавалькады охотников с развевающимися под звон бесчисленных колокольчиков разноцветными лентами. Но о Стране Фей и ее обитателях сельские жители знали не больше, чем купцы Луда-Туманного. Страны разделялись Горами Раздора, а их предгорья под названием Эльфские Пределы, по утверждению молвы, были чреваты всевозможными опасностями, как физическими, так и моральными. Никто на людской памяти не переходил Гор Раздора, и считалось, что это равносильно смерти.
Глава 3
Начало беды
Светская жизнь в Луде-Туманном начиналась весной и длилась до осени. Зимой горожане предпочитали не покидать своих домов. У них было безотчетное нежелание выходить на улицу с наступлением ночи, объяснявшееся скорей привычкой, чем страхом. Хотя, возможно, эта привычка возникла из-за какой-то забытой опасности, давным-давно научившей их предков остерегаться темноты.
Поэтому приход весны жители города всегда встречали с облегчением и радостью, едва ли отдавая себе отчет в том, что это реальность, а не просто оптический обман. Конечно, газон был зеленым, а лиственницы и кустарник – просто пугающе зелеными, и миндаль – в розовых соцветиях, но поля и деревья в туманной дали за пределами их усадеб все еще были серыми и черными. Да, эти цвета в их садах, должно быть, появились только благодаря игре света, падавшего именно так по прихоти какого-то щедрого случая, но когда свет изменится, цвета исчезнут.
Повсюду незаметно, но неотвратимо, деревья меняли зимнюю листву, состоящую из белого неба и аметистово-серых сумерек, на зеленую и золотистую.
Все люди, как и мы с вами, очень внимательно следят за деревьями весной, с восторгом наблюдают, как черное кружево из тонких ветвей шершавого вяза покрывается крохотными красновато-коричневыми цветочками, словно жучками, запутавшимися в паутине; как малюсенькие лимонно-желтые бутончики покрывают ветви кустарников. Что же касается длинных червонно-золотых почек каштанов, то они взрываются прямо на глазах. А вот и у березы появились крохотные листочки совершенной формы, и у всех прочих деревьев, у каждого – в свою очередь.
