Время жестоких чудес - Лунин Артем (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
– Патэ Киош… – и замолчал, снова не узнав своего голоса в неразборчивом хрипе. Пастырь принял вид сосредоточенного внимания.
– Слушаю тебя, лэй Дораж, слушаю тебя, – ласково произнес он. Алек вдруг почувствовал вспышку гнева. Он уже не ученик, и он ненавидел обращение «сын мой», ненавидел этот приторный голос, он кипел от ярости, оставаясь холодным.
– У меня даже чувства изменились, – вслух подумал он.
– Такое бывает, – с лицемерным сочувствием торопливо сказал пастырь. – Это бывает, это нормально после экзорцизма…
Экзорцизм! Молнией сверкнули воспоминания. Зелье, лишняя капля которого искалечит не только память, но и душу, заунывный речитатив патэ, ядовитые запахи священных воскурений, рвущий горло кашель… Омерзительное ощущение присутствия в себе чужой воли, миражи, созданные его больным рассудком, накладываются на явь, голова кругом, потом – спасительное беспамятство…
– Не бойся, сын мой, мы поддержим тебя. А сейчас тебе надо отдохнуть. – На плечо легла рука, когда-то этот жест много для него значил. «Ты не один, мы с тобой, доверься нам…»
Все изменилось.
Изменилось все.
– Спи…
Патэ вышел. Алек сосредоточился и выбросил из разума повеление. Сонливость исчезла не сразу, он нарочно принял неудобную позу, чтобы не уснуть, и бездумно обводил взглядом свой новый дом. Голубые узоры на мебели, стены исписаны священными символами, занавески из неподрубленной крапивицы отдернуты, видны ветви калины, дальний лесок и краешек реки. Даже когда мальчишки подзуживали друг друга на разные глупости, никакому отчаянному малому и в голову не приходило ближе чем на две версты подойти к обиталищу Отверженных. Алек смутно удивился, что уже не относит себя ни к мальчишкам, ни к юношам, и понял, что он за эти две недели – патэ сказал, сколько времени он был в нигде– действительно повзрослел и даже постарел.
Алек хотел подняться, посмотреть в окно, но накатила душная муть, и он понял, что вот-вот потеряет сознание. Тогда он закрыл глаза и стал вспоминать…
Об этом месте говорят вполголоса и с оглядкой. Ссылка, подальше от жизни деревень, подальше от нормальных людей. В твоей силе виноват только ты…
На уроках Алека ставили в пример остальным ученикам. В Школе у него было мало друзей, никто не любит тех, кого приводят в пример.
Алек учился. За успешную учебу можно получить уменьшение подушной подати, причем для всей деревни. Доражи всегда знали свой долг перед племенем. Мальчик выбирался ночами на пустырь и в нарушение строгих правил до звона в ушах и крови из носа практиковался в «бесовском искусстве». Если бы его поймали на этом, светило бы ущемление в ранге, церковное рабство…
Когда учебный год заканчивался, Алек возвращался в Дорнох и тайно продолжал практиковаться. Любопытные и опасливые взгляды, брошенные в спину оскорбительные слова. Покоренные считали зазорным учиться у завоевателей.
Первое лето и осень после Школы сверстники почти каждый день катали его в пыли. На вторые каникулы Алек уже умел не только поднимать камни и рассеивать облака, но дорнохских было много, они брали числом.
С третьих каникул Алеку стало все равно, сколько у него неприятелей. Задевать юного мыследея стало развлечением опасным для здоровья.
Он добился десяти баллов, пастыри прочили имперскую карьеру, когда произошло то, что поставило жирный крест и на карьере, и на судьбе.
Преступление.
Совсем немного оставалось ему до звания погонщика ветров и отправки в Кайв для того, чтобы завершить обучение.
Когда он вошел в возраст юношества, невинные детские сны О Силе не перестали ему сниться, как это обычно бывает. сны изменились, повзрослев вместе с ним, и стали все больше походить на то, что в старых радонских легендах называется Искушением.
Тебе ли принадлежит Сила, или же ты принадлежишь Ей?
Алек вздрогнул, вспомнив то упоительное чувство. Вихрь красок вокруг, листья, сорванные ветром, превращаются в колючие звезды, а он попирает ногами небесную твердь, он всемогущ, он вровень с Богами…
Такие сны – наследие Старших Братьев. И нельзя смотреть в себя, потому что капля крови Титанов, бросивших вызов Творцу, спит некрепко и в человеке может пробудиться странная и страшная мощь Предвечных…
Они снова стали мне сниться.
Целый год я боялся их возвращения, молился, чтобы Господь пронес чашу сию мимо… но одновременно я алкал снов, желал, чтобы Искушение вновь овладело душой, и желал поддаться Искушению. Весенние ночи без снов казались мне пустыми, а днем я мучился безнадежными мыслями о смысле жизни и о собственной никчемности.
Я хотел – о, как я хотел!.. – снова увидеть сны…
И сны вернулись.
Небо темно-темно-синее, почти черное, искры звезд, огромная Луна, косматое ослепительное Солнце. Облака мягкие, пушистые, прогибаются под ногами, щекочут пятки. Но белее облаков и ярче солнца мои крылья, мои прекрасные белейшие крылья.
Внизу, в разрывах белой пелены – желтые прямоугольники полей, голубые ленты рек. А вдалеке – лес, тот самый, обитель страшных чернокнижников, оскорбителей Господа, которые заманивают и воруют детей и съедают их сердца на своих Шабашах.
И я хочу в этот лес, сердце вздрагивает от нетерпения и восторга, словно лес и его темные обитатели – мои лучшие друзья, ближе, чем Дэн, ближе, чем мама с папой и сестра. Я знаю, что быстрее лететь нельзя, но ускоряю и ускоряю полет, воздух сбивается передо мной в ярый огонь. Я протягиваю руки вперед, зная, что жар, который плавит камень, не способен причинить мне вреда. Пламя рвется на две части, бессильно скользит по коже, щекочет теплом плечи и обрушивается на крылья. Я чувствую мгновенную острую боль, оглядываюсь и краем глаза успеваю заметить, как мои прекрасные белейшие крылья окрашиваются в алый цвет…
Я просыпался с мокрыми щеками, не желая расставаться со сладостным пленом снов. В Школе я читал длиннейшие молитвы из Книги, дома тайком брал отцовскую трубку и курил отгоняющий зло джег и покой-траву, от которых рвало грудь сухим кашлем и клонило в сон.
Ничего не помогало.
Сны продолжались.
Я попросил на время освободить меня от занятий и отпустить домой, такое позволялось церковью, но отцом не одобрялось, он дал мне это понять совершенно недвусмысленным образом. Неделю я ел стоя и спал на животе.
Что мне оставалось делать?
Я мог бы стать Спящим, бесчувственным телом, чье сознание ушло в Миражи – навсегда.
Я мог чокнуться, помешаться на Свете, навсегда запутаться в Узоре, стать похожим на «псов» – боевых зомби церкви.
Я мог бы убить себя. Это нетрудно. Остановить сердце, оглушить нервную систему, тогдашней моей Силы с лихвой хватило бы даже для того, чтобы сжечь свое тело в невесомый пепел.
Собственно, так и следовало поступить, но я смалодушничал. Самоубийство у радоничей расценивается как доблесть, а в Империи считается одним из самых страшных грехов. Наверное, потому, что в нем трудновато покаяться…
Сталат – стихотворение, в котором скрыта загадка, ответ на которую для каждого человека разный. Когда-то я вычитал этот сталат в какой-то книге, и ответил на этот вопрос, решив, что вопросы в нем бессмысленны. Ведь я – это моя Сила, а моя Сила – это я.
Патэ Киош говорил: Одна из самых характерных ошибок ученика – считать свою Силу неотъемлемой частью себя.
Я рос. Моя Сила росла со мной, и я принимал ее как должное.
А потом совершил свое Преступление.
