Подземелье смерти (=Конан и Бог-Паук) - де Камп Лайон Спрэг (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
— Отужинай с нами, господин, — пригласил киммерийца Харпагус.
— С удовольствием, — ответил Конан. — Я не пробовал горячей пищи с тех пор, как еду по этим болотам. Там кто-то есть?
Конан ткнул большим пальцем в сторону шатра и потянулся за едой.
Харпагус засмеялся, прежде чем ответить.
— Там дама, — сказал он наконец. — Госпожа не желает, чтобы посторонние ее видели.
Киммериец пожал плечами и принялся за еду. Он мог бы съесть вдвое больше баранины, чем предложили ему заморийцы, и поневоле добавил к ужину два сухаря из дорожной сумы.
Замориец достал кожух с вином, и путешественники отпили из него, передавая друг другу по очереди. Расчесывая бороду пальцами, один из которых был украшен массивным перстнем, Харпагус сказал:
— Ты такой смельчак, молодой господин! Кто ты и как оказался здесь?
Конан пожал плечами:
— Совершенно случайно. Я простой наемный солдат, как я сказал уже Динаку.
— Тогда тебе следовало бы ехать в Аграпур, а не прочь от него. Там ты найдешь офицеров, которые вербуют рекрутов для армии короля Йилдиза.
— У меня другие планы, — коротко ответил Конан, надеясь, что сумеет наскоро сплести подходящую небылицу.
Вдруг Харпагус обернулся, заслышав тихое шуршание шагов по прошлогодней траве. Взглянув в ту сторону, Конан увидел хрупкую женщину, которая шла к ним от шатра.
Отсветы пламени позволяли заметить, что она примерно десятью годами старше киммерийца, миловидна и одета изысканно; платье ее более подходило для гирканийского гарема, нежели для путешествия по безлюдным болотам. Вокруг точеной шеи поблескивала золотая цепочка, на которой держалась крупная камея пурпурного цвета. Освещение было скудное, но Конан отметил, что таким драгоценностям место посреди царских сокровищ. Женщина подошла к костру, взгляд ее был безразличен, как у сомнамбулы.
— Эй, госпожа! — резко окликнул ее Харпагус. — Тебе запрещено покидать шатер.
— Холодно, — пробормотала женщина. — Холодно в шатре.
Она протянула к огню бледные руки, взор ее скользнул безразлично по лицу Конана и вперился во тьму. Харпагус поднялся и, взяв незнакомку за плечи, повернул к шатру.
— Взгляни! — Он поднес к ее лицу руку с перстнем, на котором сверкал крупный драгоценный камень. — Ты вернешься в шатер. Ты ни с кем не будешь разговаривать. Ты забудешь все, что сейчас увидела. Ты вернешься в шатер…
Харпагус повторил это несколько раз, прежде чем женщина кивнула и вернулась в шатер, завесив за собой вход покрывалом.
Проследив, как она уходит, Конан с удивлением взглянул на Харпагуса в надежде, что тот объяснит ему недавнюю сцену. Ему было непонятно, находится ли госпожа под воздействием некоего зелья или на нее наложены колдовские чары. Где заморийцы нашли ее и куда везут? По ее речам Конан понял, что перед ним туранка знатного рода: говорила женщина чисто, без гирканийского акцента.
Однако Конан, изведавший хитросплетения преступных заговоров и интриг, не спешил обнаруживать свои подозрения. Во-первых, они могли оказаться ложными: не исключено, что заморийцы везут с собой госпожу на законных основаниях; во-вторых, даже если она похищена, Харпагус способен насочинять сколько угодно небылиц, чтобы объяснить свое обращение с пленницей. И в-третьих, хотя киммериец не опасался малорослых заморийцев, он находил неприличным ссориться с людьми, которые предложили ему ужин и ночлег.
Конан решил подождать, пока все уснут, и тогда заглянуть в шатер. Хотя заморийцы настроены к нему дружественно, инстинкт варвара подсказывал: творится что-то неладное. Если эти пятеро купцы, где же их товар? И потом, они все молчат, очевидно, что-то скрывая; обычно купцы любят поговорить о ценах, похвастаться выгодными сделками. Конан за годы, проведенные в Заморе, изучил нравы и обычаи страны. Заморийцы — народ, принадлежащий к древней цивилизации, они на удивление привержены ко злу. Их король, Митридат VIII, как говорят, является игрушкой различных жреческих кланов, которые постоянно ведут борьбу за власть.
После ужина замориец достал арфу и взял несколько аккордов. Трое других запели заунывную песнь, которую Харпагус прослушал с молчаливым достоинством.
Музыкант спросил Конана:
— Споешь ли ты нам, странник?
Конан, смутившись, покачал головой:
— Я не певец. Я могу подковать лошадь, заточить клинок или раскроить череп, но петь я не умею.
Заморийцы не отступали, пока Конан не взял наконец инструмент.
— У нас на родине другие арфы, — заметил он, настраивая струны.
Глубоким, низким басом киммериец запел:
Когда Конан закончил петь, Харпагус спросил:
— На каком языке ты пел? Он мне неизвестен.
— Это язык асиров.
— Кто такие асиры?
— Племя на севере, далеко отсюда.
— Ты оттуда родом?
— Нет, но я долго жил там.
Конан вернул инструмент и деланно зевнул, чтобы прекратить расспросы.
— Пора ложиться спать.
Заморийцы вслед за Конаном тоже зевали — кроме одного, что остался стоять на страже. Конан завернулся в одеяло, подложил под голову седло и закрыл глаза.
Когда прибывающая луна встала высоко над восточным горизонтом и четыре заморийца звучно захрапели, Конан осторожно приподнял голову. Стражник медленно обходил лагерь с копьем на плече. Конан заметил, что всякий раз, переходя на северный склон холма, часовой скрывается из виду.
Дождавшись, пока он опять скроется, Конан тихо и быстро поднялся и крадучись стал подбираться к шатру; двигался он бесшумно, будто тень. Костер почти догорел, только уголья еще тлели.
— Не спится? — промурлыкал кто-то за ним. Конан обернулся: рядом, озаренный бледным сиянием луны, стоял Харпагус. Даже острый варварский слух Конана не сумел уловить, как тот приблизился.
— Я — кхм… по нужде, — пробормотал Конан.
Харпагус сочувственно хмыкнул:
— Бессонница, понимаю… Но у меня есть средство: оно поможет тебе уснуть до утра.
— Никаких снадобий, — запротестовал Конан. Он опасался, что его опоят зельем или отравят.
— Не бойся, добрый господин. Я и не думал предлагать тебе снотворное, — мягко заверил его Харпагус. — Взгляни на меня внимательней…
Конан посмотрел в глаза заморийцу. Что-то притягивало в них, не желало отпускать… Глаза Харпагуса сделались вдруг странно огромными и сверкающими. Конан словно бы оказался в бесконечном черном, беззвездном пространстве, где не было ничего, кроме этих огромных, сверкающих глаз.
Харпагус поднял руку с перстнем к лицу Конана и, то приближая, то удаляя от глаз киммерийца крупный блистающий камень, забормотал:
— Ты засыпаешь… Ты будешь спать долго-долго… Проснувшись, ты забудешь заморийских купцов, с которыми провел ночь. Ты засыпаешь…
Конан проснулся и с удивлением увидел, что солнце стоит высоко над головой. Вскочив на ноги, он взволнованно огляделся — и разразился проклятиями. Не только заморийцы со своими вьючными животными, но и его лошадь исчезла бесследно. Седло и дорожная сума лежали там, где он их оставил, смастерив свое грубое ложе, но мошны с золотыми монетами Конан не обнаружил.
Самое худшее было то, что он не мог вспомнить, с кем провел минувшую ночь. Он помнил, как выехал из Аграпура и как сражался с болотной кошкой. Остатки костра и след копыт свидетельствовали о том, что он ночевал на холме с несколькими спутниками, однако Конан не помнил, кто они и как выглядят. Сохранилось слабое воспоминание о том, как он пел, наигрывая на арфе, но слушатели представлялись ему неясно, будто тени.
Конан помнил также, что направляется в Султанапур. Излив свою ярость посреди равнодушно внимавших ему болот, Конан взвалил на одно плечо завернутые в одеяло пожитки, а на другое — седло и направился на север, угрюмо пробираясь меж тростников со своей поклажей. Ориентируясь по солнцу, Конан шел по примятому тростнику — вслед за своими недавними компаньонами.
