Пять имен. Часть 1 - Фрай Макс (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
Не прошло и двух часов, как дон Эса с молодой женой в спальню удалились, а вот уж он и сам вышел — с румянцем на скулах, мольто станко, мольто рапито, видать непросто ему дался старинный халдейский метод — в руках коробочку сжимая, маленькую такую бонбоньера, вот, говорит, ваша Оса, больше ей вас не мучить, на булавку ее и под стекло! и коробочку показывает, высоко над головой поднимая, как кубок на регате, что мимо Ноли каждый год на всех парусах пролетает.
Зашумели гости, стали дона Эсу славить, кьянти ему наливать, даже качать хотели, да тут, как на грех, пьяный Филиппо Тино заявился, в двуцветных штиблетах и с угольной гвоздичкой в петлице, ему-то там быть и вовсе не следовало, потому как до всех несчастий он Франческу на танцы в Аредатто водил и леденцы ей за щеку совал… что и говорить, темпераменто интраттабиле, подошел он к дону Эсе и поглядел ему прямо в лицо, а с чего это, говорит, мы тебе верить должны, старый джиоттоне? может ты нашу глупышку аппетитоза за просто так два часа старыми костями своми мучил? может ты нам голову морочишь, показывай давай Осу! не то мы с братом тебя в осиное гнездо голой задницей очень даже сунем! такой вот грубый Филиппо, капити?
Ох, как обиделся дон Эса, квеста оффеса! весь побелел, затрясся, коробочку приоткрыл и под нос Филиппо сунул, смотри, говорит, чтоб она тебя, дурака, за нос цапнула! а из коробочки только вжжик! и мелькнуло что-то, маленькое, быстрое, золотистое…все только ахнули, а старая синьора Корсо быстро рот захлопнула.
Что тебе сказать? сильно жизнь синьоры Корсо с того дня изменилась. Но это, как ты, понимаешь, другая история. Совсем другая. К тому же, дождь кончился. Андиамо, Елена.
История седьмая, самая длинная
…Вот ты говоришь, Елена, сиеста наша в Ноли тебя утомляет, лавочки закрыты, сигарет не купишь, в кафе не посидишь, а сядешь, так не дозовешься никого, дремлют в тенечке, под полосатыми тентами, спать на жаре — итальянская наука, тут не поспоришь. Но вот что я скажу тебе на это, кариссима, захочешь кофе в полдень — зайди в кондитерию к дону Джаге, он никогда не спит, разве что ночью, но ночью спать — не итальянский обычай, дон Джага свистит на кухне и знай себе печет булочки с кардамоном, дона Джагу все знают, это ведь тот самый кондитер, что сонное наследство получил, да только без толку, или, как говорила синьора Кьяза:
А дело было так, Елена, садись поближе и плесни-ка мне из вон той запотевшей бутылочки, и себе плесни — станет нам прохладно, как в погребе у доньи Кьяры, торговки вином, той, что прошлой осенью спускаясь за бочонком цветочного, подскользнулась на темной лестнице и упала, что-то в ней не то хрустнуло, не то оборвалось, и — что ты думаешь? — вскоре пришли к донне Кьяре черные мысли, хотя доктор из Монтаньи твердил, что вот-вот заживет, надо только поглядывать на образок и прихлебывать медовый отвар пополам с граппой, да только ничего не заживало, и вот донья Кьяра послала за доном Джагой, а он ей племянником приходился, выставила всех из спальни и говорит ему: возьми у меня, каро мио, под подушкой одну вещь, это будет твое наследство, пер аморе о пер сфорца! пошарил Джага под подушкой, а там — шкатулка, тяжеленькая такая, медными гвоздиками клепаная, здесь говорит ему Кьяра, не записки любовные, не рецепты, ты не думай…здесь голубые диаманты хранятся, я их от своей тетушки получила, она от своей, а взяты они из тех даров, что волхвы приносили сам знаешь кому, да только открывать не торопись, на них заклятие положено: чтобы камушки достать, надобно сиесту на них провести, под подушкой уложив, переспать сладко, без просыпу, но не просто так, а с женщиной в обнимку, и женщина не все равно какая должна быть, а такая, что уно — тебя любит и дуэ — тебе не врет, иначе все они в пепел превратятся, голубой и бесполезный, капити? а теперь бери и топай домой, да подумай хорошо, бамбино, не торопись, сказала так и умерла тихонько, а дон Джага домой пошел с наследством под мышкой, да чего там домой, к своей невесте прямо и пошел, по дороге размышляя, какое кольцо он ей закажет с диамантом цвета полдневного моря, как у синьоры из Генуи, что виллу на берегу снимает, и какая у них будет вита феличе непременно, семпре эччелента.
Ну что тебе сказать, пришел дон Джага к Мариучче, рассказал ей все, медными гвоздиками похвастался, мол, собирайся, а то солнце, гляди-ка, уже в зените, пора нам в спальню, халдейское заклятие снимать, а вечером тетушку красным вином помянем, андиамо, Мариучча!
Мариучча как стояла, так и села, рот открылся, пальцы в клубок сплелись.
Кариссимо, говорит, плохи наши дела…лгать я тебе, правда, не лгала, потому, как не приходилось пока, а что касаемо любви, так весь Ноли знает, что я с тобой через силу помолвлена, а люблю кудрявого Бартоломео-жестянщика… квесто э сегрето ди Пульчинелла! не станем же рисковать, диамантов жалко… попроси кого-нибудь другого, говорит, и заплакала, ди тутто иль куоре.
Пошел было дон Джага домой, мольто меланколико, голову повесив, но тут в нее, в голову эту, такая мысль пришла — мамма миа! не медля направился бедняга в соседний Портофино, к матушке своей, достопочтенной донье Пьетре, застал ее, натуралементе, за вязаньем, на пороге, давайте, говорит, мама, в вашу спальню скорее пойдем, задернем плюшевые шторы в цветочек, за которыми я в детстве плакал, ляжем рядышком, как бывало, скорее же, скорее, пока сиеста не кончилась, андиамо, мама!
Донья Пьетра, как сидела, так и встала, рот скривился, клубок из пальцев выпал.
Деточка, говорит, ти амо мольтиссимо, люблю, мол, и не сомневайся, только вот со вторым пунктом загвоздка выходит, тут я тебе про отца рассказывала, рикорди? мол, он честным католиком был, и на лодке, полной рыбы, в бурю перевернулся, так вот, это не совсем так, видишь ли. Ох, не гляди ты на меня так фуриозо! все равно скажу — я твоего папу один раз только и видела, на карнавале в Рапалло, и был он заезжим сефардом-аптекарем, а не пескаторе никаким, так что диамантами рисковать не станем, и все тут, ин уна парола.
Что тут скажешь? а вот что сказала донна Пьетра, наглядевшись на совсем уж убитого дона Джагу: помнишь ли ты, бамбино, рыжую малютку Инесе, с которой в детстве обдирал соседский тутовник? сдается мне, она по тебе до сих пор сохнет, а врать ей вроде и незачем, так ты пойди к ней, попробуй, тутти и мецци поссибили, любые средства в ход, значит.
Что дальше было и так ясно — пришел дон Джага к Инесе, сунув душистый аморино в петлицу, не успел на порог ступить, она ему на шею кинулась, дио мио! плачет от радости и бьется в руках, как рыба на портовом прилавке, за руку в спальню тащит, на ходу рубашку расстегивает, поверишь ли, какие дела творятся, инкредибиле! засунул было дон Джага шкатулку под Инесину подушку, да только поглядел на часы — ан, глядь, стрелка на четырех, опоздал, финито! ну, думает, ничего, завтра женюсь на ней, а там мольто семпличементе, шкатулку откроем, диаманты как засияют, как… ну, что ты так смотришь, Елена? передай-ка лучше сыру, молодое вино горчит, первые полгода дон Джага заснуть совсем не мог, ни в сиесту, ни даже ночью, больно уж горячая женушка ему попалась, мольто пикканте, мольто арденте…а по условию халдейскому спать нужно было непременно без просыпу — дормире ла гросса — уснешь тут, как же, даже с лица спал, бедняга, а в юности был такой пуритано! Экко. Лет пять с тех пор прошло, ферворе их любовный поутих должно быть, да только теперь дон Джага в сиесту вовсе спать не ложится, воленте о ноленте!..дескать, боится, проснувшись однажды с женушкой, пепел в шкатулке обнаружить, голубой и бесполезный.
Ну и чего ты смеешься? говоришь, лукавая была у парня тетка? если и так, что с того — зато у дона Джаги в кондитерии всегда свежие булочки с кардамоном, в любое время… а так попробуй в сиесту найди, не дозовешься никого, дремлют в тенечке… спать в жару — итальянская наука, капити?
