Свеча Хрофта - Зарубина Дарья (читать книги полные TXT) 📗
– Стой, Древний! – крикнула она. – Я не хочу твоей смерти. Я хочу лишь помощи. Не в мести. Месть у каждого своя. Просто дай мне достучаться до Хедина. Он не станет слушать смертную, не станет слушать девчонку, даже если эта девчонка приведет с собой целую армию. Но если рядом со мной будешь ты, Старый Хрофт… Он послушает.
– Можно подумать, тебе есть что сказать, – огрызнулся Отец Дружин. Не сводя с девушки взгляда, в котором сквозь пелену ярости мелькнуло удивление, а потом что-то еще. Неразличимое. Странное. Похожее на невысказанный вопрос и еще – на надежду. – И чего же ты хочешь от Хедина, девочка? – Хрофт, казалось, решил оставить попытки вырвать свечу у своей странной гостьи. Он повернулся к ней спиной и начал разводить огонь в очаге. Девчонка стояла все в той же позе, сжимая обеими руками свечной огарок.
Глава 2
Десятью годами ранее
Паром двигался медленно. Тяжело стонали под весом возов доски. Вода захлестывала через край, и на копытах и бабках лошадей, что стояли у самого борта, блестели алмазами капли.
Кони фыркали, люди бранились и толкались, стараясь переменить положение. Дорога на Хединсей оказалась долгой и тяжелой даже для самых опытных воинов. Одно дело – битва, где есть свобода мечу и руке, где рубишь и колешь, покуда есть силы. И совсем другое – удушающая теснота парома, многочасовое изнуряющее ожидание, без движения, почти без воздуха. Потому что над толпой, в которой смешались в адской окрошке люди, лошади и телеги, словно купол, стоял терпкий и вязкий запах железа, немытого тела да прелого исподнего.
– Дыши, Руни, давай же, вдохни, – древний, выдубленный временем старик лекарь настойчиво совал склянку под нос бледной девчушке лет восьми, что пыталась удержать дурноту, взобравшись на борт парома. Стоящая рядом лошадь переступила ногами, едва не столкнув девочку в воду. Старик ухватил внучку за край рубашки и снова сунул ей под нос свою склянку. Девочка, белая как фартук мельника, отвернулась, не желая поддаваться на уговоры деда, задрала покрасневший нос, но тут ее снова замутило. Под хохот соседей девчонка перегнулась через борт, и дед едва успел убрать от ее лица растрепанные волосы.
– На кой ты, старый мухомор, ее-то с собой поволок? – буркнул кто-то, кому не были смешны страдания несчастной Руни. – Или думаешь, Новым Богам нужна клятва твоей посвистушки? Она вон, не ровен час, кишки выблюет.
Кто-то вновь захохотал, кто-то зло плюнул за борт. За последнюю четверть часа паром, казалось, ничуть не приблизился к берегу острова. Белые башни были все так же далеки. Другие паромы ползли рядом. То здесь, то там слышались брань, лязг доспехов, фырканье лошадей и изредка – чей-нибудь недобрый хохот.
– И верно, дед, оставался бы со своей немощной в деревне, – вклинился другой, здоровяк со спутанной, торчавшей веником рыжей бородой. Уставшие от перепалки и тесноты люди нашли наконец того, на ком можно было выместить злость и усталость. – Сказано же: воинов бог Хедин на Хединсей призывает! Нешто ты или твоя малолетняя – воины? Она у тебя и меча-то не поднимет – пуп развяжется…
Старик даже не поднял глаз. Он лишь тянул и тянул внучку за полу вниз, под морду убогой пегой лошади, да совал ей в лицо склянку. Не желал, видно, старый лекарь гневить судьбу, потому и отводил глаза, как отводят те, кто хоть раз бывал крепко бит.
А вот девчонка, бледная и страшненькая от дурноты, худющая настолько, что ключицы едва не прорывают рубашку, явно умом и осторожностью пошла не в деда. Она задрала голову, желая ответить насмешнику. Тонкие губы искривились так презрительно, словно среди вони и давки стояла, едва держась за борт парома, не тощая малявка, а эльфийская принцесса. Она даже начала что-то говорить, но старик дернул ее за полу так сильно, что девчонка не удержалась на ногах и упала. Раздался новый взрыв хохота. Дед нырнул вниз вслед за маленькой дурочкой и вполголоса забормотал ей что-то наставительное. Девчонка насупилась, замолчала и больше не пыталась отвечать на насмешки. Однако выходка малявки немного смягчила звереющих от духоты и долгого бездействия воинов. Некоторые начали перешучиваться, кто-то пустился в рассказы о былых битвах. Да так заврался, что слушавшие его хохотали от души, забыв про наглую девчонку и ее деда.
А старик оправился от испуга, понял, что гроза миновала. И стал понемногу заговаривать то с одним, то с другим невольным соседом. И из этих разговоров стало ясно, что зовут его Ансельм и он лекарь. А девчонка – его внучка Рунгерд. И взял ее с собой старик лишь потому, что оставить девчонку не на кого. Сирота. В деревне народ всякий, испортит кто девку, пока дед на Хединсей к Хедину, всеблагому и милостивому, ездит, и что с ней делать. А так – всяко под присмотром, под рукой.
Слушали его вполуха. Потому как старик и не скрывал, что идет на поклон к богам с какой-то своей просьбочкой. Старый попрошайка-лекарь еще бубнил что-то, но на него уже не обращали внимания.
Девчонка примерно сидела возле ног деда минуту или две, но, улучив момент, когда дед предпринял новую попытку заговорить c очередным невольным соседом, на четвереньках проползла под животами лошадей, доставая из сапога крошечный, почти игрушечный ножик. Нырнув в толпу воинов, гогочущих над очередной сальной шуткой, малявка ужом просочилась между ногами и древками и неловким, но быстрым и легким движением шаркнула своим игрушечным ножичком под внушительным животом рыжебородого шутника. Тотчас к ней в ладошку упал худой кошель балагура. Руни юркнула обратно в опасное укрытие между ног нервно притопывающих лошадей. И только когда она уже присела вновь возле деда, рыжебородый заохал и разразился ругательствами, потому что его штаны медленно поползли вниз, открывая новым приятелям поросшие медным мехом кривые ноги вояки.
– Руни, – зашипел дед тихо, так что среди гомона и смеха, центром которого оказался рыжебородый толстяк, никто не услышал его, кроме притихшей Руни, – ты что творишь, паскудница? Жалел, порол мало… Так вот теперь этот господин вышвырнет нас с тобой за борт да похохочет с дружками, как ты пузыри пускать станешь…
– Он надо мной смеялся, – огрызнулась Руни, стараясь повернуться так, чтобы дед не заметил кошелька, спрятанного за пазухой, – а сам и не приметил, как я ему с зада штаны срезала. Надо было спереди оттяпать. Он бы и не хватился, мало ли что там под брюхом болтается. Вот тогда посмеялся бы он…
– Посмеялся бы, уж поверь мне! – Старик ударил внучку по щеке, любя, жалеючи – только ладонь скользнула по русым вихрам, но на щеке девчонки тотчас загорелся румянец гнева и стыда. – Не смей, не смей больше. Тебе жизнь не дорога, так обо мне подумай. Дождешься зла, покуражатся над тобой, моей старости не пощадят. И богов не прогневят, потому что храбрость и добрый меч богам милы, а девки для того и на свет родятся, чтобы их…
Старик не успел договорить. Кто-то тронул его за плечо.
Альв будто соткался из воздуха. Еще мгновение назад никого не было рядом, только фыркали да тревожились лошади. И вот перед Ансельмом вырос высокий, худой и совсем молоденький на вид альв в длинном зеленом плаще, насколько можно было судить о возрасте по этим совершенным лицам, что достались народу альвов от их создателей Перворожденных. Длинные темные волосы стекали по плечам чужака как расплесканный деготь. Прозрачные, цвета молодой листвы глаза внимательно смотрели – нет, не на лекаря – на сжавшуюся, словно готовый к отчаянному броску зверек, девочку.
– Мне понравилось то, что ты сделала, – сказал он ласково, протягивая ей руку, – ты могла бы пойти со мной.
– С какой стати? – возмутился старик лекарь, шаря глазами по толпе в надежде, что кто-то заметит наглеца альва и поможет дать зарвавшемуся юнцу укорот.
– Эта девочка нуждается в хорошей пище и обучении. – Альв чуть склонил голову набок, рассматривая старого Ансельма, как рассматривают жука, внезапно обнаруженного в центре полевого цветка. – Ты, старик, видимо, лекарь? И лекарь дурной, иначе девочка не была бы так худа. И судя по твоему изношенному плащу, давно на мели. А из нее, – альв показал тонким изящным пальцем на девчонку, – может выйти воительница, даже несмотря на то что это всего лишь простая смертная.
