Молчание Сабрины 2 (СИ) - Торин Владимир (читаем книги txt, fb2) 📗
– Кажется, все это из-за ее снотворного порошка! – высказал предположение Бульдог Джим. – Она пьет его каждый день.
– Или у девочки просто дар! – вступилась за подругу мадам Бджи.
– Ну да, да… – проворчал хозяин балагана – он все еще был потрясен услышанным.
А гадалка, как и прежде, дрожала и царапала стол, и на миг Сабрине показалось, будто что-то изменилось – мадам Шмыга словно впала в самый настоящий и совершенно неподдельный раж.
– Я сказал, проходит, – прошипел Гуффин, но никто, кроме мадам Шмыги, его не услышал.
И тут действительно все закончилось. Приступ сошел на нет. Глаза перестали закатываться и вернулись на место, ногти еще пару раз царапнули стол, а потом сведенные судорогой пальцы расслабились.
Мадам Шмыга несколько раз моргнула и закашлялась, после чего недоуменно оглядела сгрудившихся кругом актеров балагана.
– Что случилось? – спросила она.
Брекенбок уселся на свой стул и с досадой буркнул:
– Ну вот так всегда. И почему, спрашивается, нельзя сразу переводить предсказания? У меня нет денег постоянно приглашать месмеристов и толкователей. Я и так за прошлое предсказание, в котором, как выяснилось, вы увидели нашу новую пьесу, еще не расплатился с господином Фридкином.
Гадалка глянула на него мутным взглядом.
– Голова кружится… – простонала она.
– Уведите ее в фургон, – велел Брекенбок. – Уложите ее в постель! Она портит мне аппетит.
Мадам Бджи укоризненно уставилась на хозяина балагана.
– Какой же вы эгоист, сэр! Как можно думать о пищеварении, когда девочке плохо?!
– А что такое? – искренне не понял шут. – Я же о ней забочусь! А если у нее еще один припадок приключится – к примеру, во время еды? Она же обожжется или подавится, не приведи Осень.
– «Не приведи осень», «не приведи осень», – проворчала кухарка, под руку поддерживая мадам Шмыгу и помогая ей подняться из-за стола. – Что это должно значить вообще? Как будто этой проклятой осени не все равно… С дороги, Спичка!
Сабрина, сидевшая на ступенях дамского фургончика, вскочила и отошла в сторону.
– Как будто это я виноват, что она припадочная, – заявил Брекенбок, но кухарка и гадалка уже скрылись в фургончике.
– Совершенно согласен, сэр! – радостно поддакнул Заплата. – Шмыгу надо проучить, чтобы не портила аппетит!
– Ты вообще молчи, ленивый бездельник! – прорычал Брекенбок. – Тебя забыли спросить. Сразу после завтрака открою «Толкователь-растолкователь снов доктора Ферро» и попытаюсь понять, что же имела в виду мадам Шмыга. Кошачья шкура, подумать только… Это все как-то связано с проходимцем Смоукимиррорбримом, не иначе. Определенно, связано… Ну что?! – Хозяин балагана повернулся в сторону дамского фургончика. – Сколько можно там возиться?!
Брекенбок начал злиться – что-то мадам Бджи долго не появлялась из фургончика. А пар над котлом все расползался по сторонам. Варево остывало. Что может быть хуже супа мадам Бджи? Только ее остывший суп, напоминающий жеваную слюну, собранную за два месяца в банку и приправленную… ну, тем, что эта несносная женщина там крошит в котел.
Брекенбок схватил ложку и принялся стучать ею по столу, требуя завтрак. Эту дурную привычку он протащил через всю жизнь еще со времен приютского детства, где голодные дети, случалось, бунтовали и умоляли покормить их. Но вместо того их наказывали, отчего некоторые из самых строптивых, вроде того же Брекенбока, становились лишь злее, непослушнее и строптивее.
– Ку-шать! Ку-шать! Ку-шать! – завизжал хозяин балагана.
Все, кто собрался на завтрак, последовали примеру своего предводителя.
– Ку-шать! Ку-шать! Ку-шать!
Ложки застучали по столу, как дождь по жестяному водостоку.
– А ну, прекратить! – прикрикнула кухарка, показавшись из дамского фургончика. – Подождете, ничего вам не сделается за пару минут.
Мадам Бджи кряхтя спустилась по ступеням и направилась к котлу. Гвалт и стук тут же затихли.
Наконец кухарка наполнила первую тарелку и взялась за следующую. Голодные актеры «Балаганчика Талли Брекенбока» передавали тарелки дальше, ожидая своей очереди. Вскоре уже подле каждого оказался долгожданный дымящийся завтрак. Почти подле каждого.
Гуффин, подпирая щеку, лениво морщился и будто засыпал. Заплата тянул шею, заглядывая в тарелку Бульдога Джима, и грыз губы. Вот-вот, казалось, он начнет их глотать. Кукла, разумеется, тоже не ела. Она снова уселась на ступеньках дамского фургончика и глядела на происходящее в тревоге и ожидании. Она не знала, что ей делать, когда все произойдет. Она никак не могла придумать. Многоголосое чавканье ее отвлекало.
Кое-кто также не пытался опустошить свою тарелку. А вместо этого глядел на нее унылым взглядом.
– А ты почему не ешь, Проныра? – спросил Бульдог Джим.
– Подумать только, – хмыкнула мадам Бджи, – он даже ни разу не попытался залезть своими грязными пальцами в мой котел! Ты, часом не заболел, Проныра?
– Да, у меня… – начал бывший адвокат, – уж простите за откровенность, но сугубо желая развеять любые подозрения всех собравшихся за столом…
– Колики? – вставил Гуффин.
– Д-да, колики.
– Просто пандемия какая-то… – пробормотал Брекенбок с набитым ртом. – Сперва Манера Улыбаться – слишком, видите ли, раздосадован своим дырявым зубом, чтобы завтракать, затем Заплата решает себя наказать, теперь вот у Проныры колики. Знаете, что я думаю?..
Гуффин замер. Заплата, напротив, затрясся всем телом, а Проныра лихорадочно заморгал.
Остальные жадно поглощали завтрак.
Брекенбок расхохотался и сунул ложку в рот.
– Я думаю, что мадам Бджи всех запугала, и скоро все будут бояться есть ее стряпню.
– Ах так? – взвилась кухарка. – Значит, это я виновата?
– А оно должно скрипеть на зубах, мадам Бджи? – справился Талли Брекенбок и демонстративно захрустел чем-то во рту. Может зубами, может, ехидством.
– Это не моя стряпня у вас скрипит, сэр! – гневно ответила мадам, делая вид, что не услышала скрипа и не почувствовала песчинок на собственных зубах. – Вероятно, что-то с вашим ртом стряслось! Вы слишком много сладкого едите! Это вредно для психики. Вот и мерещится вам незнамо что. К тому же, это рецепт такой – здесь и должно скрипеть! – она замолкла, выдохшись, но тут же добавила: – Если скрипит.
– Ладно вам злиться, – сменил гнев на милость Брекенбок. – Несмотря на то, что вы снова мыли эти овощи, вероятно в грязной луже, а ту крысу-переростка, из которой оно все сварено, и вовсе не удосужились помыть, похлебка вышла довольно сносной. Некоторые приправы, правда… – он вдруг замолчал. Как будто споткнулся на ходу. – Некоторые приправы…
– Что? – спросила кухарка. – Приправы? Вам снова что-то не… нравится?..
Ее голова опустилась на стол. Но не мягко и плавно, а с грохотом. Рядом уже лежали Бенджи и Бонти. Бульдог Джим и вовсе сполз со своих чемоданов на землю.
Сам же Брекенбок еще отчаянно пытался доесть свой суп. Он будто не замечал, что голоса вокруг него затихают один за другим, что мадам Бджи, с которой он вел беседу, ему уже не отвечает. Хозяин балагана сопротивлялся, как мог. Почему-то сейчас ему это казалось неимоверно важным. Не закрыть глаза. Продолжать есть. И говорить. Почему-то ему казалось, что когда он прекратит это делать, его попросту не станет.
Но и он не мог долго сопротивляться «приправам» в супе мадам Бджи. Его речь становилась все более запутанной и рваной, а глаза слипались. Слюна, выступившая на черных, нарисованных гримом, губах больше походила на пену. И вот, в какой-то момент, которого глядящая на всю разворачивающуюся за столом драму кукла Сабрина ждала с ужасом, голова Талли Брекенбока безвольно опустилась на стол рядом с тарелкой. Из руки выпала ложка, а изо рта вылилась непроголоченная похлебка.
Манера Улыбаться осторожно, словно боясь обжечься или быть укушенным, взялся за один из хвостов колпака Талли Брекенбока, затем, когда хозяин балагана на это никак не отреагировал, приподнял его голову. Брекенбок определенно не притворялся…
