Крепость Серого Льда - Джонс Джулия (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
— Я понимаю, в чем дело, большой. Камешек у тебя ворованный, а от ворованного надо поскорее избавиться, иначе хлопот не оберешься.
Кроп расслышал как следует только последние слова — что от камня надо избавиться поскорее — и усердно закивал.
Мимолетное удовлетворение в серых глазах Кеннера тут же сменилось глубоким раздумьем. Подавшись поближе, он шепотом произнес:
— Этот камень — одна морока. И для тебя, и для меня. Вот, скажем, возьму я его у тебя, и те же самые люди, которые тебя ищут, примутся искать меня. Нет-нет. Не будем говорить, кто они такие. Лучше всего нам провернуть это дело поскорее, да и пойти каждому своей дорогой. Я никому про тебя не скажу, но такое молчание стоит дорого, и при сделке это надо будет учесть.
Кроп изо всех сил старался понять, что говорит Кеннер, но тот употреблял много хитрых слов, и Кроп сосредоточился на самых простых и понятных, как морока или молчание. Алмаз Хадды, сверкая на стойке, привлек одинокую мошку, принявшую его за свечу. Кропу вдруг очень захотелось избавиться от него, и он подтолкнул камень к Кеннеру. Кеннер посмотрел ему в глаза и вопросительно поднял брови: ты, мол, уверен? Не успел Кроп кивнуть, алмаз исчез в одном из кармашков у парня на поясе. У Кропа гора с плеч свалилась. Он забыл даже, что надо пригибаться, и стукнулся головой о стропила. Он ухмыльнулся собственной неловкости, Кеннер ухмыльнулся в ответ, и говорить вдруг стало легко.
— А мне что дашь? — Кроп показал на пояс Кеннера и, видя его недоумение, добавил: — За камень. Ты сам сказал.
Кеннер сделал какой-то знак трактирщику, который наблюдал за ними, стоя у плиты. Пастухи зашевелились, и кто-то опустил кнут на пол. Парень отодвинулся от стойки.
— Слушай, незнакомец, нам тут неприятности не нужны. Ступай-ка отсюда подобру-поздорову. Дверь вон там.
Кроп растерялся. Голос у Кеннера изменился, и он вел себя так, как будто они больше не друзья.
— Дай мне что-нибудь, — неуверенно повторил он. — За камень.
— А ну убирайся! — крикнул Шем, схватив кочергу. — Мне тут уродов не надо!
Кроп взглянул на Кеннера, но тот уже отошел. Трактирщик, воспользовавшись замешательством гиганта, ринулся вперед и ткнул Кропа в плечо горячей кочергой. Кроп взвыл, обернулся и ухватился за оружие Шема. От его рывка, даже не очень сильного, кочерга вылетела из руки трактирщика и попала в пастухов, сидящих около печки. Шем, в свою очередь, завопил, потирая вывихнутое запястье. Один пастух, тощий, в козьей шапке, вскочил с места, зажав в кулаке кнут. Другие последовали его примеру, стараясь не попасть Кропу под руку, размах которой достигал добрых семи футов. Кеннер наблюдал за событиями из безопасного укрытия за стойкой, не вынимая ножа. Кроп смотрел на него, но Кеннер на Кропа смотреть не хотел.
Кнут щелкнул по полу у самых ног Кропа. Он снова был в руднике, и бычехвосты его окружали. Страх овладел им мгновенно, наполнив рот вкусом соленой кожи. Перед ним, как в тумане, замаячила дверь. Светлые щели вокруг ее косяка напоминали небо над рудником и обещали спасение. Еще один кнут хлестнул по полу, а третий задел ногу Кропа. Прикрывая руками лицо, Кроп кинулся к двери. Будь у пастухов кнуты подлиннее, они бы остановили его. У стражников кнуты двенадцатифутовые, жесткие, как сталь. Такой, обвившись вокруг ноги, сразу валит человека наземь. Пастушьи кнуты, хоть и хватали Кропа за лодыжки, удержать его не смогли.
Глядя только на дверь, Кроп врезался в одного из пастухов, не успевшего отскочить, и сбил его с ног. Ребра упавшего хрустнули с противным мокрым звуком, когда Кроп, рвущийся к свету, наступил ему на грудь. Не справившись трясущимися руками с механизмом щеколды, Кроп выломал ее напрочь.
Дверь наконец распахнулась, и холодный горный воздух освежил Кропу лицо. Солнце ослепило его ослабевшие в руднике глаза, и он заморгал. После всего, что произошло в таверне, ему не верилось, что на улице еще светлым-светло. Дыхание причиняло ему боль, и Кроп прижал к груди руку. Ему хотелось сесть прямо тут, на крыльце таверны, отдышаться и прийти в себя, но пастухи в кожухах и козьих шкурах уже щелкали кнутами у него за спиной.
— Пошел вон, чудище немытое!
— Убирайся в берлогу, из которой вылез!
Кроп зажал уши, чтобы не слышать их. Все, пропал алмаз Хадды. Дурак, бубнил злобный голос. Сало в башке вместо мозгов. Когда-нибудь тебе велят прыгнуть с утеса, и ты прыгнешь. Кроп, злясь на себя самого, замолотил руками по воздуху. Пастухи следили за ним изнутри. Их оскаленные в ухмылках лица и пальцы, поглаживающие кнуты, обратили гнев Кропа в другое русло. Эти люди не работорговцы и не бычехвосты. Они коз пасут.
Белая ярость понемногу разгоралась в нем. Кожа на спине натянулась, глаза налились кровью. Кроп знал, что это плохо, но не помнил почему: белая ярость вытесняла все мысли из его головы, побуждая к действиям. Они украли у него Хаддин алмаз. Злые, дурные люди, насмешники.
Он повернулся к двери, и ухмылки на лицах пастухов сразу угасли. Человек в козьей шапке попятился. Кроп понял, что тот испугался, но удовольствия не испытал. Люди его всю жизнь боялись.
Ему хотелось загнать пастухов обратно и оторвать им руки вместе с кнутами, но сквозь дымку, застлавшую его разум, пробилось давнишнее предостережение: «Управляй своей яростью и не позволяй ей управлять тобой». Это был голос его хозяина, звучный и красивый, успокаивающий, как журчание воды, падающей в глубокий пруд. Хозяин Кропа — самый мудрый человек на всем свете. Он тоже, бывало, гневался, но редко позволял гневу взять над собой верх. Он не стал бы брать приступом таверну, где засело столько народу. Нет. Хозяин выждал бы время и нанес свой удар, когда враги ожидали бы этого меньше всего.
При мыслях о хозяине в голове у Кропа прояснилось. Белая ярость продолжала пылать в нем, обдавая его жаром и делая мускулы твердыми, но оставляла место для рассуждений. Взгляд Кропа упал на зеленый кол, подпирающий обгоревшую деревянную перемычку над дверью. Глядя на этот еловый смолистый кол футов трех толщиной, Кроп понял, что надо делать. Обхватив столб руками, он дернул его на себя. Люди в таверне, сообразив, что он задумал, орали и щелкали кнутами. Ремень лизнул его кожу, но Кроп почти не почувствовал этого. Все как в тот день, когда он повалил коня: если уж белая ярость накатит, его ничем не остановишь.
Кроп уходил все глубже, в недра своего пятикамерного сердца, в кровь, красную, как у всякого человека, но горящую, как нефть, если ее зажечь; в мускульную ткань, где таилась память о его предках-великанах. Мышцы на его плечах и пояснице налились мощью, легкие качали воздух, которого хватило бы на шесть человек, сухожилия побелели от напряжения, маленькие сосудики в глазах вспыхивали, как молнии. Он тянул кол на себя, и полтонны дерева повиновались ему, как хорошо смазанный рычаг. Пастухи отступали в дымную глубину таверны, опустив свои кнуты. Еще немного, и Кроп, весь осыпанный чешуйками сгоревшего дерева, выдернул кол из дверной рамы.
Кол с грохотом рухнул, и все здание зашаталось. Дверной косяк, пострадавший от огня и воды, трещал под напором каменной кладки. Стал нарастать звук, напоминающий свист летящей стрелы, потом в камне что-то треснуло, и передняя стена дома обвалилась.
Кроп не стал на это смотреть. Он повернулся и пошел прочь из города. Собачонка с черным пятном на глазу трусила за ним. Так и не сумев ее прогнать, Кроп сдался, назвал ее Горожанкой, и они вместе пошли на восток, где горы и лес сулили им убежище.
13
ДХУНСКОЕ ОЗЕРО
Голубое Дхунское озеро лежало в четверти лиги от дома Дхуна. На него открывался вид из покоев вождя и двух надвратных башен, называемых Рогами. Одни говорили, что этот большой водоем вырыт и наполнен искусственно по приказу первого дхунского короля, другие — что с Медных холмов доставили волоком большие глыбы медного колчедана и бросили в озеро, отчего оно и приобрело свой ненатурально яркий голубой цвет. Собачий Вождь не знал, где тут правда, а где выдумка, но вода в Дхунском озере и верно странная. Она никогда не замерзает, принимает необычайный молочный оттенок, когда луна стоит прямо над озером, а живут в ней только белые угри да разная мелочь, которой они кормятся.
