Искусница - Хаецкая Елена Владимировна (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
Обломки таранов, сгоревшие палатки, даже непогребенные трупы валялись на поле и на склоне холма. В нескольких местах на камнях остались черные потеки — там во время штурма на головы атакующих проливалась горячая смола.
Осаждающих на поле перед крепостью было человек пятьсот. Палаток десять-двенадцать выделялось на плоской равнине.
Над кострищем — одним из множества — имелся навес; его окружали телеги: Евтихий насчитал пять и еще две поодаль.
Возле костра возилась костлявая женщина с лошадиным лицом, Она помешивала палкой в котле и время от времени стряхивала серую пену на землю. У нее были острые скулы, а из-под платка выбивались жесткие волосы грязно-желтого цвета.
Глянув искоса на Евтихия, Моревиль хохотнул:
— Здесь водятся и посимпатичнее. Одна — вон в той палатке.
— Это твоя палатка? — спросил Евтихий.
— Моя. И девчонка, которая внутри, — тоже моя, — предупредил Моревиль. — Впрочем, я ей не препятствую, лишь бы ко мне возвращалась. Только она все время ревет. Скучная.
— Ясно, — сказал Евтихий.
Моревиль почему-то рассердился:
— Что тебе ясно?
— Если бы я был девчонкой и оказался здесь, я бы тоже все время ревел, — объяснил Евтихий. — Впрочем, я и так едва удерживаюсь.
— Отсюда нет выхода, — сообщил Моревиль. — Поэтому постарайся устроиться как можно лучше. Ты здесь навсегда. До смерти, понял?
— А что там, за крепостью? — спросил Евтихий.
— Там заканчивается наш тоннель, — объяснил Моревиль. — Тупик. Если в другую сторону идти, найдешь просто второй тупик, и все.
— В каком смысле — «тупик»? — не понял Евтихий. — На что он похож?
— На что, по-твоему, похож конец света? — пробурчал Моревиль. — Каждый из нас в свое время пытался выйти наружу. Но там ничего нет. Вообще ничего, даже неба. Темнота и никакого прохода. Просто тычешься в стену… но понимаешь, что это не стена. Нечто большее. Пока сам не увидишь, не поймешь. Через это все прошли, и никто не верил.
Он покачал головой, недовольный тем, что вынужден рассуждать о таких непонятных и неприятных вещах.
— А зачем мы осаждаем крепость? — не унимался Евтихий. — Разве здесь не найдется занятия поспокойнее?
— В каком смысле — «поспокойнее»? — нахмурился Моревиль.
— Мы ведь, по твоим словам, застряли здесь до конца жизни… Неужели не существует более приятного способа проводить время?
Моревиль подумал немного, а потом ответил:
— Ты слишком много рассуждаешь, Евтихий. Эту крепость нужно взять, вот и все. Она уже дважды бывала нашей, а потом всех нас оттуда вышибли. Мы бы взяли ее и в третий раз, но тот парень с зелеными волосами, командир гарнизона, ни за что этого не допустит. Пока он жив, мы будем месить грязь у подножия, а они — спать в сухой постели под надежной крышей. Ты понял?
Евтихий задрал голову к небу. Дождь помедлил, словно собираясь с силами, и вдруг припустил так, что пелена на несколько минут скрыла из виду замковую стену; видна была только башня, темный силуэт на фоне серого неба, и два оранжевых огня, как два глаза, — свет в окнах.
Странная мысль пришла в голову Евтихию. Странная и жуткая. Даже дрожь пробрала.
— Слушай-ка, Моревиль, — медленно проговорил Евтихий, — а это не… мы здесь не…
Он не смог заставить себя закончить фразу, но Моревиль понял, что тот имеет в виду, и громко захохотал:
— Ты не первый об этом подумал и не первый этого испугался, мой мальчик! Но нет, можешь не бояться. Здесь многого следует бояться, да только не того, о чем ты сейчас сказал. Нет, Евтихий, мы не мертвые. Мы все — живые, не сомневайся. Да если уж на то пошло, на этой равнине нет ни одного покойника, за исключением тех, кого убивают. А умираем мы здесь по-настоящему, это да, и вот тебе самое главное доказательство того, что все мы еще живы. Если царство мертвых существует, то находится оно явно где-то в другом месте. В совершенно другом.
Одна из телег внезапно сдвинулась с места. Она проехала несколько шагов и завалилась набок. Колесо отскочило, покатилось, увязло в грязи. Из-за телеги показалось забрызганное грязью лицо какого-то человека. Он долго смотрел на колесо, как будто не понимал, что, собственно, случилось, а потом выругался и пошел прочь, широко размахивая на ходу руками.
Моревил проводил его взглядом, покачал головой, но никак не откомментировал несуразный эпизод. Вместо этого он вернулся к разговору с Евтихием:
— И еще воспоминания. Вот этого добра здесь полным-полно. Вспоминания. Мертвецы ведь ни о чем не помнят, верно? Гниют себе, и ни одной заботы у них. А ты обязательно станешь вспоминать. Не сразу, конечно. Поначалу все вроде как идет без происшествий, живешь себе и живешь. Может, похуже, чем привык, но все-таки… А потом все начинается. Даже и не надейся, что эта напасть тебя минует. И до чего же яркие картинки! Так и лезут в мысли, так и маячат перед глазами… Все дурное, что ты сделал, все хорошее, чего ты не сделал, все девчонки, которых обидел ты или которые обидели тебя, — как живые предстоят. Но хуже всего — тот невинный дурачок, которым был ты сам в детские годы. Смотришь на него и кричать охота от обиды: знал бы он, каким станет, как дурно с ним обойдутся люди, каких глупостей он потом наделает в своей жизни!.. Уберечь бы. Да хоть удавить в колыбели, и то, наверное, было бы легче… Я вот что думаю: мы и сражаемся для того, чтобы поменьше мыслей лезло.
Моревиль оборвал свой монолог и махнул рукой.
Он видел, что Евтихий ему не верит. То есть верит, конечно, но не вполне.
Из палатки выбрался парень с растрепанными светлыми волосами. Прищурившись, уставился на Евтихия.
— А, — ухмыльнулся он, — новичок.
И ушел куда-то. Пелена дождя скрыла его. Моревиль покачал головой, но говорить больше ничего не стал. Тяжко переваливаясь, зашагал к своей палатке.
Евтихий постарался устроиться возле костра так, чтобы дождь не заливал спину. Там грелось несколько человек. Все они выглядели истощенными, их одежда давно превратилась в лохмотья. Среди них были и женщины: две выглядели просто очень несчастными и растерянными и льнули к мужчинам в поисках защиты, а три держались воинственно и были вооружены.
Евтихию не хотелось ни разговаривать с ними, ни даже просто думать о чем-либо. Он тупо уставился в огонь. Остальные, кажется, вполне разделяли его настроение; обычная в подобных случаях беседа не клеилась.
Никто не обращал на новичка никакого внимания. Стряпуха продолжала помешивать суп, а потом бросила палку на землю и куда-то ушла. Очевидно, это был сигнал к началу трапезы, потому что собравшиеся у костра повытаскивали из-за пазухи ложки и потянулись к котлу.
Варево обладало резким мясным запахом. Вязкие белые комочки, плававшие в бульоне, очевидно, были какими-то кореньями. У Евтихия не оказалось при себе ложки, поэтому он едва не остался без обеда. Перед самым концом трапезы девушка-воин отдала ему свою:
— Поешь.
Евтихий поблагодарил коротким кивком и жадно набросился на остатки супа. Он выскреб из котла разварившиеся коренья, допил бульон и почувствовал себя лучше. Он даже согрелся. Мяса ему уже не досталось, но он, по правде говоря, не слишком жалел об этом.
Девушку звали Геврон. Она казалась более общительной, чем остальные, и Евтихий решился заговорить с ней.
— Откуда ты? — спросил он.
— Как раз такие вещи и забываются в первую очередь, — ответила Геврон. — Смотри. — Она показала на свои косы. — Какого они цвета?
— Белого.
— А были темные. Что с ними случилось? Выцвели? А может быть, мне только кажется, что они были темными? Кто я такая? Ты в состоянии определить, кто я такая?
— Геврон, — Евтихий произнес ее имя, словно пробуя на вкус. — Почему ты стала воином?
— А кем еще? Выбор-то невелик… Варить еду для всего отряда? Ты видел, из чего наша стряпуха готовит свою похлебку?
— Нет.
— Твое счастье. Я стараюсь не смотреть. Нет уж, работать у такого костра — последнее дело. Дома у меня был хорошенький очаг, беленая печка, медные кастрюли. — Она покачала головой. — Иногда мне кажется, что я все это сочинила. Что не было у меня ни дома, ни медных кастрюль. Что я так и зародилась — прямо в готовом виде, взрослая, перепуганная и с первого часа жизни уставшая насмерть.
