Череп мира - Форсит Кейт (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Перед мысленным взглядом Изабо возник огромный цветок в форме лилии, желтый, как солнечный свет, с дорожкой малиновых пятнышек, ведущих прямо в его потайную сердцевину. Она почувствовала его густой, опьяняющий запах, ощутила волну восхитительного головокружения и увидела, как головка цветка шевельнулась и потянулась к ней, точно пытаясь проглотить ее.
Да, это золотая богиня, сказал Гвилим, вечно жаждущая теплой крови. В его мысленном голосе звучала странная тоска. На миг Изабо попробовала сладкого и крепкого вина, и ее накрыло впечатлением крепких и горячих объятий. Потом Гвилим, крайне закрытый человек, убрал от нее свои мысли. Она послала ему мягкий мыслеобраз благодарности и сочувствия и распахнулась навстречу новому контакту.
Он ошеломил ее — кошмарное воспоминание о пытках, издевательствах и мучительной боли, от которого ее память мгновенно откатилась назад, а тело напряглось от уже когда-то пережитой боли. Не сдержавшись, она вскрикнула. Вспышка памяти тут же погасла, и ее охватили тесные ментальные объятия извинения и раскаяния.
Прости, дитя мое, я не хотел… Просто эти воспоминания всегда так близко, что приходят каждый раз, когда я раскрываю свой ум… Я не хотел заставить тебя пережить то же самое… но знаешь… понимаешь…
Да, понимаю, тихо отозвалась Изабо, разжимая и сжимая свою искалеченную левую руку, грубые рубцы на которой служили постоянным напоминанием о ее собственных пытках и кошмарах. Еще какой-то миг она делила со старым колдуном его боль, потом Дайллас Хромой закрыл свой печальный разум, а она попыталась собрать вместе осколки своего сосредоточения. Это было трудно. Этот миг связи заставил ее заново пережить тот ужасный час с Главным Пытателем Оула. Как и Дайлласу, ей очень нелегко было отделаться от этого воспоминания. Оно всегда скреблось о преграды ее памяти, точно чернокрылая летучая мышь, пронзительно крича, издеваясь и не давая ей покоя. Ей очень хотелось позволить своему сознанию свернуться в крошечный тугой комочек, дрожащий и хнычущий, но она с железной решимостью заставила себя глубоко дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох, и так до тех пор, пока стена не была восстановлена и она не успокоилась.
Как ты, девочка? — с тревогой спросил Риордан Кривоногий.
Все хорошо, ответила она спокойно.
Я не знал, каково тебе пришлось, девочка. Мне жаль…
Что сделано, то сделано. Кроме того, Мегэн всегда говорит, что лишь тот, кто страдал, может любить, только увечный может скорбеть…Что такое два пальца в сравнении со способностью чувствовать горе и радость? Несмотря на все ее усилия, Изабо не удалось придать своему голосу хотя бы искру теплоты.
И все же ты прошла тернистый путь, дитя мое. В голосе Риордана звучала тревога.
Изабо попыталась передать ему ощущение вновь обретенной уверенности, и он, должно быть, понял, потому что она почувствовала что-то вроде мысленного похлопывания по плечу.
Каждого из нас жизнь ранит по-своему, Рыжая, сказал он. Я рад, что ты считаешь награду большей, чем цену.
Изабо беспокойно повела плечами, не уверенная в том, что это действительно так, по крайней мере, не всегда. Но старый кривоногий конюх уже начал вспоминать свое детство, и Изабо неодолимо затянуло в цепочку его мыслеобразов. Изабо увидела маленькую темную комнатку, сильно пахнущую козами. Единственный тусклый свет давал огонь, горевший в очаге. Огромный мужчина с отталкивающим лицом бил худую съежившуюся женщину. От него несло виски и потом. Тень его руки взметнулась и упала на лицо Изабо. Она съежилась под столом. Он казался огромным, возвышаясь над ней, как великан. Она слышала свой плач и чувствовала, как сердце колотится о ребра. Ей хотелось есть, хотелось так сильно, что ее даже подташнивало. Женщина закричала и повалилась на пол. Послышался звук разбивающегося фарфора. Но толстая мускулистая рука великана все так же поднималась и падала, поднималась и падала. Женщина поползла прочь, но он наклонился и схватил ее за волосы, громко крича. Изабо больше не могла этого выносить. Она выскочила из-под стола, схватила его огромную руку, пытаясь отвести ее. Она любила эту худую, запуганную, забитую женщину, любила до боли в сердце. Необъятная стволоподобная нога отшвырнула ее прочь. Она врезалась в стол и с плачем упала на пол. Великан угрожающе навис над ней. Его глаза горели безумным огнем, лицо побагровело от виски и ярости. Огромная рука поднялась, потом опустилась, точно молот, снова и снова. Женщина кричала, умоляя его, пытаясь оттащить его. Пол был грязным. На губах Изабо песок мешался с кровью, в голове пульсировала горячая боль. В глазах у нее потемнело.
Изабо пришла в себя очень медленно. Сцена в крошечном домике была такой яркой, что она совершенно растворилась в ней. Она сказала трясущимся мысленным голосом:
Твой отец?
Да, ответил Риордан коротко, и она вспомнила свое собственное безоблачное детство, свободное и счастливое, всегда пахшее летом.
Я рада, что ты вспоминаешь его именно таким, сказала Мегэн. Какой-то миг они делили образ заросшей цветами лужайки, над которой порхали бабочки, а среди них кружилась маленькая рыжеволосая девочка, широко расставив руки.
Потом Мегэн увела ее в свое собственное детство, показав Изабо несколько счастливых сцен — вот она играет в пятнашки с сестрой Мэйред, вот сидит у отца на коленях, слушая его рассказы о Первом Шабаше, вот вытаскивает из кармана мышь-соню и кормит ее орехами.
Потом с гордостью и волнением, от которых у Изабо быстрее забилось сердце, старая колдунья вспомнила день, когда ей вручили Ключ Шабаша. Даже сейчас, спустя столько лет, это воспоминание было острым, точно меч — холодный свист ветра, запах дыма и опавших листьев, покалывание в ладони, когда ее пальцы сомкнулись на талисмане, гордость в слезящихся глазах отца.
Мегэн было тогда всего тридцать шесть лет, и она стала самой молодой колдуньей, когда-либо получавшей Ключ. Обычно Хранитель Ключа носил Ключ до самой смерти. Но отец Мегэн, Эйдан Белочубый, решил, что с созданием Лодестара и объединением страны его труд завершен, и удалился от дел в почтенном возрасте шестидесяти девяти лет. Передав трон одной дочери, а Ключ другой, Эйдан Белочубый ушел жить к Селестинам, где и оставался до самой своей смерти тридцать три года спустя.
Все это Изабо поняла за тот миг, который разделяла воспоминания Хранительницы Ключа. Она взглянула глазами Мегэн на Ключ, лежавший в ее руке. Изящной работы, он помещался у нее на ладони, сделанный в форме священного символа Шабаша. На плоских поверхностях Ключа были выгравированы магические руны и символы, и он казался теплым, как будто был живым существом. Там, где металл касался кожи, ладонь Мегэн легонько покалывало, а все ее чувства пульсировали от ощущения его силы, как будто она держала в руках гром и молнию, запертые в металле.
В своем воспоминании Мегэн медленно подняла Ключ и повесила его на шею. Ритм ее сердцебиения стал более ровным, пока, казалось, ее пульс не забился в такт с Ключом. Слезы стояли у нее в глазах. У нее перехватило дыхание. Одна рука поднялась и прижала талисман к груди, к тому месту, откуда расходились ребра, к средоточию ее дыхания. Подняв глаза на любимого отца, она дала безмолвный обет носить Ключ со всей мудростью, силой и состраданием, какое сможет найти внутри своей души. Она будет достойной идти по стопам всех тех великих Хранителей Ключа, которые предшествовали ей, поклялась она всем своим существом. Эйдан улыбнулся ей, обрадованный, но Мегэн не смогла выдавить из себя ответной улыбки, трепещущая и подавленная силой, пульсирующей под ее рукой.
Мыслеобраз померк, и Изабо медленно пришла в себя, усталая и оцепеневшая. Горло у нее пересохло. Она открыла глаза и потянулась, слыша, как затрещали суставы. Она не удержалась от взгляда на Мегэн и на Ключ, висящий на ее сморщенной груди. Желание прижать его к своему сердцу почти переполнило ее. Она медленно подняла глаза и встретилась с глазами Мегэн, черными, как разлитые чернила, и столь же непроницаемыми.
