Viva la Mésalliance или Слава Мезальянсу (СИ) - Давыдов Игорь (прочитать книгу .txt) 📗
И это если не считать скроменько стоящей чуть в стороне Тильды Вейлис, прижимавшей к груди планшетку с пачкой бумаг. Эта приятная немолодая женщина, всего за пару месяцев поднявшаяся от простой домохозяйки до заместительницы Лешей по делам культа, всё ещё не успела освоиться с новым правовым статусом: она, как и её госпожа, чувствовала себя чужеродным элементом в системе, которая в принципе родилась при её непосредственном участии.
Всем было что-то нужно от Брони. Но все были вынуждены держать рот на замке, так как видели, что их слова не вызывают иной реакции, кроме молчания. И каждая новая фраза лишь увеличивала время, которое слечна Лешая проведёт, лёжа на подушках с закрытыми глазами, усиленно игнорируя любые попытки с ней хоть как-то коммуницировать.
Девушка давным давно усвоила, что лучший способ добиться тишины от окружающих, это самой стать источником этой тишины.
И вот, долгожданная тишина пришла в залу. Не абсолютная. Никуда не девались шорохи одежд садовников, не исчез естественный неровный эмбиент ремонтных работ за стеной. Однако ничто из этого не несло новой информации. Тишина в потоке данных — именно этого и добивалась девушка своим молчанием.
Наконец Броня подняла веки и окинула просителей внимательным взглядом глубоких синих глаз.
Лишь спустя ещё пяток секунд слечна Глашек обратилась к своей lesis.
— Туна, я не хочу говорить об этом. Просто. Не. Хочу.
— Но…
— Это не обсуждается, — холодно отрезала Лешая.
Несколько секунд девушки не просто не говорили, но даже не двигались. Лишь смотрели друг на друга, словно бы каждая из них пыталась физически оттолкнуть собеседницу одной лишь мощью строгого внимательного взгляда.
Фортуна сдалась первой. Она изящно развернулась спиной к Броне, подчёркивая обиду жестом, но не выражением лица.
— Я — к Дарку. Если захочешь меня поблагодарить за то, что вчерашний вечер окончился постелью принцессы, а не темницей, ты знаешь, где меня найти.
— О времена, о нравы, — тихо шепнул пан Глашек, провожая взглядом дворянку, что стремительно уходила прочь, гордо виляя бёдрами.
— И не говори, отец, — вздохнула синеглазка. — Если бы я знала, чем всё это закончится, воздержалась бы от этого представления.
— У тебя плохо выходит лгать, родная, — ответил ей мужчина. — Даже не пытайся сделать вид, что всё вчерашнее было хорошо отрепетированным трюком, который ты согласовала с паном Маллоем. Я на это не куплюсь.
— При-дёт-ся, — с нажимом ответила ему дочка. — Это не просто версия для семьи. Это единственная версия, которую вы услышите, помимо официальной, многократно преукрашенной пиар-менеджерами и старательно очищенной от любых проявлений неудобной правды. Довольствуйся сказанным, и радуйся, что услышал хотя бы это. Особенно учитывая, что речи свои мы ведём в помещении моего культа.
Пан Глашек закатил глаза. Чувство вины было вынуждено потесниться, пуская вперёд обиду, а оттого плечи мужчины расправились, делая фигуру куда как более внушительной.
— И снова неудачная ложь. Я был на твоих богослужениях, и видел, какой ты являешься своим прихожанам. Они видят в тебе богиню не благодаря твоей игре, а вопреки ей: твоей философии, в отличие от культа, выгодней, когда тебя считают человеком, а не высшим существом.
Броня снова замолчала. Пару секунд она внимательно взирала на собеседника, и наконец её уста, сложенные в невыразительную прямую линию, отворились вновь.
— Моя философия… ты же знаешь её постулаты, отец. “Если ты не можешь сделать необходимое…”
– “…сделай возможное”, — закончил он.
Едва зародившаяся в груди родителя бравада отступила. Плечи снова чуть сместились вперёд.
— Я делаю возможное, отец. Точнее, самое полезное, из возможного. Нет никакой пользы в пустом волнении. Это бессмысленная трата сил и времени. Мне нужно кое-что проверить. Провести эксперименты. Сделать выводы. Но вместо этого я разговариваю с тобой на тему, в которой ты понимаешь ещё меньше меня. А я в ней, как свинья в апельсинах.
Мужчина выдохнул. Медленно. Прикрыв глаза.
— Я тебя понял, дорогая… я не буду лгать семье. Но объясню им, чего ты от них ждёшь. И что тебе на самом деле надо. Приходи к нам, когда сама это поймёшь.
Он улыбнулся. Тепло. Заботливо. И сердце Брони кольнуло. Она внезапно почувствовала себя самой настоящей сволочью, обидевшей родителя ни за что, ни про что. И это при том, что девушка честно пыталась оградить его от волнений, из самых добрых побуждений. И при том, что пан Глашек всё понял и даже не обиделся.
А потому и стерпела она смиренно поцелуй в лоб, которым одарил её отец, прежде чем равернуться и пойти прочь походкой, сконфуженную нетвёрдость которой он тщетно пытался скрыть. Броня предпочла сделать вид, что не заметила, что ноги родителя стали ватными от переживаний. В конце концов, она ведь совсем недавно пыталась провернуть то же самое: состроить хорошую мину при плохой игре. Причём, столь же неудачно.
Желая поскорей отвлечься от тягостных мыслей, синеглазка перевела взгляд на Илегу и “стрельнула” в её сторону указательным пальчиком.
— Молодец.
— Что? — удивлённо похлопала глазами камеристка. — Я же ничего не рассказала.
— Ты светишься, как йольская ёлка, — фыркнула Броня. — Мне не нужны отчёты, чтобы понять, насколько ты довольна собой.
— Намнеудалосьобнаружитьещёжуков! — на одном дыхании выпалила служаночка, словно бы боялась не успеть рассказать о своих успехах. — Номынашликладкуяицвтомподвалегдебылпервыйтаракан!
— Вот видишь? — улыбнулась Лешая. — Я в тебе и не сомневалась. Стоит полагать, раз я нигде не вижу никого из семьи Жаклин, они всё ещё рыщут в поисках других кладок и заражённых?
— Не совсем, — Илега уверенно скользнула к трону, совершенно нагло приподняла торс госпожи и уселась на освободившееся место, уложив голову Брони себе на коленки. — В смысле, старшие семейства Кюсо сейчас совершают контрольные обходы, как ты и предположила, но Жаклин занялась поисками того парня, которого ночью оживил Дарк. Тебя долго не было, поэтому мы с госпожой Ёлко сами всё организовали. Ты же не против?
Синеглазка перевела вопросительный взгляд на означенную госпожу Ёлко. Та пожала плечами.
— Я знаю, как ты не любишь, когда кто-то распоряжается твоими ресурсами за твоей спиной… но мне не удавалось до тебя дозвониться, да и ты сама, вроде как, оставила Илегу за главную…
Аналитик замолчала. Она ощущала тяжесть взгляда строгих синих глаз собеседницы, и тяжесть эта не давала словам, рождающимся в груди, подняться вверх, до языка.
— Ты слишком акцентируешь на этом внимание, — успокаивающий тон Брони резко контрастировал с её взором. — Я читала твой доклад по дороге к храму. Сначала даже удивилась, с чего бы тебе вдруг отчитываться передо мной, но затем я забыла об этом: все мои мысли занимал вопрос, как же тебе удалось в одинарный межстрочный интервал вместить так много извинений за то, что ты не помешала Даркену отдавать распоряжения моим карманным войскам.
— Эти извинения искренни… — начала-было Ёла, но Лешая её перебила.
— Они излишни, — лишь когда эти слова покинули уста богини-самозванки, та осознала, насколько сурово прозвучало сказанное: словно бы удар молотом о наковальню. Девушка осеклась, рассеянно облизнула губы, а затем продолжила, стараясь придать голосу мягкости. — Мало того, что ты не обязана, будучи “номером два” при “номере один”, так ведь ещё и не имела никакой возможности: мы обе знаем, насколько Дарк “себе на уме”.
— Ты злишься, — изогнула бровь Ёлко.
Благо, теперь аналитик хотя бы не выглядела, как нашкодивший щенок.
— Не на тебя же… — Броня тяжело вздохнула. — И даже не на Дарка… я просто злюсь. Знаешь, некоторые говорят, что Лешая не является злым божеством, а воплощает исключительно первозданный, природный хаос. Но я скажу тебе честно: злоба давным давно стала моей постоянной спутницей. Она кормит меня, как матушка. Я забочусь о ней, как о родной дочери. И таю в её руках, словно бы в объятиях нежнейшей любовницы.
