Цикл аномалии (ЛП) - Форд Ша (читать лучшие читаемые книги .TXT, .FB2) 📗

— У тебя есть вопросы ко мне, Шарли? — сказал Фрэнк после того, как я просто сидела и смотрела целую минуту.

— Нет! Нет, ради бога, больше никаких вопросов, — резко сказала я. Моя голова болела. Было больно в самом основании, и я изо всех сил старалась не представлять, как мой чип извивался сзади.

Скользя по сероватым хребтам.

Застряв в слизи.

Объектив Фрэнка следовал за моей рукой, когда я потянулась назад, чтобы почесать крошечный выпуклый шрам в расщелине черепа.

— Да. Я немного ознакомился с процессом восстановления микросхем. Я могу выполнить простую процедуру, которая предотвратит преждевременное отторжение чипа твоим органическим веществом.

— Преждевременно…? Нет, я не хочу знать, — сказала я до того, как Фрэнк начал говорить. Теперь я знала, что чувствовал Уолтер, когда я говорила о Далласе и о телевидении: от всех этих новых вещей у меня просто голова болела. — Давай сделаем это. Сделаем операцию.

— Завтра в десять утра, — сказал Фрэнк.

— Да, конечно.

Он повернулся туловищем к проходу, и я выдохнула с облегчением. Я была удивлена, что он не спросил нас о дроне.

Но я поспешила.

— Воробей и Шарли? — сказал Фрэнк.

— Да? — сказали мы вместе, ее голос был ровным и спокойным, а мой — чуть хриплым.

— Вы знаете что-нибудь о том, что произошло в командной комнате?

— Н…

— Что случилось? — Воробей перебила меня.

— Кажется, произошел сбой с одним из дронов. Постоянный сбой. Я не верю, что его когда-нибудь можно будет вернуть в строй, — ровным голосом продолжил Фрэнк, — и мне любопытно, знает ли кто-нибудь из вас что-нибудь об этом.

Воробей в тупике. Я знала это, потому что она замолкла на целую секунду, прежде чем пробормотать:

— Что за дрон?

— Она имеет в виду, какой дрон, — быстро сказала я. — Их десять, верно?

— Да.

— Я думаю, что мы летели… ах, смотрели номер восемь и девять.

— Когда это было?

Я пожала плечами.

— После завтрака. Потом стало скучно, так что Воробей привела меня сюда, что… — я морщусь, махнув на картины, — я бы очень хотела, чтобы она этого не делала.

— Понимаю, — Фрэнк на мгновение замер, его объектив скользил между нами. — Воробей?

Она приподняла брови.

— Да?

— Как ты повредила нос?

— Шарли ударила меня.

— Черт возьми, Воробей! — возмутилась я.

— Что?

— Ты обещала, что ничего не скажешь!

— Ну, я не хочу лгать. И Фрэнк никогда бы не поверил, что я настолько неуклюжа, что причиняю себе боль, — заявила она.

— Надеюсь, вы разрешили свои разногласия? — сказал Фрэнк.

— Ага, — буркнули мы.

— Хорошо. Тогда, Шарли, — его голова повернулась ко мне, — ты поможешь Воробью ухаживать за ее раной, пока она заживает. И вы потеряете на неделю привилегии Архива.

Я до сих пор не знала, чем был Архив, так что меня это устраивало.

— Звучит честно.

— Хорошо. Увидимся в медицинском отсеке завтра в десять утра. Не опаздывай.

ГЛАВА 14

Я не могла уснуть.

Я достаточно испытала это, чтобы сказать, что было два вида тишины: тонкая и глубокая. Тонкая тишина была подобна облаку. В основном тихо, но время от времени просачивался царапающий звук или чириканье — как когда небо было затянуто тучами, но я знала, что за ним все еще светило солнце. Тонкая тишина всегда была немного проницаема.

С другой стороны, глубокая тишина затягивала. Я говорила так, потому что единственное физическое ощущение, с которым я могла его сравнить, — это ощущение пребывания внутри резервуара. Когда мои ноги сводило судорогой и руки не выдерживали, а голова опускалась до тех пор, пока вода не текла в уши, — такой звук тишины. Это была темная дыра в земле с крышкой в ​​сто фунтов. Это было смертное ложе холодной воды, которое простиралось на восемь футов ниже кончиков пальцев ног. Это было место, настолько холодное и тесное, что здесь едва ли мог найтись клочок сухого воздуха, в котором можно было бы кричать.

Последним звуком, который я слышала перед тем, как мой рот распахивался, и вода наполняла мои легкие, — была тишина.

— Я не могу уснуть, — шепнула я. Я поняла, что могла также сказать это вслух. Может, я смогу уговорить себя погрузиться в какое-то состояние сна. — Я не могу спать.

— Я знаю. Прошлой ночью ты храпела всего минут пятнадцать, — ответила Воробей, в ее голосе не было ни намека на усталость.

— Я храплю?

— Порой. Ты издаешь этот гортанный, слюнявый звук… как волк, жующий мясо бизона.

— Откуда, черт возьми, ты знаешь, как это звучит?

— В Архиве есть видеоролики о природе. Мне они очень нравятся — это как наблюдать за всеми худшими частями человечества, но с пушистыми зверюшками.

— Ах, — хмыкнула я. Я слишком устала, чтобы задавать вопросы. Мне просто нужно было закрыть глаза, и…

— Две ночи назад, думаю, ты вообще не спала. Ты не издавала никаких звуков. На самом деле я пару раз вставала, чтобы убедиться, что ты еще дышишь.

— Ну, может, если бы ты сосредоточилась на собственном сне, у тебя не было бы времени беспокоиться о моем, — проворчала я.

Наступила короткая пауза — ровно столько времени, сколько мне нужно, чтобы закрыть глаза и снова успокоиться. Потом Воробей сказала:

— Я не сплю.

Мои глаза резко открылись. В комнате было темнее, чем в сапоге, но я все равно перевернулась и посмотрела в сторону голоса Воробья.

— Что значит, ты не спишь? Всё спит.

— Я — нет. И держу пари, что ты бы тоже не стала, если бы твой чип все еще работал.

Я легла на спину и смотрела в черную бездну надо мной.

Нормалы не спали. Я этого не знала. Насколько мне было известно, я всегда спала. Я помнила, как мои родители укладывали меня спать ночью. Мне снились суперсладости и фиолетовые коты. Я просто всегда предполагала, что все остальные проводили ночи, делая то же самое. Но, видимо, нет.

И теперь я понимала, почему Говард всегда так интересовался моими снами: если Нормалы не спали, то они точно не видели снов.

— Значит… ты просто лежишь всю ночь и пялишься в никуда? — сказала я.

Я услышала хруст ее подушки, когда Воробей кивнула.

— Как-то так.

— Разве это не скучно?

— Немного.

Разве это не одиноко?

Я думала об этом вопросе, но я его не задаю. Конечно, одиноко. Проводить восемь часов каждую ночь, лежа без сна, неподвижно, в тишине, было бы невыносимо. И примерно месяц назад Воробей делала это в одиночку. Она прожила в Учреждении всю свою жизнь одна. У нее даже не было возможности поговорить со мной.

Заперта в этой комнате.

Каждую ночь.

Одна.

Я не могла бы так сделать. Я лучше утонула бы в Резервуаре.

— Не могу поверить, что ты не спишь.

— Хорошо, что факты не зависят от твоей способности в них верить, — буркнула Воробей. Затем, через мгновение. — Шарли?

— Да?

— Почему ты не можешь уснуть?

— Здесь чертовски тихо. Я привыкла к большему количеству шума.

— Например?

— Дерьмовые кондиционеры, жужжание жуков, Уолтер — и если ты думаешь, что я плохо звучу, ты должна услышать звуки, исходящие от Уолтера после того, как он выпил. Клянусь, это ужас.

— Он громкий?

— Боже, он как волчья стая, состоящая из одного человека. И некоторые звуки, которые он издает, имеют собственные запахи — такие, от которых глаза слезятся. Я просыпалась с рвотными позывами не раз.

— Я хотела бы когда-нибудь встретиться с Уолтером.

Я слышала улыбку в ее голосе и не понимала ее.

— Да? Все, что я сказала тебе о нем, это то, какой он отвратительный, и ты все еще хочешь с ним встретиться?