Неубедимый - Лукас Ольга (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
— Полководцев не интересуют ничейные земли! — засмеялась Алиса. — Ничейным нужен Колумб. За этим, пожалуйста, не ко мне.
«Колумб, — застрекотали колёсики в голове Дмитрия Олеговича. — Часть и Целое. Америка Северная и Южная… С Эрикссона станется меня на другой континент отправить. Искомое — внутри. Капитан Америка? Капитан, капитан Очевидность…»
Последнюю фразу он, разволновавшись, произнёс вслух.
— Христофор Колумб — капитан Очевидность? — удивилась Алиса. — Это что-то новенькое.
— Да нет, это я — капитан Невероятность, — попробовал отшутиться Дмитрий Олегович. Ужасно неловко вышло. Зачем шутил?
— Понимаешь, — попробовал он подойти с другой стороны, — я уже несколько дней не могу разгадать одну загадку. Глаз замылился совершенно. Уже не отличаю годные идеи от бредовых.
Впервые с начала разговора — а может быть, и в первый раз с момента знакомства — Алиса поглядела на него с любопытством. Загадки она любила. Кроме того, ей надо было отвлечься. Сидя за ноутбуком, она не почту проверяла, не блог свой обновляла, как можно было подумать. Она, окончательно отчаявшись, пыталась вывести формулу защиты. Просто сидела и записывала в одной колонке «мысли и действия», в другой — «ощущения». Выходило и бессмысленно, и бессистемно, но она хотя бы пыталась.
— Загадки я люблю, — сказала Алиса вслух.
На свет был извлечён изрядно уже истрепавшийся листок.
— «Первая часть вмещает в себя всё, в том числе и вторую, — прочитала Алиса. — Вторая зачастую бывает больше целого. Искомое названо в честь того, что названо в честь него. Впрочем, то, в честь чего оно названо, непременно отыщется внутри».
Но откуда он знает про защиту? Так просто и так ясно. Первая часть — внешняя — укрывает собеседников и их доверительные отношения от посторонних глаз. Но сами доверительные отношения, тот микромир, который возникает под защитным колпаком, зачастую несравнимо больше «целого», то есть той цели, ради которой выставляется защита. Значит, устанавливая защиту, надо в первую очередь думать не о том, чтобы укрыться, а о том, ради чего создаётся это укрытие.
Хотелось поскорее проверить это озарение на практике, но для начала нужно было избавиться от этого скучного любителя шахмат.
— Ну, так что? — не выдержал любитель шахмат. — Есть какие-нибудь версии?
Алиса прищурилась — ха, так я тебе и открыла свою версию. Она поглядела по сторонам, скользнула взглядом по стене. Там был изображен плывущий по реке старинный парусный флот, причём корабли были сложены из кофейных зёрен, а паруса сшиты из чайных листьев.
— Нева, — сказала наобум Алиса. — Это река Нева. Сам посуди: Малая, Большая, Средняя Невка. И вдобавок ещё — Малая и Большая Нева. И все они — части целого, именуемого просто Нева. Где часть, что искомое, а что внутри — попробуй угадать.
— Нева, — как зачарованный, повторил шемобор.
Странная какая-то версия. Но, наверное, она права. Просто ему недоступен ход её мыслей.
Аня не верила своим глазам: здесь, на виду у всех, плетутся заговоры и интриги. Друг хозяина как бы случайно присел за столик к знаменитости с ноутбуком, показал ей шифровку и выбежал вон. Да ещё и шахматы оставил. Шахматы — это опознавательный знак, не иначе. Вскоре знаменитость, отодвинув шахматы, сложила в сумочку ноутбук и откланялась. Ну, правильно, информацию получила, понесла дальше. Тем временем где-то в служебных помещениях строят планы по захвату мира хозяин и женщина-политик. А вдруг и остальные посетители — никакие не посетители, и само кафе — лишь прикрытие для каких-нибудь бесчестных людей? Может, бежать отсюда, бежать, пока не поздно? Но, кажется, уже поздно.
— Алё, мадам.
Аня вздрогнула, как будто заговорщики схватили её и принудительно вербуют в свои ряды. Но это был всего лишь охранник. В руках он неловко держал вазочку с мороженым.
— Подарок от заведения, — хриплым голосом сказал он. — Короче, вам от меня. Чего сидеть просто так?
Когда целыми днями торчишь в полуподвальной каморке, когда выходишь на улицу только ночью, чтобы в одиночестве посидеть на набережной, да на обратном пути забежать в магазин «24 часа» — купить самой дешевой еды и курева, по сторонам особенно не смотришь. В комнате не заблудишься даже в темноте, цены известны заранее. Мир сужается, съёживается, весь помещается в твоей голове. Он не становится меньше — ты становишься больше. Но это ничего в твоей жизни не меняет, ровным счетом ничего. Ты не глядишь на этот мир, но вмещаешь его в себя и по ночам, в абсолютном безмолвии, наяву летаешь среди звёзд, сидя за столом в своей каморке. И это тоже ничего не меняет в твоей жизни.
Гумир шел по Невскому, щурился, озирался по сторонам. Казалось, что все люди здесь и сейчас — неспроста. И смотрят, как же они на него смотрят! Хотелось забиться в щель, красться вдоль стены, но тогда он доказал бы, что его подозревают не зря, и его живо бы скрутили. А если идти в толпе, быть как все, то можно и проскочить незамеченным.
Привыкнув к простору широкого проспекта, смирившись с необходимостью лавировать в толпе, среди зонтиков и сумок, Гумир понял, что не может разглядеть ничего, что находится от него на расстоянии дальше двадцати шагов. Огромный мир — какой же он огромный! Куда как больше склада банановой компании, где Гумир, кстати, давно уже не был. И намного, намного разнообразнее — и бананового этого склада, и книжного склада в подвале Тринадцатой редакции.
Он уже не озирался, он щурился, хотя солнца никакого не было, и злился на себя за то, что не видит вон тот дом, тех людей, то размытое пятно. Видимый мир, показавшийся было таким огромным, вновь съежился.
Дождь сменил направление — только что честно лил сверху вниз, теперь же швырял пригоршни воды несколько наискосок, так, что вскоре залил гениальному программисту очки, глаза, проник под дождевик. Гумир шел почти на ощупь — стряхивал капли с окуляров, оглядывал местность, пробегал несколько шагов, снова стряхивал капли. Вот теперь люди действительно оборачивались на него, но он уже не видел этих взглядов, да и ему было всё равно.
Кое-как добрался до Малой Морской, ощупывая стены, спустился вниз, в полуподвальчик букиниста.
Снова снял очки, встряхнул их, протёр, но надевать обратно не спешил. Лавка была словно написана акварелью, нежными пастельными тонами, несколько чересчур размыто. В акварельном пейзаже двигались какие-то тени. Пахло сливочно-мясным соусом, густым, вкусным — наверное, из ближайшего ресторана запах занесло. После антигуманных котлет из целлюлозы, которыми толком и не насытишься, вдыхать этот запах было приятно и немного грустно.
Тени продолжали перемещаться с места на место, одна из них подошла вплотную и беззлобно проворчала:
— Ну, ну, не стойте на проходе. Чуть левее отойдите и любуйтесь себе сколько хотите.
— Сейчас… я не вижу. — Гумир в доказательство вытянул перед собой руку, в которой сжимал очки. Чтобы тень не думала, будто он просто так тут стоит и глазеет по сторонам.
— Хорошие очки. Главное — прочные. Вот, протрите. У вас ведь в них стопроцентное зрение, верно? Мои чуть послабее будут.
Гумир нащупал протянутый ему кусочек замши, тщательно протёр стёкла, надел очки и уже открыл было рот, чтобы сказать: «Очки-то прочные, да вижу я в них уже плохо», и замер.
Акварель превратилась в чёткую цифровую фотографию. Гумир различал пылинки на дальней полке, мог прочитать надписи на истёршихся корешках тоненьких книжек. Как будто не очки он протёр чудесной тряпицей, а свои собственные глаза.
Перед ним стоял очень пожилой человек с густой седой шевелюрой. Его тёмно-коричневая верхняя одежда больше всего напоминала махровый халат, но Гумир решил, что это просто такая разновидность сюртука или какая-то специальная униформа букинистов. В том, что перед ним стоит сам хозяин лавки, сомневаться не приходилось.
— Вы пока оглядитесь, а мне нужно спешить к покупателям, — сказал старик и зашагал между полками.
