Не время для нежности (СИ) - Савков Роман (е книги TXT) 📗
— Где… я?… — облизнув пересохшие губы, прохрипел человек.
Тишина была ему ответом.
— Кто… здесь?.. — Он вновь закашлялся. Не в силах вытолкнуть липкий комок из горла, втянул со свистом воздух, проглотил. — Все демоны дерьмового мира, какой дряни я вчера наглотался, — хрипло выговорил он. Неожиданно продолжил: — Можешь не прятаться… Знаю, что не один.
— Виновата горбушка хлеба, — не удержалась Юстина.
— Что, а? Не понял…
— Отравился, когда закусывал — говорю.
— А… Хорошая шутка, — рассмеялся мужчина. — Знаю ее… Покажись!
Эбберг медленно вышла на линию его взгляда. В помещении не было окон, свет давали несколько керосиновых ламп. Отблески огня, просочившись свозь мутное закопченное стекло, водили хоровод с тенями на выгнутых плоскостях стен. Светильники оставили рабочие — время от времени они наведывались сюда для профилактических работ. Конструкция требовала присмотра.
— За что ты меня… Что я тебе сделал?! — перестав смеяться, спросил работорговец. Невпопад добавил: — Красивая…
Эбберг сокрушенно покачала головой — этого человека уже не переделать.
Впрочем, она не собиралась читать ему морали. Пусть этим занимаются священники, в их обязанности входит спасение заблудших душ. Она лишь может помочь ему задуматься…
Сказала:
— Биндон все также многолюден?
— Ты об этой дыре? — Он задышал чаще. Продолжил с кривой усмешкой: — Век бы глаза на него не смотрели. Но что поделаешь, работать надо — жена, детишки, то да се…
Девушка склонила голову, подошла ближе, пытаясь углядеть в глазах привязанного к трубе хотя бы тень раскаяния. Бестолку все. Плескалась на дне зрачков мутная водица вседозволенности.
Возможно, замешалась где-то под ней и совесть, к которой Юстина могла бы попытаться воззвать?.. Нет — ее она не наблюдала.
Коротко влепила пощечину, отчего голова мужчины зазвенела, словно пустой металлический шар. Заросшее щетиной лицо безобразно перекосило в ленте. Подумав, добавила вторую — с другой стороны. Просто выровняла немного.
— За что!? — взвыл работорговец. Поерзал, пытаясь освободить путы. — Стража, стража-а! Спасите, режу-ут!
— Похмелье мешает говорить правду, — серьезно сказала девушка, стоило ему затихнуть. — Но я, так и быть, помогу вытравить его из твоей головы. Кстати… Кричать можешь сколь угодно долго — не услышат. Иначе бы заткнула кляпом рот.
— Да я уж как-нибудь сам справлюсь — не в первый раз… — Он шмыгнул носом, из которого потянулась темная струйка. — Развяжи, а? Что я тебе сделал?
— Не прикидывайся бедной овечкой, — сказала она. — Ты прибыл из Биндона неделю назад. Известно, что люди твоей профессии привозят оттуда.
— Поведай мне, о чем речь ведешь — не томи: о рабах или гонорее? — он с трудом подавил смешок, вырвавшийся было из глотки. — Демоны… как голова-то раскалывается.
— Интересует живой товар, — невозмутимо сказала девушка. — При тебе было двадцать невольников. Кому ты их продал?
— Что мне за это будет? Освободи. Договоримся.
Юстина молча подошла к пленнику — из рукава в ладонь скользнуло что-то тонкое. Тускло блеснуло лезвие острого перочинного ножа. Прислонив холодящий металл чуть повыше волосатой груди мужчины, стала медленно, с легким нажимом, опускать орудие пытки вниз, к не менее волосатому выпирающему животу.
Работорговец зашипел, потом взвыл, кляня и ругая дрянную девку. Она смотрела ему в глаза. За блескучей полоской металла оставался кровоточащий след.
— Воняет, как от крысы, — сказала она, закончив экзекуцию. — У нас мало времени, в следующий раз я увеличу нажим. Знаешь, что будет, когда доберусь до брюха?
Он ничего не ответил, продолжая мычать от причиненной боли.
— Лезвие тут коротковато и тупится быстро. Не для того сия поделка предназначена, чтобы шкуры чужие портить, но для нашего дела сгодится, верно я говорю?
На лице мужчины отразилось понимание. Похоже, только сейчас он осознал безвыходность ситуации, в которую попал. Читалось во взгляде желание выложить все, что ни попросят.
— Ребят моих погубила? — спросил он, часто дыша.
Одна лампа моргнула несколько раз и затухла. Стало гораздо темнее.
— Кому ты продал рабов, — повторила Юстина спокойно.
— Людно в тот вечер было, у прилавков не протолкнуться… — Он попытался сосредоточиться: набрал побольше воздуха в легкие, зажмурился — боль не проходила. Вновь часто задышал. — Семерых — мужчин и женщин, южан, кто покрепче… забрали перекупы с вокзала: скорее всего в Аданай, спешили на ночной экспресс. Двух девчонок отправили на запад. Уж кто забрал, прости, не подозреваю даже — не представлялись они… Мне главное, чтобы барыши мои отбили, а там хоть трава не расти…
— А остальные?
— Последних забрал Кариссай. Не собственной персоной, конечно. Лицо в городе известное, светить на рынке хлебалом ему ни к чему. Но одного из подручных я признал.
— Назови имена, — сказала она, стараясь не выдать волнение.
— Подручного?
— Проданных рабов.
— А кто их ведает. Мое дело — довезти из Биндона в целости. По возможности, конечно… Путь оттуда тяжел даже для опытного человека… И продать быстро, чтоб на еде не потерять.
Юстине захотелось его ударить. Просто так. Несмотря на то, что — она чувствовала это — работорговец говорил правду.
— Если нужен кто-то из них, так и скажи. Есть кое-какие связи, помогут отыскать. Развяжи только. В моем деле иногда случаются накладки… Но их всегда можно исправить.
Пол и стены едва заметно завибрировали. От труб с привязанным к ним человеком донеслось утробное урчание. Юстина молча глядела, как тот испуганно вращает глазами; нож скрылся в рукаве блузы — он сделал необходимое, развязал язык работорговца и более не понадобится. Вряд ли этот пьянчуга сможет дополнить свой рассказ существенными фактами, но и того, о чем поведал — уже достаточно. Теперь она знает, с чего начнет, когда закончит с порученным Выворотнем делом.
Отошла к стене, где стоял приготовленный вещевой мешок. Достала широкие бинты. Потом сбросила одежды и начала утягивать грудь. Мама всегда ставила в укор, что она у нее слишком велика и не годится для эффективной работы.
Конечно, можно было подумать о смене специализации — на что только не пойдешь ради сохранения Чулушты, но Юстине этого не хотелось. Клинками она владела много лучше, чем языком. Да и норов ее, к тому же, совершенно на то не годился: еще снесет кому-нибудь голову первым попавшимся под руку предметом — за косо брошенный взгляд или недостойные речи…
— Видел твоих сестер раньше, не здесь — на юге… Чем руководствуется Тысячеглавая, когда отбирает вас? Ни разу не видел такой, что бы ни привлекала взгляд…
— Не из трусливых, значит?
— Трусы, как и у вас, у нас долго не живут.
— Прибереги лесть для другого случая.
Работорговец, несмотря на терзающую тело боль, пожирал ее взглядом. Звук в трубах стих, и он на время успокоился, решив, что опасности с этой стороны можно больше не ждать. Спросил с прорезавшейся надеждой в голосе:
— Не убьешь?
— За что? За то, что всю жизнь ломал чужие судьбы?.. — сказала Юстина Эбберг, не глядя на работорговца. Достала из мешка комбинезон песочного цвета. Осмотрев придирчиво, принялась втискиваться в него. — Нет, я — не буду этого делать.
Она еще хранила воспоминания о клетке, в которой прибыла в Сар-город семнадцать лет назад. Она помнила работорговца: имя забыла, однако в сознание впечаталось его лицо — еще молодое и по-своему красивое. И ухмылка была все та же — неприятная.
Она не могла убить этого человека собственноручно, так как только благодаря его стараниям нашла свое предназначение в жизни. Но сколько ради этого нужно было стерпеть!..
Теперь путь повторяла младшая родная, а не названная в Чулуште, сестра. И Юстина сделает все возможное и невозможное, чтобы с ней ее история не повторилась.
Одевшись, избавила от чехлов два выгнутых дугой клинка, приладила к бедрам. Волосы спрятала под капюшоном. После чего водрузила мешок со скинутым тряпьем на плечо, подошла ближе.
