Вся правда о нас - Фрай Макс (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Штука в том, что у каждого игрока в Злик-и-злак не одна фишка, а от четырёх до дюжины — их количество всякий раз специально оговаривается перед началом игры. Считается, что чем больше фишек, тем сложнее игра, но по моему опыту, это далеко не всегда так. Каждой фишке соответствуют два кубика; один из них показывает, сколько ходов можно сделать вперёд, второй — на сколько придётся отступить назад, но в некоторых случаях это можно изменить по своему усмотрению. Игрок кидает все кубики одновременно и может передавать ходы одних своих фишек другим, когда это кажется ему стратегически выгодным. Смысл игры состоит в том, что фишки обоих игроков добираются по клеткам к заветной цели, по дороге убивая, задерживая или наоборот, подгоняя друг друга. То есть, когда фишка попадает на клетку, где уже стоит чужая, игроки кидают специальный спорный кубик, грани которого раскрашены в разные цвета; таким образом, становится ясно, что именно произошло при встрече. И когда подобным образом сталкиваются фишки, принадлежащие одному игроку, они при определённых обстоятельствах тоже могут оказаться «убитыми», а их владелец — проигравшим всю партию, как бы хорошо ни складывались его дела до рокового момента. Таким образом, каждый играет не только с другими, но и с самим собой. И сам для себя — самый страшный враг и главный соперник.
Таковы правила игры в Злик-и-злак — в самых общих чертах. Именно такие игры — неспешные и одновременно драматичные — мне обычно и нравятся. Особенно если в них хоть как-то задействованы кубики, потому что кидать кубики я люблю больше всего на свете. Так сильно, что никогда не жульничаю. В смысле, не колдую, принуждая их упасть выгодным мне образом. Я не такой дурак, чтобы гнать из игры самого важного партнёра — судьбу.
Я довольно быстро освоился с правилами, и уже четверть часа спустя, подкидывая разноцветный спорный кубик, азартно кричал: «Злик-злак, мой лиловый, тебе конец!» — или наоборот, с досадой признавал: «Злок-йок, не мой, а красный, беги дальше, счастливчик». Так что леди Меламори стоило большого труда увести меня домой, где я, впрочем, не утихомирился, а тут же послал Базилио за её игровым набором, и всем моим домашним, включая говорящего пса Дримарондо, пришлось несладко.
Поначалу моя культурная экспансия выглядела как типичное домашнее насилие, однако мои беспомощные жертвы быстро вошли во вкус и, надо сказать, лихо меня обыграли; впрочем, в следующей партии я с ними знатно поквитался. Азартная Меламори была близка к тому, чтобы затеять драку, но своевременно влетевший в окно короб с дюжиной сортов мороженого из трактира на Площади Побед Гурига Седьмого примирил её не только с поражением, но и с фактом моего существования в целом.
Мы играли, пока Меламори и Дримарондо не уснули прямо на ковре в гостиной. Вообще-то, с меня сталось бы их разбудить, насильственно напоить бальзамом Кахара и продолжить игру, но Базилио не позволила. Она у нас великий гуманист, как и положено настоящему чудовищу. Впрочем, подозреваю, бедняга и сама уже с ног валилась. Один я в этом доме стойкий боец.
Оставшись в одиночестве посреди всего этого сонного царства, я внезапно осознал, что так и не расспросил Ди о его родственниках. Хотя за игрой найти повод было довольно просто: «Вы наверное дома каждый вечер в Злик-и-злак играли? А сколько народу собиралось за столом? У вас большая семья? Ого, повезло, было с кем поиграть! А где они все сейчас?» — что может быть естественней подобной болтовни? Но я почему-то даже не заикнулся. Совершенно на меня не похоже. И на азарт не спишешь. По крайней мере, до сих пор он никогда не лишал меня разума.
«Ладно, — сказал себе я, — значит, завтра. Боюсь, пока мы с Ди недостаточно близкие друзья, чтобы будить его среди ночи предложением непринуждённо поболтать о семейных делах. Что, на самом деле, досадно: сна у меня ни в одном глазу. И, похоже, пока не предвидится. Самое время кого-нибудь разбудить».
Ну, строго говоря, в этом Мире есть только один человек, которого я могу разбудить в любое время суток, не рискуя нажить в его лице лютого врага. С него ещё и обрадоваться станется. Но именно его будить всегда жалко. Сэр Шурф и так практически никогда не спит.
С другой стороны, это означает, что вот прямо сейчас он тоже скорее всего бодрствует. Какие-то несчастные два часа после полуночи, детское время, какой вообще может быть сон?!
Размышляя обо всём этом, я как-то незаметно преодолел сто двадцать восемь ступенек и добрался до башни. А оттуда, недолго думая, вылез на крышу — единственное место в Мире, где я бываю счастлив вне зависимости от обстоятельств. То есть, вообще всегда.
У крыши Мохнатого Дома есть только один серьёзный недостаток: всякий раз, увидев открывающуюся оттуда панораму Старого Города, я начинаю всерьёз подозревать, что всё-таки умер и попал в рай. Не то чтобы я против, но это было бы неописуемым свинством по отношению к оставшимся в живых.
Но сегодня сомнения меня не терзали. Вряд ли в настоящем раю леди Меламори стала бы угрожать мне скорым отъездом в Арварох. И, кстати, в Злик-и-злак я бы ей три раза кряду не продул. Тем, собственно, и хороши житейские драмы: пока они происходят, можешь быть уверен, что жив. Иного смысла лично я в них не вижу. И совершенно не верю, будто они идут нам на пользу. Всё что меня не убивает, просто портит мне характер, как-то так.
Посидев на крыше четверть часа, я окончательно изгнал из своего сердца милосердие и послал зов Шурфу, рассудив, что если он всё-таки спит, никто не помешает ему послать меня подальше и перевернуться на другой бок. Лично я именно так и поступил бы.
Но он, конечно, не спал. И, похоже, даже не собирался. А услышав, что я сижу на крыше Мохнатого Дома, не стал дожидаться специального приглашения. Просто тут же появился рядом с кувшином камры в руках. Очень кстати. Что-что, а камру в Ордене Семилистника варить умеют, у них вообще с кулинарными традициями всё отлично. Будь у меня чуть меньше совести и чуть больше свободного времени, я бы поселился в Иафахе на правах домашнего любимца Великого Магистра, с восьмиразовым питанием — чем я хуже собственных кошек?
— Злик-злок, белый, встреча к удаче, — сказал я вместо приветствия.
— Что? — изумлённо переспросил Шурф.
— Неужели в твоих книжках про Урдер не было правил игры в Злик-и-злак?
— Были, но я не стал отвлекаться на их подробное изучение. Игра, строго говоря, вообще не урдерская, её в Куанкурохе придумали, а ближайшие соседи позаимствовали, как это часто бывает.
— Отличная игра, — сказал я. — Сегодня случайно научился, и тут же выяснилось, что я натурально маньяк, ещё хуже, чем ты. Обо всём на свете забыл, даже Ди о родственниках не расспросил, а это уже ни в какие ворота… Ладно, Магистры с ним, завтра расспрошу. А что касается белого к удаче, там, понимаешь, есть такой прекрасный момент: когда фишки разных игроков встречаются в одной клетке, тот, чья фишка пришла туда последней, кидает специальный спорный кубик, и, в зависимости от того, какой цвет выпадет, одна из фишек считается убитой и выбывает из игры, или просто задерживается на этой клетке на несколько ходов. Или — собственно, как раз когда выпадает белый — обе фишки получают преимущество перед всеми остальными, их ходы вперёд удваиваются, а отступления сокращаются, и они почти неизбежно приходят к финишу раньше прочих. На самом деле, очень похоже на настоящую жизнь, правда? Никогда заранее не знаешь, к чему приведёт всякая новая встреча, кто окажется врагом, а кто — другом, и встреченный тоже пока не знает, обоим приходится ждать, пока судьба бросит свой кубик, и всё прояснится… Поэтому, наверное, так и захватывает.
— Похоже, ты прав. В Куанкурохе эта игра первоначально называлась «Жизнь воина», — заметил Шурф. — И последняя клетка, к которой стремятся все игроки, именовалась тогда не «Дом», как сейчас, а «Победа». Название переделали, кажется, чангайцы, и их версия прижилась во всей Чирухте.
— Так ты, получается, всё-таки знаешь правила?
