Цикл: Рохля - Ипатова Наталия Борисовна (читаем книги онлайн txt) 📗
Я хочу смотреть на розовые небеса и голубые облака в них. Я хочу быть счастливой. Слабо ныл живот, будто и не болел, а пел тихонько и почти неслышно. Марджори положила руку на него. Спокойно, девочка. Я тут. Я свернусь вокруг тебя, как дракон вокруг сокровища.
Без ремесла, без гроша за душой,
но с массой волос, что черной волной спадала до черных пяток…
Б.Брехт «Ханна Каш»
Возле нее стояла женщина: она как будто вышла из ствола. Больше ей просто неоткуда было взяться. В самом деле, нечего и думать, чтобы такая дама в бирюзовом платье в пол преодолела весь этот путь через Бесплодные Земли и даже пятнышка на подол не заработала.
Серебряное ожерелье лежало у дамы на груди, огромное, как лисий воротник, покрывало все плечи и вниз спускалось до пояса. Оно было отковано в форме венка из лилий или, может, орхидей, и обрамляло даму как треугольная рама - острым концом вниз. Голову венчала корона темных волос, а вместо лица было зеркало. Когда Мардж встретилась с ней глазами, то оказались ее собственные глаза. Только очень лощеные дамы из самого высшего света умеют так вот держать руки сцепленными под грудью и не чувствовать при этом никакой неловкости.
- Ты Яблоня? Ты… живая?
- Не будем умножать метафизику, прекрасное дитя с яблочной кровью. Что значит в нашем мире быть живым?
С яблочной?… В этом все дело? Я должна была сюда прийти? Меня ждали?
- Это то самое яблоко, которое сгнило? Между мною и им - какая связь?
Дама подошла к Яблоне и встала, прислонившись к ней спиной.
- Когда-то в добрые времена тут было много яблок, и они наследовали друг дружке по правилам иерархии ветвей, - сказала она. - Есть многое, чему причиной я. И как поросль от моего корня ты должна это знать.
Марджори Пек приподнялась, опираясь на руки. Та эльфа, прапрабабушка? Но почему? Я думала, все проще: эльф соблазнил смертную, сделал ей ребенка и ушел без оглядки. Что могло заставить эльфу…
- Когда я была девчонкой, юной, чумазой и совершенно дикой, меня прибило к банде таких же, как я. Я была Сорная Трава, никому не нужная и злая на весь мир. Я - губы ее дрогнули, - не помню имен. Только лица. Наш главарь, как я понимаю, мечтал изменить мир, даже если придется строить его заново на развалинах. Я не понимала его причин: все-таки он был намного взрослее каждого из нас. Почему он увидел во мне Силу, достойную его великой цели, я не знаю и до сих пор. Нашим замком были развалины старой мельницы, и главарь целыми днями считал, чертил, что-то мерил шагами, а мы были предоставлены сами себе.
- Теперь, с неизбежностью взрослея и поневоле познав много зла, я удивляюсь тому, как мы, дети пустоши, были тогда невинны. Наверное, я должна поставить это в заслугу главарю. Мы были при нем равны, как братья и сестры: в любой другой банде моя участь была бы иной.
Девчонка в рваном тартане с черными волосами, висящими вдоль лица. Существо, полное неистовой Силы, видимой для того, кто посвятил жизнь изучению линий Силы. Она вставала в словах такая… узнаваемая! Здесь, на краю земли, где все не то, чем кажется, было на редкость странно внимать простой человеческой истории. Человеческой - потому что никакой нет разницы в расе, когда женщина рассказывает о счастье и несчастье.
- Но волчата взрослели, а мир все никак не менялся. Среди нас был парнишка, младше меня, дружелюбный, как щенок: он привязался ко мне и всюду ходил следом. Почему-то это раздражало главаря: однажды он бросил мне сквозь зубы, что так я никогда не вырасту. Никто не понял, что он имел в виду. Если он вдруг боялся соперничества, считая, что отношения могут развиться, если он хотел получить меня для себя - он мог это сделать в любой момент. Но его интересовало что-то другое, а что - я тогда не могла понять. Но это было более чем серьезно.
- Он убил моего «щенка». Ударил ножом в спину, проходя мимо, когда мы сидели на берегу мельничного пруда, и молча ушел, оставив меня наедине с бездыханным телом, а также - наедине с моим смертным ужасом и горем, со скрученным в душе воем - впиваться пальцами в трещины земли.
- Я воскресила его. Меня на это хватило - но я не знаю, как. Я положила руку на его спину и выла без слов в злые убегающие облака, оставшись в дикой оглушающей тоске. Мальчишка открыл глаза, поднялся на четвереньки и отполз в сторону. И не глядел на меня, как собака, наученная плеткой. Он совершенно исцелился, но больше ко мне не подходил. Для меня это была потеря.
- Он был человек?
- Когда я смотрела на него, он казался мне хищной птицей, вроде беркута. Я и сейчас помню только глаза: желтые, под низкими бровями. Он смотрел на мир с высоты и мыслил категориями. Знаешь таких? Еще двоих, парня и девушку, он столкнул в мельничный пруд, когда мы просто стояли рядом. Я не могла ничего сделать, но так хотела… я видела, как поднялись над поверхностью воды их размазанные образы, и их унесло ветром. Тогда я поняла, что он ставит надо мной какой-то опыт. Наверное, он пытался проявить мою Силу через гнев…
- И ты родила от этого чертова ублюдка? - не выдержала Мардж. - Ненавижу умников, что по ту сторону добра и зла! Я бы убила его, раз он пожелал так вот пробовать моей Силы!
- Мое отчаяние, непонимание происходящего и горе почему-то не превращались в гнев. К тому же я только что увидела смерть, которая оказалась обратима. Это перевело смерть в разряд скучных событий.
- А после? Потом ты еще воскрешала?
- Нет, - сказала ее прабабушка. - Как я уже сказала, я больше не считала смерть чем-то таким, чему в мире места быть не должно. Как сказал главарь: «похоже, ты не гарантируешь результат».
- Это был другой человек, он пришел к нам через Пустошь, говорил с главарем, и тот сперва хватался за нож, а я смотрела на них издали и знала, что уйду с тем. Здесь меня уже ничто не держало.
- Когда главарь вынул нож, тот, другой, расстегнул сюртук, снял шейный платок, раскрыл на груди сорочку и показал выжженный на груди знак. Это не твое дело, сказал он, и наш атаман почернел лицом, должно быть от зависти. Это мое дело. Я заберу ее.
- Что такого в выжженном знаке? - фыркнула Мардж, а прабабушка улыбнулась ее нетерпению и глупости.
- Знак был выжжен изнутри. Яблоко. Ты готов платить чужими жизнями, я заплачу своей.
- Не понимаю! - воскликнула Мардж. - Зачем так уж нужно крушить мир?
- Миры должны обновляться - так или иначе. Мечты о том, каким прекрасны будет новый мир, некоторых увлекают столь сильно, что они перестают видеть вокруг.
- И тогда раскалывается земля, умирают от унижения драконы, гниют яблоки и засыхают яблони, - сказала Мардж, которая недаром общалась с Метафорой. - Что тебе было в том, втором?
- Я знала, что он будет любить меня всю жизнь, пока внутренний жар, выжегший клеймо на его груди, не испепелит его вовсе. И мне было все равно, меня ли он любит, или Силу в своих руках. Заодно мне выпало узнать, что Сила, вызываемая к жизни страхом и гневом, отчаянием и одиночеством - ничто перед Силой, пробуждаемой любовью. Потому что любовь включает в себя это все. То есть вообще - все.
- Я знаю, - откликнулась Мардж. - В конце концов, они тоже знать не знают, из какой мозаики складывается наша любовь. И пусть. Таким образом, вы вступили в союз, который прикончил этот мир - раз, и моего прадедушку - два. А хорошее из этого что-нибудь вышло? Вон, дерево засушили…
- Засушили? Да мы первыми вкусили от ее плодов, и не удивлюсь, если Добро и Зло тоже мы открыли. Четыре полных поколения эльфийских жизней даже в бурную эпоху могут накрыть всю историю мира, каким ты его знаешь. Мир должен меняться, иначе он просто сгниет, как это яблоко. Как старый Король. Будущее такая вещь, иной раз оно пугает настолько, что, кажется: лучше б его и вовсе никогда не было, так ведь?
- Что толку в трупе старого Короля, если нового нет?
Дама-Яблоня прищурилась, как это может сделать только эльфа бальзаковского возраста: достаточно мудрая, чтобы не раздражаться глупостью молодых.
