Чудовы луга (СИ) - Кузнецова Ярослава (бесплатные версии книг TXT) 📗
— Ага, — сказала за спиной Котя. — Вишь, гнездо-то разбойное, во-о-он оно, рукой подать. Им до нас тож рукой подать, злыдням. Пока лорд с благородными сэнами не подошли, шлялись тут паскудцы как хотели.
— Я слыхала, главарь у них молоденький очень, — забросила крючок Ласточка.
— Да он колдун, — Котя пожала плечами. — Колдун, известное дело, личину носит, какую пожелает. Душа-то у него черная, проклятая.
— Он правда такой злодей, как о нем рассказывают?
— Да нелюдь же, нетварями выкормленная. Ни жалости в нем нет, ни совести, ничего человеческого, и от мамки не досталось. Да и чего та мамка — относила, родила, да и сгинула.
— Погоди, кем, говоришь, он выкормлен?
— Чудью, кем. Мать его как родила, так в ту же ночь из крепости ушла. Одна ушла, и ребенка унесла, ночью, в пургу. Больше не видели их. А прошлой осенью он вернулся, ага. Вырос, значит, возмужал, да своего захотел.
— А чудь тут причем?
— А где он столько лет отсиживался-то? У чуди, ясное дело. Они его маревом выпоили, мертвечиной выкормили, а теперь он их приваживает, добычей своей разбойной делится, пленников гаденышам на прожор отдает. Они уж на сухое вылезают, не боятся ничего, скоро посреди улицы нападать бы стали, не приедь до нас лорд с сэнами…
— Разве чудь зимою ходит? Ты ж говоришь — мать Вентиски в пургу ушла.
— Как-то, видать, до Чаруси дошла, Чарусь в любой мороз дымится, горячие ключи там. Туман стоит теплый, и топи теплые. Тропки есть, но их знать надо.
— Вряд ли несчастная женщина тропки эти знала.
— Да не знала, конечно. По льду дошла до Чаруси, а там мож потопла, мож просто в теплую трясину легла, намерзнувшись. — Котя говорила так уверенно, что Ласточка поверила бы, не расскажи ей в свое время Кай настоящую историю. — Гаденыши ее нашли. Саму, небось, сожрали, а дите с собой взяли. Потому как дите-то от Шиммеля, диавольское дите. Маревом выкормили.
— Чем-чем?
— Чудьим молочком. Чудь им детенышей своих кормит. Если простого человека маревом напоить, он заснет и не проснется. А для шиммелева отродья — сам раз еда.
— Это яд что ли какой?
— Если много выпить — то яд. А если по чуть-чуть, то можно палец отрубить — ничего не почувствуешь. Жар сбивает, лихорадку унимает. Гнилой огонь им лечат. Бабка моя, пока совсем не состарилась, знатной повитухой была, она и роды принимала у матери аспида нашего. Лорд Кавен ее привечал. Всю историю я от нее слышала, из первых, почитай, рук. Если роды трудные, она роженицам марева по капельке давала.
— Впервые слышу. — Ласточка всерьез заинтересовалась. — Марево. Где его берут?
— У чуди. В обмен на что-нибудь ценное. Нож или котелок железные, отрез ткани или хлеб.
— Так с чудью торговать можно? Я бы купила этого марева.
Котя поморщилась, покачала головой.
— Это надо в Чарусь идти, там торговаться. С теми, что здесь шарахаются, не столкуешься. Подлые они, хитрые, обманут, подсунут подделку. Как проверишь? А сейчас и вовсе обнаглели, с Вентиской этим. Сейчас, небось, и за железный нож марева не выторговать.
— И у бабки твоей не осталось?
— Да нет, откуда. Ни у кого не осталось. Отец, упокой Господи его душу, пару раз в Чарусь ходил, дядя Зарен из Жуков ходил, а больше на моей памяти никто. Себе дороже, пока дойдешь… особенно сейчас.
Ладно, обойдемся без чудьего молока, подумала Ласточка. И вообще это, скорее всего, выдумки.
Ласточка с Котей, огибая шатры на деревенской площади, свернули к огородам. Одинокое пугало за покосившимся плетнем охраняло пустые грядки с кучками сопревшей ботвы. За облетевшими кустами дымила труба маленькой баньки, слышалось хихиканье и мелькало что-то пестрое. Несколько девок, разодетых как на праздник, топтались у двери и пересмеивались. Внутри чертыхались басом.
— А вот водичка холодненькая, благородные сэны! — Девица в красной юбке поскреблась в дверь. — Велите внесть?
— Венички дубовые, можжевеловые! — крикнула в щель другая. — Пустите, добрые сэны, попарим вас как следовает!
— Кваску, кваску яблочного не желаете, золотой сэн?
— От, кошки! — скривилась Котя. — Хвосты задрали и мяучат как в марте.
— Вееееничком обязательно! Для здоровьичка, благородные господа, чтоб душе и телу легче стало!
Одна из девиц попыталась оттеснить другую от щели, и они подрались.
— Идите прочь! — гаркнули из бани. — Тут и так не повернуться!
Сэн Марк, узнала голос Ласточка. Банька и правда была крохотная, к тому же в землю ушла по самое окошко, затянутое промасленной холстиной. Как в ней помещаются предбанник, печь с котлом и два здоровенных рыцаря, Ласточка представить не могла. Там и выпрямиться в полный рост невозможно.
Внутри что-то грохнуло, зашипело, чертыхнулось в два голоса. Дверь распахнулась в клубах пара, из бани, спиной вперед вывалился Соледаго, голый и красный, с полотенцем вокруг бедер. Девицы восторженно взвыли, потом расхохотались. Плечи, загривок и стриженое темечко королевского рыцаря были черными от сажи. Следом выскочил Марк, красный, голый, без полотенца, и злой как черт.
— Козы, дуры! — заорал он. — А ну, брысь! Щасс собак спущу!
Собак рядом не наблюдалось, но девки с хохотом прыснули в разные стороны. Марк схватил ведро с холодной водой и вылил себе на грудь.
— Ошпарились, сэн Марк? — заботливо спросила Ласточка.
— А ты что тут толчешься? — рявкнул он, страшно сверкая глазами на красном лице. — Спятила, что ли? Марш на свое место!
— Свое место я и без вас знаю, благородный сэн, — Ласточкино достоинство было непоколебимо. — А если ошпарились, приходите, мазью помажу. А вы, сэн Мэлвир, ох, лучше б и не мылись! Чище были б.
— Твоя правда, — растерянно пробормотал рыцарь, щупая загривок и рассматривая измаранные пальцы.
— Если обожглись, пописать надо на ожог! — посоветовала издали девка в красной юбке.
Марк зарычал от ярости, Ласточка подтолкнула остолбеневшую Котю:
— Пойдем, пойдем.
— А ты не боишься их совсем, теть Ласточка, — пробормотала Котя, когда они отошли подальше.
— А что их бояться, — фыркнула та. — Поорут, перестанут. Пусть их разбойники боятся, а нам с тобой они худого не сделают.
В сенях Ласточка придержала Котю — в зимней избе шумели, лорд Радель отрывисто командовал, два молодых голоса ныли и причитали в ответ.
— Наль, затягивай шнуровку. Туже, я сказал. Теперь подставь мне плечо.
— Милорд, вам нельзя вставать!
— Ах, лежите, не вставайте! Ах, что вы делаете, господин!
— Мыся, отодвинь табуретку, на дороге стоит.
— Милорд, запретили же лекаря! Заругают…
— Сейчас я тебя заругаю. Почему кольчуга не чищена? Почему у тебя в волосах солома?
— Милорд, я…
— Молчать! Приказываю — выполняй. Куда пошел? Плечо подставь, дурень! Мыся, не суетись. Отойди с дороги! Табуретку, черт!..
— Я так и знала, — пробормотала Ласточка. — На солнышко пополз. Ни на миг одного оставить нельзя.
Она распахнула дверь, но не успела перехватить самовольно поднявшегося лорда. Ноги не удержали его и пары шагов, Радель завалился на бок и рухнул, ругаясь, повалив мальчишку-оруженосца и опрокинув табуретку с чашками и склянками. Девка, приставленная за сиделку, отчаянно взвыла.
— Котя, хватай его за ноги! — быстро распорядилась Ласточка. — Наль, за плечи. Так, на счет "два" подняли — и на кровать. Лорд, заткнитесь, это мне ругаться надо. Не дергайтесь, разорви вас мары, лежите смирно! Мыся, иди к черту и убери осколки! Ну-ка, раз, два — на кровать!
Втроем они подняли скрипнувшего зубами больного и затащили на постель.
— …ать! — вырвалось у Гертрана Раделя. — Дъявол меня побери! Это проклятая табуретка!
— Горазд ругаться, — рявкнула Ласточка. — Ноги не ходят, а язык как помело. — Она повернулась и влепила мальчишке затрещину. — Я тебе что говорила! Уморить лорда хочешь?
— Он приказывает! — пискнул Наль. — Не могу ослушаться.
