Тарра. Граница бури - Камша Вера Викторовна (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
– Мы к этому вернемся. Продолжай.
– Арцийской империей правил прославившийся своей жестокостью Пурина, окруживший себя прожорливой знатью, развлекавшейся, когда вокруг люди умирали с голода. Процветало рабство, тайно приносились человеческие жертвы, причем участь эта грозила в первую очередь недовольным и опасным, к каковым относились все возможные претенденты на престол. Церковь не могла прекратить это зло, а запуганные люди безмолвствовали, позволяя обращаться с собой как со скотиной.
И вот тогда несколько молодых аристократов, среди которых были братья Анхель и Даниэль, решили захватить крепость Лагу, рассчитывая разбудить Арцию. Попытка провалилась. Большинство заговорщиков погибло при штурме, вожаков схватили. Так как они принадлежали к знатнейшим фамилиям империи, а в Лаге случился один из странствующих кардиналов, пленных не убили на месте и даже устроили подобие суда. Анхель наговорил судьям таких вещей, что, казалось, плаха ему обеспечена, но тут вмешался Архипастырь, попросивший Пурину помиловать заговорщиков. С той же просьбой обратился король в те годы еще значимой Мирии.
Мятежников приговорили к лишению имени и владений и пожизненному изгнанию с немедленной казнью, буде их нога ступит на землю Арции. Помилованных одели в рубище и посадили на присланное за ними мирийское судно, но это было лишь началом. В Мирии Анхель разжился деньгами и сторонниками, среди которых был Эрасти Церна, принадлежавший к правящему королевскому дому. Эрасти интересовался магией, в первую очередь целительством, был очень набожен и милосерден. Рассказывают, что мальчиком он бросился в ледяную воду, спасая щенят-ублюдков, которых решили утопить. С тех пор Эрасти всю жизнь хворал грудью, но страдания переносил на редкость мужественно. Тем не менее болезнь вынудила его поселиться у моря, где случай свел его с Анхелем. Вскоре они стали почти что братьями.
Именно Анхель и Эрасти стояли во главе отряда, тайно высадившегося на имперском берегу. При высадке их вновь постигла неудача, но двенадцать человек из сотни сумели вырваться из окружения и уйти в лес. Именно они стали ядром повстанческой армии, которая через два года смела окровавленный трон Пурины. Власть перешла в руки повстанцев. Анхель не хотел принимать корону, но Церковь настояла. Вожак повстанцев был провозглашен императором и правил долго и милостиво, основав нынешнюю династию и присоединив к Арции много земель. Он отменил рабство, запретил жертвоприношения, ввел указ о предоставлении веских доказательств в делах о колдовстве. По его настоянию Церковь пересмотрела границы Дозволенного в магии, дабы маги получали право лечить и предсказывать опасности. Люди прозвали императора Анхелем Светлым, под этим именем он и остался в истории… Погиб он от руки Проклятого. Его семья уцелела чудом.
– А Эрасти?
– Вы опять предлагаете мне пересказывать жития святых! На шестой год правления Анхеля Эрасти покинул империю, почитая своим долгом вступить в борьбу с жестоким и безбожным королем Оргондии Товиусом. Там он и погиб. Оргондский король, дабы унизить императора Арции, прислал ему отрезанные руки Эрасти, на одной из которых остался подаренный Анхелем перстень. Эрасти оплакивали все Благодатные земли. Руки его выставили в соборе того монастыря, в котором мы сейчас находимся. Спустя некоторое время выяснилось, что руки нетленны. Церковь сочла это знамением и провозгласила Эрасти святым. Вот и все.
– Все? – переспросил Филипп. – Ну, если все, идем.
Роман в полном недоумении последовал за его святейшеством в узкий проход, открывшийся между деревянными панелями. Растерявшийся от архипастырского напора эльф даже не успел заметить, каким образом Филипп привел в действие механизм. Лестница была крутой и темной, но пожилой клирик спускался уверенно, так что не оставалось сомнений – дорога эта ему хорошо знакома. Что до Романа, то он, как и положено эльфу, видел в темноте не хуже кота, и спуск для него трудностей не представлял.
Лестница заканчивалась перед небольшой дверью, открывшейся с мелодичным звоном. Как понял Роман, колокольчик был призван предупреждать находящегося внутри о неожиданном посещении.
– Зажечь свечи или ты располагаешь другим светильником?
Роман усмехнулся и произнес несколько слов. Комната окуталась мягким серебристым светом, похожим на лунный.
– Вот они. – Архипастырь указал на две укрытые светлым шелком картины. – Циала Тарскийская, еще до того, как она свершила свой беспримерный подвиг, и Эрасти Церна в бытность свою другом и советником императора Анхеля. Портреты прижизненные, служат образцами для канонических изображений, но по понятным причинам от глаз непосвященных скрыты.
Филипп сдернул закрывавшую изображения ткань и отступил назад, предоставив гостю взглянуть в глаза наиболее почитаемым в Благодатных землях святым. Портреты были написаны на тонких листах серебра. Роман легко определил новоарцийскую школу, на самом деле бывшую староэльфийской. Похоже, художник был один и тот же, хотя изображения разделяло не менее тридцати лет.
…На Романа смотрело нежное женское лицо, надменное и прекрасное. Очень белая кожа, высокий лоб, обрамлен темными, но не черными волосами – на изгибах они отливают лисьей рыжиной. Огромные темные глаза под соболиными бровями, маленький чувственный рот…
Вишневый бархат платья, золотое шитье и горящие тревожными огнями на шее и в волосах рубины создавали ореол таинственности, окутывающий юную женщину. Циала напоминала принцессу Ланку, но была много прекрасней и холодней.
Только сейчас Роман понял, как могут лгать иконы, сохраняя черты лица, но перекраивая, переиначивая характеры тех, кого назвали святыми. Истинную Циалу можно было назвать по-разному: Царственной, Прекрасной, Несравненной, но никак не Благословенной.
«Она любила власть, эта женщина, – подумал Роман, – власть и себя, а никак не Триединого». И все же от нее трудно отвести взгляд и невозможно забыть.
Отвернуться от Циалы было непросто, но либер пришел к Филиппу по делу, и дело это казалось все более срочным. Разведчик резко обернулся ко второму портрету, он не собирался тратить время. Не собирался?
Эрасти стоял у открытого окна, откуда открывался вид на закат. Черные шпили ныне исчезнувших башен вонзались в полыхающее небо, но Эрасти в багровую бездну не смотрел, его мысли витали где-то далеко.
Есть лица, которые не бросаются в глаза, но если на них почему-либо задержишь взгляд, запомнишь навсегда. Именно таким и был Церна. Нервные черты поражали почти эльфийской правильностью. Темные, коротко остриженные волосы, глаза цвета зеленоватого янтаря, кольцо с большим черно-фиолетовым камнем, которое Эрасти то ли надевал, то ли пытался снять… Портрет оставлял странное щемящее чувство – изображенный был обречен и знал это. Он шел на осознанную жертву, и это не имело никакого отношения к исступлению религиозного фанатика. Лицо на портрете кого-то напоминало, и эльфу это не понравилось. Разумеется, изображения Великомученика разведчик видел и раньше, но это было слишком простым объяснением.
– Сколько ему тут лет? – услышал Роман свой голос.
– Тридцать пять. Портрет написан за год до ухода и за два до гибели… Циале здесь около двадцати пяти.
– Потрясающие лица, но все же какое отношение они имеют к Пророчеству?..
– Ах да, молодому человеку нужен Белый Олень! – усмехнулся умудренный жизнью пастырь, появившийся на свет, когда Нэо Рамиэрль разменял очередную сотню. – Вы хотите Белого Оленя, что ж, любуйтесь!
4
Роман с непривычным трепетом склонился над гравюрой. Он сразу же узнал рогатого монстра, разрывающего на куски свою жертву, но рисунок дополняло множество малопонятных деталей, которые в первый раз было не разглядеть. Особенно поражало небо – оно прогибалось внутрь, словно его пыталось взломать извне нечто неведомое и тяжелое, представлявшееся художнику в виде клубящихся облаков. Всюду рушились дома, вскипали реки, во множестве гибли люди и животные, а над умирающим миром закручивался небывалый вихрь, уносящий к далекой звезде, единственной и одинокой, неясную женскую фигурку, протягивавшую руки к покидаемой земле. На другом краю гравюры, держа курс на ту же звезду, по бурному морю несся корабль, над которым были занесены вырастающие из пылающих облаков птичьи лапы, а в морских глубинах темнело нечто еще более черное, чем наплывающая чернота.
