Я выбираю свободу - Кузнецова Дарья Андреевна (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
— Тилль, а скажи мне, когда ты научилась читать мысли?
— Какие мысли? — недоуменно нахмурилась я.
— Мои. Я сейчас, по-моему, ни одной фразы до конца не договорил, — насмешливо пояснил он.
— Было бы что читать, — машинально и для порядка проворчала я, а сама — всерьез растерялась.
Читала или нет, а ведь я в самом деле знала, что именно спросит Фель дальше. Сейчас это ощущение пропало, но минуту назад я, кажется, слышала его слова до того, как они прозвучат. В самом деле походило на ментальную магию, которой я сроду никогда не владела. Или — на что-то еще, думать о чем очень не хотелось. Было боязно, потому что в глубине души я знала ответ на вопросы «как?» и «почему?», но вытащить на поверхность пока не была готова. Поэтому предпочла просто сбежать от опасной темы.
— Пойдем. Надо найти Миля и поговорить с ним.
А потом надо сходить в госпиталь, отпроситься на половину дня и спокойно все обдумать в тишине и одиночестве, когда никто не стоит над душой, не торопит, не обнимает и не смотрит так, что все здравые мысли разом куда-то улетучиваются.
Бельфенор
Полный ненависти взгляд девочки… Это было похоже на удар. Тяжелый сокрушительный удар в грудь, выбивший весь воздух, раздробивший грудину и ребра. Самый страшный ночной кошмар, терзавший меня больше половины жизни, трусливо загнанный в самые глубины подсознательного, вдруг воплотился в реальности. Этот взгляд, кажется, вывернул меня наизнанку, растоптал, смешал в кучу прошлое, настоящее, возможное и невозможное. Пламя внутри взревело, взметнулось, едва не выплеснулось наружу — от боли, от отчаяния, от бессильной злобы на самого себя.
В первые мгновения я совершенно не понимал, что происходит. Только выработанный с детства рефлекс не терять в экстремальной ситуации контроля над даром заставил призвать стихию к порядку. Сжал зубы и заставил огонь утихнуть — и тот побитой собакой забился в глубину ауры и сознания, туда, откуда выползли на поверхность застарелые страхи.
Когда до шокированного и смятенного разума дошло, кто и почему сидит передо мной… Первая пришедшая в голову мысль показалась единственно верной. Я должен был хоть так все исправить. Как угодно, лишь бы не допустить в очередной раз повторения того же, через что уже проходил!
Это казалось настолько очевидным, что все протесты Мельхиора даже не задержались в голове. Показалось, что он издевается: ну не мог же он в самом деле не понимать, что так будет лучше для всех? Все получат идеально подходящего на эту роль убийцу, девочка будет жить, а я… может быть, хоть тогда я наконец-то смогу уйти и избавиться от этих мыслей, чувств и памяти?!
Не знаю, чем бы все закончилось, если бы не вмешалась Тилль. С меня вполне сталось бы действительно убить Миля, разнести все это здание, выпустив на волю всю силу, попросту отбросив самоконтроль. Но прикосновения тонких пальцев, тихий голос… почему-то я просто не мог не подчиниться, не мог сопротивляться, да что там — даже мысли о протесте не возникло!
Бороться с ней я не мог, да, зато мог попытаться убедить. Оказывается, я очень хорошо помнил усталое презрение в ее глазах в самую первую нашу встречу, и казалось — не так уж сложно вызвать его вновь. Откуда-то я точно знал, что презрение, отвращение, ненависть в глубоких фиолетовых глазах раздавят меня окончательно, и сейчас отчаянно желал, чтобы это наконец случилось. Иной реакции на собственные слова я даже не предполагал. Я сам себя за это ненавидел и презирал, так могла ли эта пылкая порывистая женщина ответить чем-то иным?
Ответила. Я даже поначалу не поверил — решил, происходящее мне снится или грезится наяву. И слезы, и обхватившие мою голову тонкие ладони, и торопливый стук сердца под ее щекой…
Слова Тилль окончательно поставили меня в тупик, а пристальный внимательный взгляд добавил растерянности. Она в самом деле не сердилась, не считала меня чудовищем, не испытывала отвращения. Более того, она сочувствовала мне! Причем сочувствовала не из девичьего всепрощающего мягкосердечия, а сдержанно, рассудительно, вполне осознанно и даже аргументированно. И мне было совершенно нечего ей возразить, потому что все кажущиеся очевидными утверждения она легко опровергала и полагала глупостями. Осталось только смириться, взять себя в руки, в очередной раз загнать лишние эмоции в дальний угол.
Долгие годы обучения помогают нам научиться смирять собственные чувства и порывы. Некоторым это ввиду характера дается легче, для некоторых последствия срыва не носят разрушительного характера, некоторым удается полностью разграничить собственные эмоции и магию. Последнее чаще всего случается с магами короткоживущих видов — наверное, природный защитный механизм. Мне в свое время пришлось приложить массу усилий, чтобы взрывной характер типичного огненного мага перестал осложнять жизнь, так что в особо тяжелых случаях взрывались только эмоции, а не строения вокруг. И измениться, да. В детстве я мало походил на себя нынешнего.
Несмотря на все сказанное, проникнуться такой точкой зрения я не мог: казалось, она чего-то не поняла или проявила излишнюю доброту. Но зерна сомнения, зароненные в мою душу, упали на благодатную почву.
Тилль утверждала, что Вириталь не обязательно ненавидит и презирает меня. Неужели подобное возможно? Сама целительница к моей истории отнеслась с участием и гораздо большим пониманием, о котором я даже мечтать не мог, но она ведь не знала всего. И Вириталь она тоже не знала, как она могла судить?
Но, с другой стороны… я и сам ее совсем не знал.
Да, я не имел права на ее прощение, но — на самом деле просто обязан был его попросить. Сказать, что сожалею, что признаю свою вину, что… да просто перешагнуть через себя. Ведь если меня не желает принимать Грань, то, может быть, это не наказание, а шанс все исправить? Даже не шанс, почти приказ. И я в самом деле не смогу обрести покоя, не встретившись со своим страхом.
Времени, пока мы искали Мельхиора, хватило, чтобы окончательно принять решение. Теперь я знал, что нужно сделать, когда закончится эта история. Как говорил эль Алтор, боги не наказывают просто так, а учат. Так, может, урок состоял не в том — или, скорее, не только в том, чтобы осознать собственную глупость и жестокость, а в том, чтобы побороть страх и… наверное, смирить гордыню?
— Ага. Живые, оба, — прокомментировал Миль, поднимая на нас взгляд от каких-то документов. Обнаружился следователь в собственном кабинете, но нам пришлось некоторое время подождать, пока темного покинут посетители. — Вроде даже в своем уме, — добавил с сомнением, окинув меня взглядом.
— Вроде бы, — поморщившись, кивнул я. — Прости, что я на тебя так накинулся. Это было… временное помутнение.
— Я так и понял. Ладно, забыли, — благодушно отмахнулся Мельхиор, жестом приглашая нас сесть. — Тогда, раз ты способен нормально разговаривать и держать себя в руках, давай вкратце: откуда эта девица тебя знает?
— От матери, я полагаю, — вздохнув, ответил я.
— То есть она твоя внебрачная дочь? — Темный вскинул брови.
— Она моя вполне законная внучка, — возразил ему мрачно. Тилль покосилась на меня настороженно; наверное, ожидала повторного срыва и всплеска эмоций, но я уже вполне себя контролировал. Причем не просто контролировал, а… мне даже как будто стало легче. Может, от наконец-то принятого решения, отважиться на которое я не мог полжизни?
— А? А-а, то есть имя мне не зря показалось знакомым, — протянул Миль. — В принципе, на мотив для подставы тянет. И даже объясняет, откуда она могла знать про твою струну.
— Совершенно не обязательно, — поморщившись, отмахнулся я. — Я ношу струну на ремне сравнительно недавно, с начала войны. Поначалу вообще таскал на цепочке на шее, но это неудобно, потом — в креплении на запястье, так все обычно и поступают. Пряжка — индивидуальный заказ, сделана специально под струну, так что это нераспространенная практика.
