Там избы ждут на курьих ножках... - Вихарева Анастасия (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗

Но меня так же непросто выдавить, ибо Жив. Он тоже жив, но пока жив человек.

Представь, идем с тобой тихо, мирно, никого не трогаем, и вдруг подступают к тебе разбойники и говорят: «отрекись от Дьявола!» «Я-то отрекусь, — согласишься ты, — а проблему разве решим? Я его вижу, а вы нет!» И выколют тебе глаза. Вот так ходили слепые старцы по государству, которым терять было нечего, и пели песни про Ванюшу-дурака, чтобы хоть что-то в памяти народной осталось. Ты вспомни, что не гусляр, то слепой — и обязательно грамотный. И все время в бегах!

Но меня видят сознанием! Если бы глазами, я не растворился бы во Тьме! А как сознание выколоть? Голову разве что отрубить!

И рубили. Пока люди с моей идеологией не закончились.

— И ты простил?

— Ну почему же… Всех оскотинил, разделил сына с отцом, мать с дочерью, свекровь со снохой… Над стадами поставил пастухов. Периодически вывожу в люди самую крепкую нечисть, которая в печи вас сжигает и головы рубит… Размножаю болезни, сирот, вдов, гною в тюрьмах, бывает, в сумасшедший дом отправлю, обращаю мечты в прах. Или, наоборот, на глазах поднимаю мечту, чтобы видели, что кому угодно дам, но не тому, кому мечта светит. Иногда в море смываю. Не бесплатно. У меня такса твердая.

— Значит, не врут про тебя…

— Конечно, не врут! — гордо произнес Дьявол. — Кому как не нечисти знать, на кого она равнение берет!

— Но ведь был же Царь, который народу вольную выдал, и освободил нас…

— Ой, Манька, Манька… Когда он освободить решился народ, он меньше всего думал о народе! Страна отсталая, каждый помещик сам себе на уме, в город лишь за платьями да торговать, чем мужик послал. Читать и писать барин запрещал, чтобы крамолой головы не забивались. Крепостному рабу много ли надо? Выкатывал на праздник водку и брагу по бочке — и любит народ Благодетеля. Работал мужик от зари до зари, оставляя себе десятину — и еще в долгу оставался. Девки на выбор, гарем не гарем — а трат никаких. При нужде всегда можно продать человека, как истинную скотину, или обменять, или подарить, или забить ради потехи на смерть. Стоил мужик дорого, чтобы самому себя выкупить, да не так, чтобы пожалеть и шкуру с него не спустить, если выставит на барина зуб. Десятина шла в доход Святой Церкви, которая кормила народ сказками и держала в узде, помогая помещику и словом и делом.

За границей уже и производство налажено, и новая земля открыта, где всякий сброд силу за силу не считает, и грозят землю поделить по-новому. Наука вперед продвинулась, и среди народа появились умники, которые сами в вампиры метят. А есть такие бояре, которые Царя-батюшку уже за батюшку не считают. Или те же купцы, которые на вольное житье насмотрелись и смущают народ вольнодумными речами.

Все в государстве плохо, куда не взглянешь. Города не шли в рост — беглыми крепостными рабами много ли наладишь производство? Земля пустовала за пределами удельных княжеств — некому было ее обрабатывать, и защитить некому. И приходилось Царю-батюшке платить за каждого рекрута, которого забирали на войну.

А представь, как обращались с таким пушечным мясом? Кто бы жалеть рекрута стал? И приблагодетельно пускали на мясо. Удерживали солдат от дезертирства и сдачи целыми отрядами только тем, что каждый, кто отслужит определенный срок, становился вольнонаемным рабочим, да и чужие не жаловали, тоже понимая, что воюют с рабами, но если убегали — покрывали.

— Ужас, как тяжело народу жилось, — согласно кивала Манька.

— Ужас не ужас… Где ты памятник видела, крепостному рабу? — пожимал плечами Дьявол. — Все больше Благодетелю. Любит его народ, а не себя самого. Видишь ли, фишка есть в Законе: какому Идеалу служишь, так к тебе и люди повернуться! Хотят люди Интернационального Йесю — и Благодетели, все как один — Йеся, со всеми его мудрыми наставлениями, которые к человеку…

— Но ведь это хорошо! Были бы, но они-то как раз не такие! — с жаром воскликнула Манька.

Дьявол развел руками, взглянув на нее с осуждением.

— Да как же не такие?! Много ли Йеся кому подал? — ехидно спрашивал он. — А почему Благодетель должен? Он не себе велел, а человеку, верующему в Него. И человек подает — ибо ищет Спасителя, но не тебе, а Благодетелю! Йеся не платил — и Благодетель не заплатит. Но человек заплатит.

Сколько раз Йесю принимали со всеми мытарями и сворой, которая за ним волочилась?

А он, между тем, еще обращал внимание на то, что целовать должны были, умасливать пятки елеем, слезами омывать и волосами оттирать… Вместо «спасибо» говорил: «радуйтесь, ибо я с вами!»

И человеку никто спасибо не скажет. Он не сеял, но вытаптывал поля и собирал колосья, — и человек посеет и придет на пустое вытоптанное поле. Он живых в сети улавливал — и человека будут улавливать. Он покойников стороной обходил — и человека, который уже упал и подняться не может, стороной обойдет благодать… Если в сеть попал, разве жив?

У обрезанной головы, Манька, короткая память.

Не бунтовала Святая Церковь против рабства, не шла крестным ходом на помещика. А выявляла неблагонадежных, и сама, бывало, порола. При каждом монастыре и церкви казематы и гноильные ямы имелись, и пыточные подвалы со всякими пыточными приспособлениями. И миллионы людей запоминают только, что Святые Отцы среди народа ходят в черном, как население Дьявольское.

Я-то в черном, мне сам Бог велел, у меня снаружи всегда Бездна! А у них откуда черные сутаны? А все потому, что когда ложат человека в земле, черный морок летит из подсознания. И каким бы ни было содержание, ум человека обязательно поднимет Тьму над собой.

Мои слова — Закон, а Закон гласит: «Проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своею опорою. Он будет как вереск в пустыне и не увидит, когда придет доброе, и поселится в местах знойных в степи, на земле бесплодной, необитаемой» Слово Сына Человеческого — плоть, а Сам Он — Человек. В человеке селится эта плоть, и Человек правит человеком.

Никто не ропщет против Идеала, который стал сетью, уготовляя человеку погибель. Обижаются не на Идеал, с которого Благодетели пример берут, а на тех, кто уподобился Сыну Человеческому, и пьет кровь, как учил Спаситель, погоняя стадо жезлом железным. Но если пастух, которого человек себе пожелал, по хребтине его охаживает, тут уж… сам Бог велел!

И ты, когда говоришь: «это хорошо… они не такие…» — ждешь, что они будут поступать с тобой, как учил Йеся. Но они не ученики, они тот самый Йеся, который обращается к тебе — пастухи, а ты болезная заблудшая овца. А когда съедят и выпьют, уподобишься тем, которые отошли от Йеси.

Летописец вспоминал: «С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним.»

Неужели же они видели меньше, чем те двое учеников, которые остались и понесли его на руках? Один племянник, а один, согласно писанию, сомнительней Матфей, который был или тот самый Матфей, или Матфей, который был избран на служение вместо Иуды… А где все прочие? Почему в деянии апостолов восьмая часть благочестивого повествования обращена на Павла, он же Савл, который близко не знал Йесю при жизни? А они, Манька, плодились и размножались, и пресыщались богатством, которое пришло к ним своими ногами. Как имущество Анании и жены его Сапфиры, которые умерли, когда решили утаить его от Благодетелей.

И вдруг миллионы людей уверовали в то, что не видели, и поверили тем, кто не видел…

Даже двум сложно сказать о третьем человеке, который с ними. Разве одинаково они его знают? Они могут дополнить друг друга, но если сказать их мнение человеку, то вряд ли он согласится с обеими. А тут Идеалом становится человек, которого не видели даже те, которые благовествуют о нем. Первый, кто услышал бы от человека то же самое, что говорил о себе Спаситель, бросил бы в него камень и вызвал скорую.

Йеся был не первый и не последний, который решил выйти в люди таким образом.

«Ибо незадолго перед сим явился Февда, выдавая себя за кого — то великого, и к нему пристало около четырехсот человек; но он был убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли. После него во время переписи явился Иуда Галилеянин и увлек за собою довольно народа; но он погиб, и все, которые слушались его, рассыпались.»