Цитадель души моей (СИ) - Саитов Вадим (читать полную версию книги TXT) 📗
— Сколько тебе за бой пообещали?
— Триста драхм, — выпаливает Гез, поперхивается, пунцовеет и мотает головой:
— Нет, ты не думай, я даже не думал… но они говорят, это детеныш совсем, а что я за егерь, если детеныша самой слабой бестии одолеть не смогу… Феларгир вон… урса! А я? Еще и денег дадут, а деньги мне нужны.
— Зачем?
— Что? — Гез смотрит на меня непонимающе.
— Деньги тебе зачем?
— Ну… нужны, — уж не знаю, как ему это удается, но Гез краснеет еще сильнее.
— Дурак! — я отвешиваю ему подзатыльник. Не сдерживаясь, отвешиваю — от души. Гез летит на землю, вскакивает. Лицо у него злое и растерянное одновременно. Идущие по улице прохожие бросают на нас косые взгляды и ускоряют шаг.
— С кем из распорядителей о бое договорился?
— А зачем тебе? С кем надо!
— С кем?! — рычу я. Правую мою руку он блокирует локтем, но ладонь при этом у него оказывается прямо перед глазами и мою левую руку он просто не видит. А зря. Ох и фингал у него будет завтра — на пол-морды. У него рожа и так подраспухшая, но, думаю, разницу он уже почувствовал — чем профессионал от любителя отличается.
— С кем?!!!!
— С Пларком! — он снова вскакивает, но теперь предусмотрительно держится подальше от меня, — Шелест, ты чего? Мне никто не говорил, что я не могу в боях участвовать! И что такого? Ведь однажды мне придется в лесу с бестией повстречаться и там тебя поблизости может и не оказаться.
— Залог оставил?
— Тридцать драхм…
— Вдвойне дурак.
— Он пятьдесят просил, но у меня столько не было.
— С Пларком я поговорю. Вернет он тебе деньги.
Гез наклоняет голову, прищуривается. Морщится недовольно, скулу щупает.
— А я не хочу, — твердо и даже с вызовом говорит он, — не хочу, чтобы ты забирал у него мои деньги. Потому что это — мое решение. Я хочу драться с гиттоном. И буду с ним драться.
Ты мне не отец, и не можешь запретить мне распоряжаться своей жизнью так, как я захочу.
Вот как? Волчонок показывает зубки. Давно пора, а то как он сегодня расклеился, так я уж беспокоиться начал — выйдет ли из него толк вообще.
— Ну что ж. Возможно, ты прав. Послушай меня, что я скажу, а потом — если потом ты не изменишь своего решения — иди, дерись. Я не стану тебя удерживать — потому что если ты все же пойдешь на арену, это будет означать, что из тебя все равно никакого толку бы не вышло. Значит, и жалеть нечего.
Вздрагивает слегка Гез — хорошо я его зацепил — хмурится, проблеск мысли в глазах появился. А мне того и надо — сбить с него этот раж, который он сам же себе и нагнал.
— Скажи-ка мне для начала, с чего ты решил, что гиттоны — самые слабые из бестий?
— Да ты сам говорил!
— Я?!
— Да, ты! Когда вы в Ганнек собирались, ты мне сказал, что на гиттонов самым меньшим числом идут. Что на урсов — с двойным перевесом, на вергов — с полуторным, а на гиттонов наоборот — вдвое меньшим числом… — и добавляет негромко, но с обидой — сам же говорил…
— Говорил и повторю. Вот только что урсы, что верги — поодиночке не дерутся. Так что тут всё просто: когда с одной стороны стая вержья в десяток рыл, с другой стороны — три скриттуры егерей, то силы примерно равные. А вот гиттоны на бой самое большее парой идут. Против каковой пары весь наш сквад, на чистку посланный, и выходит. Да вот тот же Ганнек, когда гнездо в восемнадцать рыл мы вдесятером чистили. Вот только ни разу не было, чтобы против нас десятерых больше чем две бестии за раз выходило. То есть, пятикратный перевес у нас получался. Думаешь, спроста?
— Но ведь… почему же все говорят, что гиттонов бить всего безопаснее?
— Потому что так и есть.
— Но… но… ты же сам только что… — непонимание у Геза на лице написано, и обида жгучая в уголках глаз копится — кажется ему, что издеваюсь я над ним.
Я вздохнул.
— Смотри. Вот те же полтораста егерей на сотню вергов — обычно для победы достаточно.
Только совсем это не значит, что после такой драки все сто пятьдесят егерей с победными песнями в казармы вернутся. Самое малое человек пять из них поедут обратно в волокуше, рогожей накрытые, и то — до ближайшего кладбища. Повторю — самое малое — удачной такая чистка у нас считается. Идя против вергов — да неважно какими силами и каким перевесом — никогда ты не знаешь, сколько твоих товарищей домой вернётся и вернётся ли вообще. С гиттонами не так. Предсказуемы они и про стратегию слыхом не слыхивали. А впятером на одного мы выходим, потому как они выносливей и живучей любого человека вдесятеро. Двое бьются, трое отдыхают. Один на один против гиттона, да когда еще и сбежать некуда — для неопытного бойца верная смерть. Он измотает тебя так, что ты на ногах стоять не сможешь, потом убьет. А может, и раньше — как только ты ошибку по усталости или по неопытности допустишь и под лапу ему попадешься. А теперь — иди. Зарабатывай свои триста драхм. Пригодятся — тризну справить.
Гез опустил плечи, смотрит в землю.
— Но я же не знал… я же… ты мне ничего не говорил раньше про гиттонов! — сказал негромко, но с чувством.
— Нашел виноватого, да? Я тебе много про что еще не говорил. И что ж теперь? Ты смело пойдешь в бой против любой бестии, про которую я тебе рассказать не успел?
— Нет, — совсем тихо, почти шепотом, — извини, поспешил я.
— Ладно! — я хлопнул его по плечу, — знаешь, почему хорошо быть егерем?
— Почему? — головы не поднял, но искорка интереса в голосе появилась.
— Потому что единственная неприятность, которая может случиться с егерем — это смерть.
А поскольку мертвым уже всё равно, так значит, никаких неприятностей с егерем случиться не может вообще. Понял? Выше голову! Вот так. Топай в казарму, а я пока пойду с твоим Пларком поговорю задушевно.
— А он отдаст… ну… деньги?
Я фыркнул в ответ пренебрежительно, хотя и предвидел с этим некоторые трудности.
— Еще и своих добавит.
Как в воду глядел.
IX. Ducunt volentem fata, nolentem trahunt [18]
Пларк встретил меня широкой, с заметным трудом раздвигающей толстые щеки, улыбкой.
Чем порядком меня удивил. Виду я, конечно, не подал, но насторожился. Неожиданность какую-то он мне приготовил, не иначе, а я вот люто ненавижу неожиданности. Горький опыт заставляет.
— Салют, распорядитель, — я хлопнул себя по груди.
— Почет и слава, — кивнул Пларк и многочисленные его подбородки по очереди тоже кивнули мне, — никак прослышал про наших бестий? Пожалуй, начну-ка я деньги за погляд брать, вдруг разбогатею?
— Бедняк нашелся, — хмыкнул я, — брось, на кой сатр мне твои бестии сдались? Век бы их не видел ни одной.
— Таких и не видел, — согласился Пларк, ухмыляясь. Я нахмурился. Что-то не туда куда-то разговор уходит.
— Ты меня не сбивай. Я к тебе по другому поводу. Сдается мне, что ты с нами, егерями, ссоры ищешь?
— Единый с тобою! — Пларк всплеснул руками и округлил глаза. Улыбка, однако, хоть и поблекла, но не исчезла, — и в мыслях не было! Навет, не иначе.
— Навет, говоришь? А кто нашего школяра на бой с гиттоном подписал?
Распорядитель мелко замотал головой, выставив в притворном ужасе руки.
— Подписал? Я подписал?! Знал бы ты, как я пытался его отговорить, стращал его и чуть не коленях упрашивал затею эту бросить! Ни в какую. Уперся, как некормленый осел, кочан капусты увидавший. Я, говорит, свободный гражданин и все права, оному положенные, имею. Так и сказал, слово в слово. Чтобы мне лопнуть, если я вру!
Я смерил взглядом его объемный живот и усмехнулся.
— Смотри, накличешь. Немного осталось.
— Пларк недобро прищурился и сказал, даже не слишком стараясь прикрыть злорадство нарочитым сожалением:
— Очень жаль, что юноша настоял на заключении договора при свидетелях. Увы, если вдруг по каким-то причинам он теперь решит пойти на попятную, ему придется выплатить неустойку… — Пларк, уже совсем не скрываясь, торжествующе оскалился, — пятьсот драхм.
