Шаман (СИ) - Дашкевич Ольга (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Я миновала вход со схемой велосипедных дорожек на застекленном щите и не спеша пошла по аллее в сторону железнодорожного мостика, построенного в незапамятные времена для узкоколейки, по которой когда-то паровозики доставляли зерно на мельницу. Раньше улица, прилегающая к парку, была индейской охотничьей тропой, да и сам парк был частью охотничьих угодий нескольких племен, живших на месте нынешней Филадельфии. Если бы не асфальт под ногами, вполне можно было бы представить себе неслышно крадущихся меж стволов охотников в длинных рубахах из оленьей кожи, с орлиными перьями в волосах.
Прямая, точно стрела, аллея просматривалась почти до мостика, рядом, за стволами облетевших деревьев, по камням журчала неширокая речка. Впереди никого не было, откуда же взялся одинокий силуэт, чем-то неуловимо знакомый?.. Я смотрела на него против солнца и не могла разглядеть подробностей. Человек удалялся. Вот он сошел с аллеи к реке, и я зачем-то последовала за ним. Берег на этой стороне был довольно пологим, но каменистым. Хорошо, что я надела кеды на толстой удобной подошве. Перепрыгивая с камня на камень, я старалась не упустить из виду невысокую ловкую фигуру, маячившую в нескольких десятках шагов от меня. Честно говоря, я не понимала, что мною движет. Почему-то очень важным казалось догнать этого незнакомца, однако что я ему скажу, когда догоню, я не имела ни малейшего понятия.
Человек дошел до невысокой гряды камней, запрудившей реку, и ловко вскарабкался на нее, явно намереваясь перейти на ту сторону. Вода, шумя, перекатывалась через край природной плотины, скользкие валуны блестели на солнце. Летом я бы, наверное, решилась перейти следом, но в ноябре… Вода была, скорее всего, жутко холодной, да и куртка, намокнув, не высохнет в пять минут. К тому же, у плотины глубоко, а я не умею плавать. И камни… На них запросто можно, поскользнувшись, сломать ногу, и я совсем не уверена, что человек, которого я преследую, станет меня спасать.
И все же я пошла за ним.
Черная вода, несущая обломки веток и опавшие листья, закручивалась в водоворотики в нескольких сантиметрах от моих ног, камни оказались еще более скользкими, чем виделись с берега, и совсем не такими монолитными — пару раз казавшаяся совершенно устойчивой опора опасно шаталась и грозила вывернуться из своего гнезда. Но в лощину, по которой текла река, слепящее солнце почти не проникало, и я, наконец, смогла разглядеть того, за кем шла.
Это был старик индеец.
Легко, точно юноша, перебежав на ту сторону по камням, он остановился на противоположном берегу, обернулся и кивнул. Я узнала полотняную повязку на лбу, длинные седые космы, узкие глаза на морщинистом лице. Это был тот самый старик, посвятивший в августе Тошку в шаманы, — тот старик, что подарил ему серебряный амулет с орлиными перьями и бирюзой. До берега оставалось не больше трех метров. Я побежала к старику, не глядя под ноги, но тут коварный скользкий валун подался, и я, потеряв опору, полетела в реку, головой на камни…
Темнота. В темноте что-то движется — откуда-то я знаю, что приближается закат. Я открываю глаза. Перед моим лицом колышутся зеленые листья вяза. Но ведь сейчас ноябрь?.. Я приподнимаюсь на локтях и чуть не падаю вниз: я нахожусь в маленьком шалаше, построенном в развилке ветвей высокого дерева во дворе добротного просторного дома. На секунду зажмурившись, я вспоминаю: сейчас август. Мне восемь лет. Меня зовут Рози. На мне батистовое платьице, мама будет ругать, что я лазаю в нем по деревьям. Солнце уже низко, сейчас мамочка выйдет во двор и позовет меня обедать, мне нужно скорее спуститься и сделать вид, что я играла возле грядок. Но я не успеваю, не успеваю!.. Мама выходит на крыльцо, но почему-то не зовет меня, а бежит к задней калитке, по пути оглянувшись несколько раз, будто боится, что ее увидят. Ее белокурые локоны сияют на солнце. Она не надела чепчик. На ней нарядное бледно-розовое платье с кружевным лифом — она достает его из сундука очень редко, а жаль, она в нем такая красивая!.. Моя мамочка очень, очень красивая, она похожа на куклу моей подружки Люси, которую ей купил ее папа, когда ездил по делам на север. У куклы такое же бело-розовое личико, и голубые глаза, и волосы, будто золотистый шелк. Я завидую Люси, а завидовать — это грех. Дорогой Боженька, извини меня за то, что я завидую своей подружке… Мамочка говорит, что, если я буду хорошей девочкой, мне подарят такую же куклу. Поскорее бы, Боженька, я уже целую неделю была хорошей девочкой, кормила цыплят, и… Ох!.. Я вижу индейца. Они страшные, я их боюсь. Хотя мамочка говорит, что эти индейцы хорошие, мирные. Они живут тут недалеко в своих смешных шалашиках, а некоторые даже работают на мельнице. Этот индеец молодой, у него длинные волосы, я вижу сверху, как блестят на солнце его голые коричневые плечи. И мамочка… Я быстро-быстро протираю кулаками глаза. Дорогой Боженька, это ведь мне снится, правда? Ведь не может быть, чтобы мамочка его целовала?..
— Мэгги! Что ты делаешь?!
Это папа. Мой папа очень большой, у него рыжая борода, его все боятся. Мамочка оборачивается, и даже издалека я вижу, как она испугалась. У нас большой двор, но у папочки длинные ноги, и он очень быстро оказывается у калитки. Индеец почему-то не убегает, хотя мой папочка больше его и сильнее. Папочка размахивается и бьет маму по лицу, по этому прекрасному, прекрасному испуганному лицу!.. Мамочка падает, я кричу и тоже падаю, падаю, обдирая лицо и руки о торчащие ветки…
Глава 8
Сильно пахнет дымом. Дым везде. Он ползет по земле, забирается в ноздри, царапает горло. Я открываю глаза и ползу к дому, к светлеющему в траве пятну розового платья. Мамочка лежит на грядке базилика, ее глаза закрыты, кружевной лиф разорван и видна грудь. Я кое-как прикрываю лохмотьями кружев голое тело, одергиваю задранную юбку, а потом трясу мамочку за плечи, бужу ее, но она не встает. Над нами большое дерево скрипит ветвями. Я поднимаю голову. На ветке висит молодой индеец. Он висит, привязанный за ноги, и весь покрыт чем-то красным, как клюквенный морс, который мамочка дает мне во время простуды. Даже длинные черные волосы слиплись, и слиплись и покраснели орлиные перья на амулете, который свисает вниз с его шеи и покачивается, хотя ветра нет. В груди у него дырка, я видела такую дырку, когда папочка убил оленя из своего большого ружья. Я слышу голоса, незнакомые гортанные крики, чьи-то ноги перешагивают через меня, кто-то коричневый и страшный лезет на дерево и перерезает веревку. Индеец падает сверху, и его голова стукается о землю рядом с головой моей мамочки. На его лицо глядеть невыносимо страшно, я скулю, как собачонка, и пячусь к дому. На крыльце дым, дым идет из дверей, но я все равно бегу туда, я хочу спрятаться в доме. Под ногами у меня в траве валяются какие-то тряпки, бумаги, а вот фотографии, которые мамочка очень бережет — нас снял настоящий фотограф, когда мы ездили с папочкой на север, в Нью-Амстердам… Но я не останавливаюсь, чтобы их поднять, — мне очень страшно, я ищу папочку, он сильный, он всех прогонит и защитит меня… но его нигде не видно.
В доме полно дыма, у порога я запинаюсь за чьи-то большие ноги в сапогах. Это дядя Боб, папочкин брат, он возит зерно на мельницу. Я зову его, но он меня не слышит: у него разрублена голова. Кашляя от дыма, я бегу дальше. На полу в кухне много осколков — прекрасная синяя чашка от маминого любимого сервиза — обеденные миски с голубой полоской — как расстроится мамочка!.. Я задыхаюсь. Дорогой Боженька, помоги мне найти папу!..
И Боженька мне помогает — он всегда помогает хорошим маленьким девочкам. В дыму я натыкаюсь на лестницу, ведущую в подвал, и начинаю спускаться, цепляясь за стену. Лестница очень крутая, и надо идти осторожно, но мне мешает дым, и на последней ступеньке я все-таки оступаюсь и сильно расшибаю коленку.
