Мийол-ученик 2 (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt, .fb2) 📗

— Да.

— Угу. Не будучи в курсе специфичной физиологии алуринов, потому что не спросила, и не решившись напрямую поинтересоваться, чего это мы делаем с ученицей наедине, да ещё с таким интересным звуковым сопровождением, рыжая снова побежала за утешением к тебе.

— Снова, да. Пришлось подрабатывать семейным психотерапевтом.

Мийол расхохотался — чего, собственно, Ригар и добивался.

— Подработал, так подработал! Папочка!

— Вообще к этому всё шло давно, — философски, с нотой извинения. — Превозмогать мусор в голове, конечно, можно, но начисто вымести его вон не получится. С тобой, Васькой и Санхан у Элойн всё было отлично с радостью и удовольствием, но вот со счастьем и душевным покоем — увы. Не ощущала она себя на правильном месте. И задушевные беседы со мной этому вовсе не помогали. Тут ведь ещё сказался фактор контроля: она достаточно много и упорно работала, чтобы стать независимой, управлять своей жизнью. В некотором роде, всю карьеру вокруг этого выстроила. А тут оп! И она снова в подчинённом положении. Приятном, но подчинённом!

— Угу. От своей первой семьи отделалась, потому что там было слишком плохо, а от второй возможной семьи сбежала, потому что там показалось слишком хорошо.

— Как ни забавно, но именно так. Точная формулировка. В общем, сошлось в кучу сразу много чего: и вывернутые идеалы внушённой верности — а бедные слои граждан именно на этом делают упор, чтобы лишних конфликтов не провоцировать — и уже вполне оформленное желание зачать и родить… кстати, ещё один особо крупный мозговой мусор: если женщина или мужчина не оставили биологического потомства, то они неудачники, несчастные люди и прочий тяжёлый бред. М-да. В общем, когда Элойн надумала себе, что в вашу расширенную семью нынче войдёт ещё и Шак, на правах твоей очередной любовницы, этого оказалось уже слишком много для её и без того растянутых понятий о норме. Но при этом полностью рвать связи ей тоже не…

— Да-да. И она измыслила поистине гениальный план, решив, что твой ребёнок выйдет не хуже, чем мой!

— Вот ещё не хватало — детьми мериться, — буркнул Ригар, несколько смущённый, несмотря на старательно выстраиваемый невозмутимый вид.

— Ну да, папочка, — злоехидно ввернул Мийол. — Я, кстати, хочу поинтересоваться: а тебе, то есть изначальному тебе, особо крупный мозговой мусор про несчастье без потомства насколько сильно давил на сознание? А?

— Довольно сильно. Но я нынче, к счастью, не изначальный жабодолец.

— Кхм…

— Не совсем изначальный, — поправился отец, — полностью отрицать влияние невозможно. Я потому и сказал, что мусор в голове можно превозмогать, но не вымести вон с концами. Увы. В общем, сложившаяся ситуация достаточно… психологически комфортна.

— Неужели? Это что, от повышенного комфорта Элойн столько времени бегала от меня — и, кстати, сейчас продолжает бегать! — не в состоянии объясниться прямо?

— Она именно не в состоянии. Боится.

— А ты объяснял ей, что это всё — бред? О боги, благотворцы заоблачные, вот же… дура!

— Тяжёлое наследие полученного воспитания.

— Ага, ага. Как там ты говорил… если немного переиначить под обстоятельства: можно вытащить девушку из бедности, но нельзя вытравить бедность из девушки. Как раз наш случай!

— Ну да. Наш. Но, повторюсь, всё сложилось хоть не идеально, но комфортно.

— Неужели?

— Да. У Элойн будет ребёнок… и более подходящий, в её представлении, любовник: мужчина постарше неё, да ещё и послабее, с которым ей удобнее — я-то на неё давить при всём желании не смогу. У меня… у меня примерно тот же случай, пусть менее выраженный. Своё по крови дитя, своя женщина…

— Уведённая у собственного сына.

— Мелкий недостаток, с которым я готов мириться.

— Угу. И когда наша непраздная рыжая соизволит явиться для разговора? Или… да в чернолесье эти разговоры — но хотя бы игнорировать меня она перестанет… когда? А Санхан и Кульми, говоря васькиным языком, лепших подружаек?

Ригар повёл плечами.

— Не знаю. Я пока её не уломал. То есть она вроде как ужасно смущена «предательством», своей «недостойностью» и прочей чепухнёй, но под всем этим кроется понятно что.

— Страх?

— Он самый. Стыд и страх. «Лепших подружаек» — стыдится… а тебя — боится.

— Ну да, ну да. А что мы, напомню, до контракта не дошли и друг другу никаких особых обязательств не давали — это так, мелочи? Я должен непременно впасть в священную ярость и что-то нехорошее с ней сделать? С женщиной, беременной моим сводным братом!

— Или сестрой.

— Или так.

Мийол запустил обе руки в волосы, сильно отросшие за мирное время в городе, которые он нынче подвязывал в низкий хвост, и, зажмурясь, повторил:

— Боги заоблачные, что за дура-то, а?!

— Слышал бы ты, как она рыдала, когда выяснилось, что именно ты делал с Шак! Точнее, что именно не делал. Этот её привычный бред недостойности внезапно оказался менее бредом, чем обычно. Все беды от неискренности, что тут ещё сказать…

— Фуф, — призыватель помотал головой. — Да. Ну и ладно. Баба с возу — тигру корм. Ты ведь ко мне как главе семьи пришёл, я правильно понимаю?

— Правильно. И за разрешением на брачный контракт, честь по чести заверенный в нужном отделении магистрата.

— Благословляю, коли так… папочка!

— Благодарствую, сынуля.

— Нет, но какой всё-таки феерический… мнэ… если брань не выдыхать — у меня просто все слова закончились. Что дальше? Эонари сбежит от меня к Риксу?

— Как бы тебе сказать… уже.

Мийол моргнул.

— Ты шутишь.

— …

— Отец, скажи, что ты шутишь. Пожалуйста.

— …

— Так. Та-а-ак… — призыватель уже не моргнул, а крепко зажмурился. — Первая любовь, ах, простите, влюблённость… а я улетел слишком далеко и слишком надолго… а у них там совместные тренировки, то-сё… ладно, этого можно было ожидать. Хорошо хоть не с Ланнатом… или ещё кем. Тоже, видать, не захотела полностью рвать связи. Ладно! Один вопрос: как давно?

— Письмо дошло неделю назад. Если ты про «когда узнал».

— Фрасс! Я не об этом!

— А я тебе о том самом и не скажу. Из письма вообще мало что можно понять, кроме того, что Рикс и Эонари вроде как смотрят друг на друга не вполне так, как положено просто хорошим знакомым, и чем дальше, тем сильнее. А в письме пытаются прозондировать почву на предмет, что ты подумаешь, если они…

— Да что я могу подумать?! — прошипел Мийол. — Пусть творят, что хотят, к демонам! Мы же свободные люди в свободных отношениях, что тут такого? Фрасс! Где тут у нас был самогон по пробному алхимическому рецепту?

— Сын…

— Ничего не знаю и знать не хочу. Я глава семьи и имею право… отпраздновать новости. Не бойся, впадать в запой на недельку-другую не намерен. Просто хочу… запить сюрпризы. Говорят, алхимия этого сорта… помогает расслабиться — вот и проверю.

— Я проверял. Не помогает.

— А я всё равно проверю!

Ригар вздохнул.

С другой стороны, сын справился лучше, чем ожидалось. Наверно. Если сдержит слово и не впадёт в запой. Но… он не впадёт. Не тот характер и воспитание не то.

Правда, всё равно может наделать глупостей. Если…

— Сын.

— Папочка?

— Ты теперь весь остаток жизни будешь мне об этом напоминать?

— Почему нет? Это же работает! И мне нравится твоя реакция.

— Смотри, не склонись к садизму. Я, собственно, что сказать хотел… если соберёшься — ну, резко так — узаконить отношения с Санхан, пока и она не убежала…

— Нет.

Ригар посмотрел в лицо развернувшегося Мийола — и осознал накопившиеся изменения. Внезапно так. Они приходили постепенно, шаг за шагом, прямо под его замылившимся взглядом.

И вот теперь как-то резко… просуммировались.

Приехав в Лагор и оставив стезю Охотника, сын начал отпускать волосы. Нынче он, как уже сказано, стягивал их в хвост, чтобы не болтались. В результате они полностью открывали его лицо, от высокого и широкого лба до подбородка (где по-прежнему не спешила расти борода… ну да зелья способны не только контрацепцию обеспечить: не хочешь маяться с ежедневным бритьём — что ж, раз в неделю используй нужную мазь, и никаких проблем). Напряжённые занятия с магоклонами не оставили на нём возрастных морщин, но сейчас как-то резко обозначилось, где именно они лягут, когда придёт срок. Пара вертикальных черт меж бровей, носогубные складки, причём левая заметно длиннее и глубже — впору назвать её «линией сарказма»…