Трон тысячной лжи (ЛП) - Хиггинсон Рейчел (книги бесплатно txt, fb2) 📗
От его криков у меня пошли мурашки, потому что они были такими мучительными. Он был не просто чем-то расстроен. Дядя Тирн совсем обезумел.
Раванна отошла от стола, выглядя такой расстроенной, какой я её ещё никогда не видела. Она прошептала какие-то слова и провела руками по его голове.
Тирн каким-то образом заметил, что она делает, и набросился на неё. Она легко увернулась от его попытки нанести удар и бросила на него разочарованный взгляд, но он снова заплакал.
— Пожалуйста, не надо больше. Я больше не могу этого выносить, — он сделал резкий вдох, из-за которого казалось, что он тонет. Даже несмотря на то, что воды не было видно. — Больше не надо, — умолял он, повторяя это снова и снова.
Раванна отступила назад, из её глаз явно катились слёзы, хотя она не издала ни звука, и выражение её лица оставалось безмятежным. Она продолжала шептать, расхаживая по комнате. Неистовый плач Тирна сменился более тихими криками, которые сотрясали его плечи и заставляли хныкать. Это было менее шокирующе, но смотреть было не легче.
— Ему иногда нужен эликсир, который я готовлю для него, — рассеянно сказала она, потянувшись к ручке дальней двери. — Иногда он теряется между прошлым и настоящим, иногда даже между будущим и настоящим. И это… это помогает ему снова найти свой путь. Я сейчас вернусь. Пожалуйста, проследи, чтобы он не ушел.
Катринка крикнула, чтобы она подождала, но та уже вышла в коридор. Очень внезапно мы остались наедине с нашим дядей и с той его стороной, которую мы никогда раньше не видели.
Тирн издал серию всхлипываний, прежде чем снова прийти в себя. Он подпер подбородок рукой и оперся локтем на стол, очень похожий на моего брата Бенедикта, когда тот дулся. Вид его, такого расстроенного и такого знакомого, заставил моё сердце сжаться от его боли.
И даже несмотря на то, что он так плохо обращался со мной с момента моего возвращения в Элизию, я не могла не испытывать искренней печали из-за его состояния. Он так отличался от того человека, который запер меня и обращался со мной хуже, чем с рабыней, все эти месяцы назад. Человек, чья правая рука пыталась убить меня. Он казался таким… обремененным.
— Это слишком тяжело, — пробормотал он. — Тяжесть разрывает меня на части, — его пристальный взгляд сосредоточился, в частности, на мне. — Скоро ты поймешь, что я имею в виду. Сила отключена. Мы пытались это починить, но… — он снова начал всхлипывать, — но мы сделали ещё хуже.
Слёзы текли по его изможденному лицу и скапливались на тунике. Он был едва одет в простую белую тунику и леггинсы. Но вся его одежда была грязной из-за, как я предположила, поспешного путешествия, мятой и забрызганной грязью.
— Это сломанная корона. И осколки её, они копаются, и копаются, и копаются в твоём сознании, пока твоя голова не разлетится вдребезги, как золото, — для иллюстрации он сделал руками когти и оторвал воображаемую голову, стоявшую перед ним. — Это сломает и тебя, племянница. Ты не законная наследница. Ты девушка, которая должна быть мертва. И когда они наденут её на тебя, она разобьет тебя на такие маленькие и бесполезные кусочки, что ты никогда больше не найдешь себя.
Предсказание Тирна каким-то образом посрамило все остальные откровения этого дня. Как я могла встретить свою надвигающуюся коронацию с таким пророчеством, как это? О, как мне хотелось, чтобы Оливер был рядом. К этому времени он бы уже сказал что-нибудь смешное и разрядил напряженность своим остроумным чувством юмора. Напомнив мне, что всё может быть не так плохо, как обрисовал Тирн. Или, если бы это было так, мы бы нашли способ остановить это. Вместе.
Вместо этого рядом со мной осталась только Катринка, и она была бледна, как привидение, и выглядела так, словно вот-вот лишится своего завтрака.
— Я не просто девушка, — сказала я Тирну. — Я Аллисанд. Моё место на троне.
Его смех был предметом ночных кошмаров. Его голова откинулась назад, и он хлопнул ладонью по столу, как будто я действительно развлекла его.
— Так говорила моя сестра. Она думала, что выход замуж за высокомерного, жаждущего власти дьявола решит её дилемму. Но посмотри, чем это закончилось. Она убила себя и всю свою семью, — его глаза были дикими от безумия, расфокусированными и блестящими. И где-то совсем в другом месте. Выражение его лица снова стало страдальческим, когда он, казалось, мысленно прошел через ужасное испытание. — Кроме того, не кровь делает тебя другом трона или короны. Это совсем не ты. Корона решает, кто достоин. И я могу сказать тебе прямо сейчас, что она не выберет девушку из той же семьи, которую только что убила.
Неужели он действительно хотел это сказать? Неужели он действительно верил, что Корона Девяти была тем, что убило мою семью?
Нет, нет, я в это не верила. Конечно, это не могло одновременно убить мою семью и заманить меня обратно в Элизию. Или он говорил метафорами? О власти, жадности и естественном конце стольких неконтролируемых правителей?
Из всего, чего я ожидала от этой поездки в Блэкторн, это не прибавление вопросов к моему и без того невозможному списку без ответов. Но это всё, что мне, казалось, удалось раскопать. Один вопрос привел к сотне других. Один ответ на запертую дверь и ещё больше путаницы и слишком много загадок, у которых, казалось, не было решений.
Раванна поспешила обратно в комнату, её пышные черные юбки шуршали при движении. В кои-то веки она не была украшена никакими перьями. И почему-то так она казалась более доступной. Не совсем добрее, но… менее суровой.
Тирн сразу же заметил её и снова заплакал, больше в стиле его обезумевшего плача, чем яростных рыданий. Она обняла его, как только оказалась рядом. И это было самое нежное, что я когда-либо у неё видела.
— Ну, ну, брат, нет никакой причины для всех этих слёз. Ты король, помнишь? Самый могущественный из них всех. Тебе не следует плакать. Ты должен править.
Катринка схватила меня за руку, и мы вместе отступили на шаг, обе физически пораженные подтверждающим ударом слов Раванны. Брат. Что означало, что Болотная ведьма была права. Раванна Пресидия была нашей тётей.
У меня снова перехватило дыхание и закружилась голова. Несмотря на то, что я подозревала эту истину, я не могла с ней примириться. Вся моя жизнь казалась мне ложью. Моя мать казалась лгуньей. И все, кто был между тем и настоящим — сообщники. Как мы могли не знать?
Почему нам никто не сказал?
Вопросы, безудержно проносившиеся в моей голове, теперь обрели остроту. Теперь они были не просто загадками. Нечто большее, чем неопределенность. Они были тропинкой, ведущей в неизвестность. Неоспоримая судьба, в которой моя собственная может оказаться не такой светлой и счастливой, как я когда-то надеялась.
В конце концов, Тирн был прав. Корона Девяти разорвала бы меня на части. И это началось еще до того, как она стала моей.
— Никто меня не слушает, — причитал он. — Меня никто никогда не слушает! Я сказал Гвинни не делать этого. Я сказал ей, чтобы она не выходила из дома. Она не слушала. А теперь смотрите! А теперь посмотрите, что произошло.
Катринка крепче сжала мою руку при упоминании о нашей матери. Было ли правдой хоть что-нибудь из того, что он говорил? Или всё это было просто бредом сумасшедшего?
— Она всегда была упрямой, брат. Ты это знаешь, — её взгляд встретился с моим, затем с Катринкой, как будто она извинялась перед нами за всё это. Выражение её лица, казалось, говорило о том, что она собиралась нам сказать. И что она никогда не хотела, чтобы мы узнали об этом таким образом. Она выглядела такой же измученной, как и Тирн. — Она любила тебя, но не послушалась тебя.
Он заплакал еще сильнее.
— И теперь ты тоже не хочешь меня слушать. Ты нужна мне, сестра. Заставь боль прекратиться. Пусть она уйдет!
Она поцеловала его в макушку.
— Конечно, дорогой. Конечно, я так и сделаю.
Кем была эта внезапно проявившая сострадание женщина? Беспокоясь о Тирне, она сбросила свой холодный, отстраненный вид. И за этой ледяной стеной была внимательная, скромная сестра, которая, казалось, искренне любила своего брата. Достав из кармана пузырек, она протянула его ему.
