Близится утро - Лукьяненко Сергей Васильевич (лучшие книги .TXT) 📗
Тем временем проводник тоже встал с лежака. Отошел шагов на десять в темноту, и там сразу же зажурчало. Хелен фыркнула.
Как ни странно, но часа нам для отдыха вполне хватило. Даже Антуан выглядел бодрее, почти как обычно. Я видел, что он украдкой глотнул какое-то лекарство из пузырька, но сделал вид, что ничего не заметил.
От этого зала дорога вновь стала приличной. То древние катакомбы, в которых не то камень, не то что другое добывали, то промытые водой пещеры – но обычные пещеры, не такие странные, как глиняный пирог.
И шли мы довольно бодро. Долгих дискуссий вроде той, что Маркус с Фаридом вначале устроили, больше не возникало. Хватало чем глаза занять, чтобы рот закрылся.
Встречались залы с каменными сосульками. Иногда невзрачными, а иногда чудными. Было, к примеру, место – там проводник нарочно остановился. С потолка там свисала одна сосулька, огромная, покрытая бахромой белых лепестков тоньше бумажного листа. А из пола навстречу ей росли другие сосульки, поменьше и попроще. С одной стороны – двенадцать, и с другой – одиннадцать.
Мадьяр-проводник заговорил, Петер с воодушевлением перевел:
– Этот зал зовут Залом Искупителя. Верхняя колонна символизирует Искупителя, а нижние – одиннадцать апостолов-предателей с верным Иудой и одиннадцать уверовавших римских легионеров.
– Здесь надо строить храм, – взволнованно произнес Жерар. – Долбить штольню с поверхности и строить храм, чтобы чудесное творение Господа стало доступно человеческому взору!
Я в немом восхищении любовался каменными сосульками. Не может такое случайным совпадением быть! Одна большая сосулька, двенадцать и одиннадцать…
Присев на корточки, я стал разглядывать камни. Потом бесцеремонно забрал у Фарида фонарь, вернулся и посмотрел повнимательнее.
Проводник что-то изрек недовольным тоном.
– Он говорит… он говорит, что были еще камни… – смущенно перевел Петер. – Но на людей снизошло откровение, что лишние надо убрать.
Вот тебе и божественный знак свыше, чудо-часовня во глубине горы! Я и впрямь увидел следы аккуратно отколотых сосулек. Глянул на Жерара – тот выглядел изрядно сконфуженным. Уж ему-то, по сану и положению, не стоило сразу принимать на веру слова проводника.
Люди всегда готовы помочь Богу совершить чудо. На свой, человеческий лад. Не заплачет в положенный час святая икона – капнут маслица ненароком. Не исцелят святые мощи – пересилив боль, поклянутся, что исцелили.
Словно Бог сам не может построить храм – хоть в подземном мраке, хоть на вершине горы. Будто ложные знамения нужны отцу правды.
– Ваше преосвященство, – спросила Хелен, – а как звали одиннадцать стражников, что стали новыми учениками Искупителя?
Жерар все смотрел на каменные сосульки и ответил не сразу:
– Аулус, Аппиус, Гаиус, Гнаеус, Лукиус, Маниус, Мамеркус, Публиус, Сервиус, Спуриус, Титус…
– Был еще один, – сказал вдруг Маркус.
– Это апокрифическая ересь, – отрезал Жерар.
– Это написано в той книге. Это вспоминала сама Сестра, – твердо сказал Маркус.
Я видел, как вздрогнул Фарид. Но сейчас меня не волновало, сколько тайн узнает руссийский шпион.
– И что же там сказано, мальчик? – спросил Жерар, помедлив.
– Как одиннадцать апостолов отреклись от Искупителя, лишь Иуда Искариот остался верен, так и одиннадцать римлян присягнули на верность, а один – не стал. Он сказал, что склонился бы перед Богом, но видит перед собой не Бога, а лишь нового цезаря. Бывшие товарищи хотели убить его, но Искупитель остановил их. И тот ушел вместе с одиннадцатью отступниками и Сестрой.
Никогда я этой ереси не слышал, но почему-то сразу поверил.
– Его звали Маркус, – закончил младший принц.
Воцарилось молчание. Неловкое, гнетущее. Нарушила его Хелен, словно чувствовала свою вину, что вообще затеяла разговор.
– Ваше преосвященство… простите за вопрос, который должно задавать простому священнику… И все-таки почему мы читаем Евангелия одиннадцати предателей, отрекшихся от Искупителя? Почему чтим их, помним их имена?
– Потому, что такова была Его воля, – ответил Жерар.
– Но разве никто не пробовал постичь Его волю?
– Потому что одиннадцать апостолов хоть и согрешили, за Искупителем в Рим не последовав, но до того были праведны, – тяжело ответил Жерар. – Потому что Он, в своем милосердии, простил им грехи земные и небесные… Потому что нет у нас больше свидетельств о жизни Искупителя до воцарения в Риме.
– Почему же тогда мы не помним наизусть имена солдат, что власть Искупителя признали, Словом были наделены и волею Искупителя в провинциях правили… – пробормотала Хелен. Не вопрос задавая, а сама с собой разговаривая.
Фонарь Комарова, давно уже мерцавший, потух. Но несмотря на укоризненный взгляд проводника, руссийский шпион стоял задумчиво, вовсе светом не озаботившись. Да и все мы так стояли, позабыв о своих страхах и бедах, не чувствуя грязи, тело облепившей. Стояли, глядя на каменные столбы, едва различимые во тьме. Не постичь, а ощутить пытаясь, что же они чувствовали: одиннадцать предавших и одиннадцать раскаявшихся. Те, кто отступил от Искупителя, на римский престол шагнувшего, и те, кто за ним пошел.
Одно нам было в помощь – путь почти все время шел ровно, без лишних спусков или подъемов. Несколько раз я чувствовал ветерок, а значит, были где-то рядом ведущие к поверхности туннели. Но проводник пер вперед, будто ничего не замечая, и я своим открытием ни с кем не поделился. Все равно не стоило нам на поверхности появляться. Понять, что там происходит, несложно. Вся Паннония бурлит, на церквях и магистратах расклеивают свежие плакаты с обещанием награды. Крестьяне, работая на полях, зорко поглядывают вокруг. Мелкие помещики и аристократы, которым заняться нечем, рыщут по дорогам. Родители детям втолковывают, что про каждого постороннего надо сразу Страже сообщать. В каждой таверне, на каждой конюшне – неприметные наблюдатели. Воровскую братию вмиг прижали, старые грехи припомнили, велели в поиски включиться. Стража и преторианцы, границу охраняющие, враз перестали поборы собирать, а вместо того пошли с собаками в дозоры.
Нечасто такие облавы устраивают. Но однажды я такую видел: когда два душегуба по ошибке убили высокородного графа, командира таллинской Стражи, тайком, в одиночестве, от любовницы возвращавшегося. Граф дальним родственником Владетелю приходился, да и Стража озверела… что тогда творилось по всей провинции – страшно вспомнить. В самые тайные воровские притоны вдруг стражники наведались… с наказом выдавать душегубов. Церковь их прокляла, Дом награду объявил. Через три дня их и поймали – один другого сдал, на пощаду надеясь.
Зря надеялся.
Ну а нас искать еще старательнее будут. Одно лишь радует – не может Дом открыто объявить, в чем ценность Маркуса…
К озеру мы вышли под самый вечер. Перед этим снова ползком пришлось пробираться, хорошо хоть недолго и не по грязи. Зато когда выбрались на простор подземного зала – проводник расщедрился, разрешил еще пару фонарей зажечь.
И было с чего. Такую красоту на земле не увидишь.
Потолок пещеры выгнулся куполом, да не простым серым сводом, а густо изукрашенным белой каменной канителью. Берега озера будто кустами поросли – не обычные каменные сосульки, а целые ветви. Озеро было небольшим, метров десять в диаметре, и прозрачным до самого дна. Но странное дело, почему-то вода была будто пылью припорошена.
Я присел у берега, протянул руку – и пальцы ткнулись в прозрачную корочку, покрывавшую воду. Вроде как на ледок похожа, но не лед – тоже камень, но совсем тонкий, тоньше пленочки слюдяной. Руки я не удержал, и корочка лопнула под пальцами. Осколки медленно-медленно пошли ко дну.
Проводник дернул меня за плечо и очень неодобрительно заговорил по-мадьярски. Показал в сторону – там в корочке будто полынья была пробита, можно и воды зачерпнуть, и умыться.
– Извини, не заметил… – пробормотал я.
Погубленную красоту и впрямь было жаль. Этот каменный ледок, может, тысячи лет на воде нарастал – а я его одним движением порушил!
