Песнь первая. Дитя Грозы. - Атрейдес Тиа (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Она чувствовала себя ветром, и дожем, и солнцем, и землей. Мир обрел завершенность и наполнился неведомым ей ранее смыслом, раскрыл ей тайны вселенской гармонии, позволил на миг заглянуть в прошлое и будущее, почувствовать себя его неотъемлемой частью. Никогда раньше Шу не предполагала, что возможно такое спокойствие, такая уверенность, такое ощущение любви и принятия ко всему сущему. Ей казалось, что она - дерево, каким-то чудом ушедшее от своих корней, и теперь вернувшееся, соединившееся с бесчисленными поколениями предков, и получившее, наконец, возможность пустить новые побеги. Впервые за всю жизнь Шу осознала не разумом, а сердцем, что у неё есть родители, и бабушки с дедушками, и пра, и пра-пра, и непрерывная цепочка пращуров, уходящая в неведомую глубь древности, к самым первым людям... и впервые Шу почувствовала, что все её предки никогда её не бросали, и готовы всегда поддержать её, поделиться своей мудростью, силой и любовью. И впервые принцесса увидела глаза своей матери, не отсутствующие и глядящие сквозь неё, а теплые, родные, полные любви. И ей казалось, что мать стоит здесь, за её спиной, ободряюще положив руку ей на плечо, и за ней множество женщин, череда поколений, весь её род, и смотрят на неё, Шу, и готовы помочь и поддержать. Впервые принцесса ощутила себя не листиком, несомым волею ветреной судьбы, а частью самой судьбы. В руках её оказалась не ведомая, непредставимая мощь, но, при этом, и непредставимая раньше ответственность. И именно сейчас, принимая этот груз, Шу требовалось выбрать, раз и навсегда, пойти ли Тёмным путём, или же продираться сквозь тернии к Свету. Поставить ли себя центром собственной вселенной, отринув саму возможность любить кого-то, кроме себя, или же стать многократно уязвимее, но и сильнее, вечно сомневаться в правильности своих поступков, но и оставить себе возможность изменяться. Словно Хисс и Райна смотрели в этот миг на неё, и требовали ответа. Выбора. И не было возможности уклониться, и такой легкой казалась Тёмная стезя, и так завлекательно подмигивал Хисс, обещая могущество, власть и мудрость, уверенность и неуязвимость. А Райна не подмигивала, и не обещала легкости и славы, лишь трудности, и метания, и вечное волнение за тех, кто дорог, но в грустной улыбке её было столько тепла...
Нельзя сказать, что Шу не колебалась. Ей вспомнились все детские обиды, все мечты и честолюбивые устремления, и злорадная ухмылка Ристаны нарисовалась перед её внутренним взором. Но потерять Кея, и Дайма, и Эрке с Балустой, и внезапно обретенную любовь отца... то есть не их самих, а ту радость, то счастье, которое приносит ей их любовь... И Шу выбрала.
Рональд, из своей башни наблюдающий за принцессой, но не имеющий возможности вмешаться под ехидным взором Длинных Ушей Императора, заявившегося к нему с дурацкими душеспасительными беседами, побелел от злости. Дайм же, наоборот, вздохнул с облегчением. Все три часа, что Шу провела в Закатной Башне, он сидел, как на раскаленной сковороде, бессильный ей помочь. Он наглым образом игнорировал все прозрачные намеки Рональда на его неотложные дела и назначенные встречи, и нес несусветную чушь, по образу и подобию чокнутых проповедников Светлой Райны. Он знал, что Рональд знает, зачем он сидит здесь, не спуская с Придворного Мага глаз. И ни одно сказанное ими слово не имело никакого значения. Дайм мог ещё три часа с умным видом вещать о любви, мире и всепрощении, но это ни на грош не повлияло бы на то, что сегодня он открыто объявил Рональду войну. Он и раньше не пылал к нему симпатией, и внимательно приглядывал за каждым его шагом, ища малейшего законного повода отстранить Тёмного от должности, и Тёмный прекрасно об этом знал. Но, как говорится, ничего личного. Теперь же это личное встало между ними во всей красе. Боги, кто бы мог подумать, что он станет драться с Тёмным из-за женщины! Неделю назад, скажи кто Дайму подобное, рассмеялся бы в глаза. Как всё изменилось. Дукрист совершенно точно знал, что, как только Рональд свяжется с магистром Тхемши, Имперский Конвент Магов вызовет его на ковер и устроит эпохальное разбирательство. И что его обвинят в превышении полномочий, государственной измене, и боги знают, в чем ещё. Но сейчас это не имело никакого значения. Там, в Закатной Башне, решалась судьба его возлюбленной, а, заодно, и судьба Валанты.
Принцесса же, приняв решение, почувствовала, что не ошиблась. Её переполняло счастье, и магическая мощь не пьянила её, как раньше, а дарила ясность и остроту мысли. Теперь Шу была уверена в том, что со стороны Придворного Мага последует не одна, и не десять попыток её придавить, и любыми способами отравить ей и Кею жизнь. И так же она была уверена в том, что справится со всеми его пакостями, и что теперь Рональд не решится на прямой магический поединок.
Она спокойно завершила ритуал, окропив жертвенной кровью руну, и капнув немного своей. Договорила все нужные слова, успокоила магическую энергию, привязав её к невидимому стержню посреди круга, и спустилась вниз, к ожидающим её друзьям.
***
Вместо эпилога.
237 год от основания Империи.
- Маэстро, а где же ваш ученик? - миловидная юная дворяночка с любопытством оглядывала музыкальную лавку господина Клайвера. В руках она держала вышитый ридикюль, чёрные влажные очи игриво стреляли по сторонам, не задерживаясь ни на старинном спинете у окна, ни на разложенных по застекленным витринам деревянных флейтах, скрипках, гитарах и прочих инструментах. Новые и старинные, тусклые и покрытые свежим лаком, простые на вид и вычурно расписанные, занимающие всё небольшое пространство, они привлекли бы заинтересованный взгляд любого музыканта. Настоящая пещера сокровищ - всё, что способно издать звук, из чего можно извлечь ритм или мелодию, - предмет сладких грёз менестрелей и бардов, солистов и оркестрантов... но очаровательная дева явно пришла не за музыкальными изысками лучшего в Суарде струнного мастера.
- Сударыня, возможно, я могу Вам чем-то помочь? - пожилой маэстро искренне забавлялся, глядя на очередную воздыхательницу своего любимого ученика. С некоторых пор его лавка стала пользоваться невероятной популярностью среди юных городских красоток. Иногда ему казалось, что четырнадцати-пятнадцатилетние девушки устроили состязание по типу Осенних Гонок, и между собой заключают пари - кому же, наконец, удастся завлечь в свои сети белобрысого пройдоху.
В домах столицы, похоже, случилась загадочная и необъяснимая эпидемия, поразившая всевозможные музыкальные инструменты. Расстраивались рояли и кларнеты (ну как может расстроиться кларнет, скажите на милость?), лопались струны мандолин и ксилофонов (где у ксилофона струны?), трескались грифы гитар и гобоев (гобоев?), выпадали клавиши клавесинов и арф (о боги, девушка, вы хоть раз в жизни арфу видели?)... И помочь безутешным девам, разумеется, мог только ученик Клайвера...
Маэстро делал серьёзное лицо, выслушивая наивные бредни, и выталкивал юношу из задней комнаты, ухмыляясь в усы и вспоминая собственные похождения в молодости. Разумеется, и в свои пятьдесят с хвостиком маэстро пользовался успехом не только как изумительный скрипач, и не один десяток благородных дам восхищался его чуткими нервными пальцами, извлекающими нежнейшие и изысканнейшие мелодии не только из струн...
В этот раз пострадала лютня - конечно, прекрасная дева оставила её дома, и не был бы маэстро так добр прислать сегодня к вечеру ученика, посмотреть колки... По крайней мере, у этой красотки хватило ума не приделать колки тромбону...
- Хилл! Иди сюда, бездельник!
Опять не придет домой ночевать, галантный наш. В успех данной конкретной девицы на ниве серьёзного охмурения синеглазого поганца Клайвер, разумеется, не верил. Она, как обычно, останется после свидания довольной, как кошка, объевшаяся сметаны, с ведром лапши на ушах, и будет хвастаться подругам, что уж её-то юный менестрель никогда не забудет.
