Каменное эхо - Имранов Андрей Вадимович (чтение книг txt) 📗

Нарвать и натаскать траву через окно магией… в принципе, ничего невозможного, пусть даже и ночью, но результатом продолжительных усилий у открытого окна стали лишь пяток травинок, горсть земли, кусок дождевого червя и непонятно откуда взявшийся высохший плавник какой-то рыбешки. Плавник я тут же сжевал, червяка брезгливо оглядел и выкинул обратно в окно — от соблазна подальше. После чего присел у стены и задумался. Пожалуй, задачка в очередной раз оказалась мне не по силам. Травы я нарвать не могу. Если бы у меня был мешок, я бы мог сделать его воздухонепроницаемым, надуть и спать на нем, но мешка, как нетрудно догадаться, тоже не было. Можно попробовать провернуть этот фокус с рубашкой — хоть подушка будет, все ж не совсем на камнях спать. Я, сморщившись от боли в затекшей ноге, выпрямился, снял куртку, принялся стаскивать рубашку, и тут меня осенило: что такое неудобство? Это та же боль, только в меньшей степени. Если вдуматься, то и голод тоже! Если уж я стал исчадием Тьмы (поневоле, заметьте, исключительно поневоле), так почему бы мне этим не воспользоваться? Попробовать-то можно. Я вышел в середину комнаты, лег на камни, создал простенькую иллюзию и попытался на нее замкнуть канал боли, как учил меня Темный. Не получалось; видимо, неудобство за боль не считалось. Разозлившись, я приподнял голову, уронил ее обратно и зашипел — получилось даже больнее, чем я собирался. Зато канал замкнулся сразу, как купленный. Боль немедленно испарилась, но я не спешил размыкать канал, даже, наоборот, немножко его расширил и немного поработал над рожденной иллюзией. Теперь меня окружал богатый интерьер, долженствующий, по моему замыслу, принадлежать покоям саманского халифа. Танцовщицы, правда, мне так и не удались, несмотря на все мои старания, и в конце концов я плюнул на них и создал вокруг себя альков, накрытый полупрозрачным шелком. Сквозь него мои танцовщицы смотрелись вполне прилично, и сам халиф бы не отличил. Я повернулся на бок, с удовлетворением отметив отсутствие неприятных ощущений, в том числе и чувства голода, и закрыл глаза. Ох и устал я сегодня… но определенно в положении темного мага есть некоторые прелести.

Проснулся я от вспышки боли во всем теле. Сильной боли — я даже закричал во сне и, продолжая орать, проснулся. В дверях моей комнаты, освещенный слабым утренним светом, хмурился Урсай. Я замолчал, пытаясь сообразить, что я не так сделал и чем заслужил очередное наказание.

— Дурак, — сказал как припечатал Темный, — боль дана человеку как предостережение смерти, и если ее игнорировать, то сам не заметишь, как перейдешь последний порог. На первый раз тебе хватит того наказания, что ты сам себе придумал, но если ты еще раз замкнешь канал боли не из необходимости, а из малодушия — будешь неделю под оркрисом ходить.

Я, не переставая мысленно стонать, содрогнулся — оркрисом называлось специальное заклятие принуждения; тот, на кого оно накладывалось, продолжал все ощущать и понимать, но без явного указания мага не мог пошевелить даже пальцем. Один раз, для примера, Урсай наложил на меня оркрис на полдня, я чуть с ума не сошел — мерзкое это ощущение — быть заживо замурованным в собственном теле.

Темный тем временем понаблюдал, как я извиваюсь, подобно червяку на противне, хмыкнул удовлетворенно и ушел. Я полежал, постанывая, еще немного и попытался встать. Раза с пятого мне это удалось, и я похромал наружу. Ноги, казалось, кто-то набил иголками, спину скручивало и сводило судорогами, а левая рука вообще не ощущалась и отказывалась работать. Очень хотелось замкнуть канал еще раз, но здравый смысл пересиливал и без учительской угрозы: пожалуй, я и в самом деле чересчур увлекся вчера, мог бы и сам догадаться, что ничего хорошего из лежания на камнях не получится, неважно, будет при этом ощущаться боль или нет. Дохромав кое-как до лестницы, я понял, что дойти до первого этажа у меня нет ни сил, ни желания. Я повернулся, чтобы зайти обратно в свою комнату, да там и сдохнуть, как у меня в голове прозвучал голос Урсая: «Спускайся в обеденную залу, будем трапезничать». Хм. Где, интересно, у нас обеденная зала? Надо сначала поесть, сдохнуть можно будет и попозже.

За ночь Темный умудрился откуда-то натаскать в свои комнаты кучи мебели, картин, ковров и всяческих безделушек, так что апартаменты его выглядели вполне обжитыми и даже уютными. Я втихаря оглядел интерьер истинным взором — нет, не иллюзия, все настоящее. Интересно, откуда он все это взял? Я оглядел просторный и совершенно пустой стол в первой комнате, попытался вспомнить, за которой дверью должна располагаться столовая, но голос Урсая прозвучал вовсе не из столовой, а от двери, из коридора.

— Обеденная зала здесь. И на будущее: не заходи больше в мои комнаты, не получив явного повеления это сделать.

Я выскочил в коридор как ошпаренный. Откуда мне знать, что он успел еще какую-то залу обустроить? Покрутил головой в поисках двери, из-за которой доносился голос, и толкнул первую попавшуюся. За ней обнаружилась просторная комната без окон, но зато плотно уставленная светильниками по всему периметру почти вплотную так, что стоящий в центре комнаты круглый стол, заполненный едой, был освещен до малейшей подробности. За столом восседал, подобно орлу над убитым ягненком, мой учитель и смотрел на меня мрачным взглядом. Я, весь трепеща от вида еды, но и ожидая подвоха, осторожно сел за стол и замер. Урсай громко усмехнулся и зачерпнул суп из тарелки.

— Приятного аппетита, — сказал он, отправляя ложку в рот. Слава небесам! Я набросился на еду с такой скоростью, что даже сам испугался — не подавлюсь ли. Темный, готов поклясться, подумал о том же, но говорить ничего не стал, лишь ограничился презрительным хмыканьем, дескать, истинный маг никогда не позволит своим инстинктам взять верх над разумом. Ну и Шихар с ним, лишь бы не мешал есть.

После обеда я получил задание вымыть все окна снаружи здания. Вообще иногда его задания меня, мягко говоря, удивляют. Он мог вымыть окна изнутри и снаружи сам — теперь, когда магия снова заработала, ему это раз плюнуть. Он мог приказать мне сделать это, и я бы его понял. Но он решил почистить окна изнутри сам, а снаружи — отправил мыть меня. И где смысл?

Я, бурча и недоумевая, успел вымыть наружную часть окон в двух комнатах далее по коридору от обеденной залы и собирался войти в третью, но тут меня настиг гневный окрик:

— Стой где стоишь!

Я замер. Мне тут же было объяснено, что входить без разрешения мне позволено только в свою комнату, да еще в обеденную залу. Во все остальные комнаты мне входить запрещалось, не в последнюю очередь потому, что стоящие на входе в некоторые помещения охранные заклинания убьют меня сразу, как я сделаю шаг внутрь. Напоследок Урсай желчным тоном поинтересовался, что мне понадобилось в той комнате, в которую я намеревался войти, «кроме собственной смерти, разумеется». Я ответил обиженно:

— Окно помыть. Вы же сами сказали: помыть окна.

Урсай вздохнул.

— Я тебе ясно сказал: помыть снаружи.

Я непонимающе пожал плечами:

— Я и мыл снаружи.

Непродолжительное молчание. И:

— Кретин! Ты заходил в комнату, открывал окно и мыл наружные стекла? А потом закрывал и уходил? Идиот. Тебе не приходило в твою пустую тыкву, которую ты носишь на шее вместо головы, что такое задание лишено всяческого смысла?

— Приходило. — Я сжал зубы.

— И что с того?

Я молчал.

— Понятно. Повторяю для недоумков: помыть все окна снаружи — это означает: выйти наружу и помыть окна, не открывая их и не заходя в комнаты. Кстати, да будет тебе известно, окна галереи на втором этаже вообще не открываются. Интересно, как ты их собирался мыть из самой галереи?

Будь он проклят, мучитель Шихаров.

— Учитель, — сказал я по возможности спокойным тоном, — я не умею летать и ползать по стенам.

— С этого и надо было начинать, — отозвался Темный. — Зайди в лабораторию.

Я поневоле заинтересовался. Похоже, будет что-то новенькое. Поставил ведро с тряпкой на пол и отправился, куда предписано. В лаборатории Урсай протянул мне исписанный листок бумаги. Почерк учителя я узнал сразу и принялся вчитываться: «Две меры слизи иггхорна смешать с тремя мерами каменной или костяной пыли и наложить…», но Урсай меня остановил: