Осенняя жатва (СИ) - Гуцол Мария Витальевна "Амариэ" (читаем книги онлайн txt) 📗
— Мне это не нравится, — хмуро сказала Рэй и снова затянулась. — Тварь в рыбацких кварталах, парни эти наверняка оттуда, безумный старик, бормотавший про жатву.
— А уж мне-то как, — хмыкнул О’Ши. — Давай, туши свою отраву, пока я не окоченел.
Формальности в полиции затянулись на два часа. Керринджер ходила курить, пила отвратительный кофе из автомата в холле. В автомате закончился сахар, и горький эспресо на вкус походил на жженую резину. Ей пришлось три раза сказать девушке в форме, что было темно, и она не может ручаться, что разглядела лица нападающих во всех подробностях, потом — сходить в другое крыло к судебному медику, показать ему налившийся синевой синяк на скуле и костяшки пальцев. И только когда из лаборатории Нику О’Ши сообщили, что пистолет действительно зарегистрирован на Курта Манна, детектив махнул рукой, разрешая Рэй идти.
К этому моменту ее уже мутило от недосыпа и привкуса плохого курева во рту. Вернулось ощущение смутной тревоги. Из холла Керринджер позвонила отцу. Не стала рассказывать ни про нападение, ни про Кертхану-Охотника, только спросила, дошел ли до магазина Бен Хастингс. Хрен его знает, может, он тоже сгодится ублюдкам для жертвоприношения.
Парень был на месте, драил полы в подсобке, и Рэй вздохнула с облегчением.
Возле полицейского управления улицы пестрели вывесками ресторанчиков и маленьких кафе. Керринджер выбрала то, где не было ни полицейских в форме, ни людей в костюмах, которые выглядят более выразительно, чем любая форма. Ресторанчик был для них слишком маленьким и слишком с претензиями.
Она заказала травяной чай с каким-то незнакомым названием и лазанью. Устало откинулась на спинку плетеного стула. Прикрыла глаза, вспомнила неожиданно рыжую голову на собственной подушке. И снова дурное тяжелое предчувствие неподъемной ношей упало на плечи.
Лазанья была вкусной. И чай с мятой неплохо забивал привкус плохого кофе и сигарет. Рэй ела без удовольствия. Болела ушибленная скула, голова из-за недосыпа и курева казалась будто набитой ватой. А нужно было как-то собрать в кучу обрывки мыслей, вчерашние разговоры, смутные предупреждения Тома Лери, прямые ответы Короля, которые были хуже смутных предупреждений, потому что еще менее понятны.
Нужно было возвращаться домой, поспать еще пару часов, прибрать, но Керринджер не хотелось. Маленькая квартира под самой крышей неожиданно показалась ей какой-то слишком пустой. Тревога, щекоткой поселившаяся под черепом, требовала действий.
Керринджер одним глотком допила чай. Расплатилась по счету. Можно было пешком дойти до дома, чтобы проветрить голову, но, кажется, сейчас это было опасно. Проклятье, да сейчас все было опасно!
Медленно она проверила револьвер под курткой. Сегодня он был заряжен свинцом. Сгодится для людей, бесполезно против тварей, ну а насчет сидов — Рэй надеялась, что в них ей стрелять не придется.
На Самайн охотник всегда настигает жертву. Значит, она не будет жертвой, но охотником.
Керринджер потребовалось меньше получаса, чтобы дойти до стоянки, где она всегда оставляла машину. И еще сорок минут на то, чтобы через хитросплетения улиц добраться до рыбацких кварталов.
Возле круглосуточной аптеки за три квартала полицейский в форме следил за погрузкой на эвакуатор машины. Для техники было слишком тесно, водитель погрузчика ругался, коп ругался, коренастый парень в куртке криминалиста ругался тоже. Рэй пришлось выехать на тротуар, чтобы объехать их.
Она припарковала машину ровно там же, где в прошлый раз была натянута желтая полицейская лента. Ветер с озера пах рыбой и сыростью. Старые дома нависали над узкими улицами, на ветру полоскалось белье. Керринджер поежилась. Но куртку, тяжелую, зимнюю, застегивать не стала, чтобы быстрее дотянуться до револьвера.
Причалы глубоко вдавались в свинцовое тело Лох-Тары. Ветер гнал мелкие волны на галечный берег. На воде болтались катера и потрепанный четырехвесельный ялик.
Старик в грязном дождевике сидел на перевернутой лодке и курил папиросу. В дневном свете борода его была пегой от никотина. Нестриженные волосы сосульками свисали вдоль лица. Рэй подошла ближе. Запах рыбы стал сильнее.
— Мне нужны ответы, — сказала она.
Глаза у старика были водянисто-прозрачными. Он несколько секунд смотрел на женщину, не моргая, потом снова уставился на серую воду озера.
— Какая нужна жатва, чтобы не приходили твари? — спросила Керринджер.
— Две трети урожая и приплода мы отдавали раньше, пока дверь не была запечатана, — тихо сказал старый рыбак и выкинул в воду окурок. Рэй тихо присвистнула. Потом спросила:
— Любого приплода?
— Женщины рожали много. Так говорили старики.
— А сиды?
— Колдуны с холмов не жали. Они разделили мир на две части и запечатали дверь.
— Зачем теперь ее открывать?
— Они не смогут держать Границу вечно. Чем дальше, тем хуже. Лучше открыть дверь самим.
Руки Рэй сами собой сжались в кулаки. Какая-то часть ее отказывалась понимать то, что говорил это человек с выцветшими глазами. Другая понимала отчетливо.
— И тогда придет зима, — тихо продолжил старик в грязном дождевике. Он словно вообще перестал замечать стоящую рядом с ним женщину. — Так должно было случится давно, но было красное поле, и стала Граница.
Красное поле, где под вереском белеют кости. Керринджер втянула воздух. Головоломка складывалась, дыры в паззле заполнялись.
— Зачем вам нужна вечная зима? — голос Рэй неожиданно охрип.
— Они думают — откроют дверь, зима дохнет на них и изменит. А те, кто за дверью, дадут и им право жать. Понемногу.
— Фоморы. Их называют — фоморы.
Старик вздрогнул, как будто от удара. И снова перевел на Керринджер взгляд.
— Только колдуны с холмов называют их прямо. Люди никогда. Людям нельзя. Иначе они услышат.
— Они и так услышат, — зло отрезала Рэй.
— Мы открывали эту дверь однажды. Уже открывали, — теперь он смотрел только на нее. Говорил быстро, глотая окончания слов: — Я видел Бездну! И они пошли к нам, но налетел ветер, и были всадники, и Король в короне с оленьих рогов, и они сражались прямо в тумане Границы, и из Границы выходили призраки прошлого и тоже сражались, а снаружи была буря. Говорят, в этот раз Король слаб, ему не одолеть, а значит время пришло.
А Король слаб, потому что носил в груди холодное железо. Пулю сорок пятого калибра. Одними губами Рэй беззвучно прошептала:
— Черт!
Взгляд старика затянула пелена. Он смотрел на Керринджер и словно не видел ее. Проговорил тихо, почти печально:
— Я видел эту девочку. Третью девочку, последнюю девочку, такую славную. Три жертвы. Надо больше, но и трех хватит, чтобы дверь приоткрылась. Сегодня. Скоро.
Она рванулась вперед, схватила его за тощие плечи под грязным дождевиком, встряхнула. Поняла, что кричит в рябое морщинистое лицо:
— Где? Где она?!
— Тут близко, где Граница у самой воды и старые стены, — выцветшие, вернее, вымерзшие глаза старика с трудом снова сфокусировались на Рэй. — Зачем тебе?
Керринджер разжала руки. Торопливо полезла в карман за телефоном. Может, еще можно успеть. Мать его так, О’Ши должен успеть.
Старик смотрел на нее с удивлением, как будто не понимал, что она делает. Рэй кивнула ему и торопливо зашагала прочь. Успела отойти достаточно далеко, когда в спину ей полетел дребезжащий крик:
— Не ходи! Им все равно, ее кровь, твоя!
Керринджер побежала.
Дозвониться О’Ши она смогла только из машины. Детектив выслушал, выругался.
— Я знаю, где это, — сказала Рэй.
— Только не лезь, я прошу тебя, не лезь! — проговорил Ник О’Ши. — Это тебе не феи. Давай координаты, мы едем.
Керринджер объяснила. Она помнила это место еще по подростковым своим похождениям. Там была вода озера, остатки земляных валов и стен старинного форта и туман Границы совсем рядом. А еще — оленьи рогатые черепа, заботливо уложенные на древние камни, пялящиеся вдаль пустыми глазницами, и синие истертые узоры на стенах и черепах. Такие же, как она видела вчера. Им тогда хватило мозгов унести ноги. В Байле даже самый тупой тинэйджер знает, что есть места, откуда нужно убираться без промедления, если уж нелегкая занесла туда.
