Князь Света - Желязны Роджер Джозеф (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
— Хватит! — сказал Сэм. — Я знаю все эти истории, ты же рассказываешь их все время. Прошло уже так много времени, с тех пор как ты совершил по-настоящему дерзкую — как когда-то — кражу, что тебе приходится все чаще повторять рассказы об этом. Иначе даже старшие из богов забудут твою былую ушлость. Но я вижу, что обратился не по адресу, и попытаю удачу где-либо еще.
Он встал, словно собираясь идти.
— Подожди, — заволновавшись, сказала она.
Сэм замер.
— Да?
— По крайней мере, скажи мне о замышляемом тобою ограблении. Может, я помогу тебе советом…
— Чем может помочь мне даже лучший твой совет, Владыка Воров? Мне не нужны слова, мне нужны действия.
— Может быть, даже… рассказывай!
— Хорошо, — сказал Сэм, — хотя я и сомневаюсь, что тебя заинтересует столь сложная задача…
— Ты можешь пропустить все эти детские психологические уловки и сказать мне, что же ты хочешь украсть.
— В Небесном Музее, каковой, как известно, являет собой надежно построенное и постоянно охраняемое Помещение…
— И всегда открытое. Продолжай.
— В этом здании, в витрине, подключенной к компьютерной охране…
— При достаточном умении ее можно вскрыть.
— В этой витрине на манекене висят серые чешуйчатые доспехи. А вокруг разложено и развешено множество оружия.
— Чье все это?
— Это древнее одеяние того, кто бился на севере — в дни войн против демонов.
— Разве это был не ты?
Сэм заговорщицки улыбнулся и продолжал:
— Мало кто знает, что просто как часть экспозиции находится там и предмет, который когда-то был известен под именем Талисман Обуздателя. Не исключено, что он потерял с тех пор все свои достоинства, но, с другой стороны, не исключено и обратное. Он служил фокусом для особого Атрибута Бича, и вот он вновь ему понадобился.
— Так какой же предмет нужно тебе украсть?
— Широкий пояс из раковин, застегнутый на талии костюма. Раковины нежнейшего желто-розового оттенка; они заполнены сложнейшими цепями микросхем, которые, вероятно, в наши дни уже не воспроизвести.
— Не такая уж это и замечательная кража. Она мне по плечу даже в этой форме…
— Мне он нужен срочно — или не нужен вовсе.
— Насколько срочно?
— Боюсь, в ближайшие шесть дней.
— А ты пожелал бы мне заплатить, чтобы заполучить его в свои руки?
— Я отдал бы все что угодно, если бы у меня было хоть что-то.
— О! Ты прибыл на Небеса налегке?
— Да.
— Легкомысленно.
— Если мне удастся ускользнуть, ты сможешь назвать свою цену.
— А если нет, я не получу ничего.
— Похоже, что так.
— Дай подумать. Меня может позабавить, что ты станешь моим должником.
— Прошу, думай, но не слишком долго.
— Сядь, Бич Демонов, рядом со мной и расскажи о славных днях обуздания — когда скакал ты по миру бок о бок с бессмертной богиней и сеял повсюду семена хаоса.
— Это было так давно, — сказал Сэм.
— Могут ли эти дни вернуться, если ты вырвешься на свободу?
— Могут.
— Приятно знать это. Да…
— Ты сделаешь это?
— Салют, Сиддхартха! Освободитель! Сбрось узду!
— Салют?
— И гром и молния. Пусть они грянут снова!
— Да будет так.
— Теперь расскажи мне о днях своей славы, а я опять поведаю тебе о своей.
— Хорошо.
Подпоясанный широким кожаным ремнем, птицей носился по лесу Владыка Кришна в погоне за Леди Ратри, которая, обманув его ожидания, отказалась сойтись с ним после репетиционного, как он думал, обеда. Безоблачный день источал вокруг них свои ароматы, но далеко было ему до благоухания, исходившего от темного, как полночь, синего сари, которое сжимал он в левой руке. Меж деревьями перед ним мелькал ее силуэт; он на секунду потерял его из виду, когда свернула вдруг богиня на незаметную тропу, тут же вынырнувшую на обширную прогалину.
Когда, выскочив из чащи, он вновь увидел ее, она стояла на невысоком холме, воздев над головой сведенные вместе обнаженные руки. Она полузакрыла глаза, а единственное одеяние — длинное черное покрывало волнами обтекало ее мерцающее белоснежное тело.
И он понял, что она приняла свой Облик и вот-вот обретет Атрибут.
Жадно хватая воздух широко раскрытым ртом, бросился он к ней по склону холма; и она, опуская руки, открыла глаза и улыбнулась, глянув на него сверху вниз.
Он был уже совсем рядом, когда она взмахнула своим покрывалом, и оно захлестнулось вокруг его головы; и послышался ее смех — где-то среди бескрайней ночи, накрывшей его.
Была та ночь черной, беззвездной, безлунной, без единого проблеска, без намека на мерцание, без искорки или свечения на небосводе. Сродни полной слепоте была обрушившаяся на него темень.
Он засопел, и она тут же выхватила сари у него из руки. Вздрогнув, он пошатнулся и услышал, как где-то рядом зазвенел смех.
— Ты слишком много себе позволил, Господин Кришна, — сказала она ему, — ты покусился на святость Ночи. За что я и накажу тебя, окутав Небеса на время темнотой.
— Я не боюсь темноты, — со смешком ответил он.
— Значит и вправду мозги у тебя в мошонке, Господин, как частенько про тебя злословят; затеряться ослепленным внутри Канибуррхи и полагаться на то, что не наткнешься на ее обитателей — или они на тебя не наткнутся, — это просто безрассудная храбрость. Пока, Темный Бог. Если повезет — тебе, — свидимся на свадьбе.
— Постой, прекрасная леди! Надеюсь, ты примешь мои извинения?
— Ну конечно, ведь я заслужила их.
— Тогда подыми завесу тьмы, что ты на нас опустила.
— Попозже, Кришна, — когда я буду готова.
— Ну а как мне быть до тех пор?
— Говорят, сэр, что играя на своей свирели, можешь ты зачаровать самых свирепых зверей. И я бы тебе предложила, если, конечно, это правда, прямо сейчас достать свирель свою и завести самую что ни на есть успокоительную мелодию, пока я не сочту нужным вернуть на Небеса дневной свет.
— Леди, ты жестока, — сказал Кришна.
— Се ля ви, Бог со Свирелью, — сказала она, уходя.
И он начал играть, и в голове у него клубились темные мысли.
Они приходили. С небосклона, оседлав полярные ветры, через моря и земли, сквозь пылающий снег — и под ним, и над ним — отовсюду приходили они. Способных менять свою форму сметало ветром через застланные белой скатертью поля, небесные странники осыпались с небосвода, словно осенние листья; над пустошами горланили трубы, с грохотом проносились мимо снежные колесницы, лучи света, как копья, разлетались во все стороны, отражаясь от их полированных боков; пылали меховые плащи, густые плюмажи молочно-белого пара тянулись над и за ними, златорукими и солнцеглазыми; лязгая и буксуя, мчась и кренясь, проносились и приходили они — блестящие перевязи, волчьи маски, огненные шарфы, дьяволовы ноги, инеистые поножи, горделивые шлемы… — приходили они; и по всему миру, что оставался у них за спиной, радость царила в Храмах, и полнились они песнопениями, процессиями и молебнами, приношениями жертв и раздачами милостыни, красочными и пышными церемониями. Ведь сеявшая повсюду страх богиня собиралась сочетаться браком со Смертью, и это сулило, как надеялись, смягчение их нравов и послабление в их требованиях к миру. И Небеса тоже оказались заражены праздничным духом, и пока собирались вместе боги и полубоги, герои и знать, первосвященники, преуспевающие раджи и высокопоставленные брамины, набрал дух этот силу и одним махом закрутился вдруг многоцветным смерчем, ударив в голову и Первым, и последним.
И приходили они, и стекались они в Небесный Град, гарцуя на спинах пернатых родичей Гаруды, по спирали спускаясь в покачивающихся небесных гондолах, поднимаясь все выше и выше по горным артериям, сверкая то тут, то там среди заснеженных, обледенелых просторов; приходили, чтобы звенел Шпиль Высотою в Милю от их песен, чтобы слышался в темноте их смех, когда спустилась вдруг и. — ненадолго, к счастью, — покрыла Град необъяснимая темень; и в те дни и ночи походил сбор их, как сказал один велеречивый поэт, сразу на шесть совершенно разных вещей (прославлен он был своей расточительностью; когда дело касалось уподоблений): на перелет птиц, светлых птиц, через застывший в штиль молочный океан; последовательность нот в мозгу чуть свихнувшегося композитора; на косяк глубоководных рыб, чьи тела — не более чем завитки и струйки света, кружащий вокруг какого-то светящегося растения в холодной и глубокой морской впадине; на спиралевидную галактику, рушащуюся неожиданно на свой центр; на грозу, каждая дождинка которой становится то перышком, то певчей птахой, то драгоценным самоцветом; и, наконец (и, может быть, в наибольшей степени), на Храм, заполненный богато убранными статуями, неожиданно ожившими, запевшими, неожиданно ринувшимися под развевающимися на ветру штандартами в мир, сотрясая дворцы, опрокидывая башни, чтобы воссоединиться в самом центре, чтобы разжечь неимоверное пламя и плясать вокруг него, ни на секунду не лишая ни огонь, ни танец возможности полностью выйти из-под контроля.
