Золотой ключ. Том 2 - Роут Мелани (библиотека книг TXT) 📗
— Работа Рафейо, — объяснил Кабрал. — Он устал ждать, когда дождь прекратится, вышел на улицу и нарисовал это. Я подумал, вам будет приятно увидеть рисунок.
— Он в самом деле талантлив. Я должна поблагодарить его за подарок.
— Но это.., это не подарок. — Кабрал явно испытывал неудобство. — Рафейо показывал нам свою папку с рисунками. Он снизошел до меня, чтобы обсудить сложности в изображении зданий.
— Понятно.
Она подошла к укрепленной на колонне лампе — повнимательнее рассмотреть рисунок.
— Он действительно очень хорош. Хочется потрогать эти розы, готовые распуститься с первыми лучами весеннего солнца. Он не может одолжить мне эту работу? Я обещаю вернуть ее, после того как покажу Арриго.
— Я уверен, что одолжит, ваша светлость. Она заколебалась.
— Как ты думаешь, Рафейо все еще ненавидит меня?
— Никто не может ненавидеть вас, проведя хотя бы две минуты в вашем обществе. Вас можно только обожать, — тихо сказал Кабрал. Свет лампы отражался в его зеленоватых глазах.
Ей удалось скрыть свое изумление и улыбнуться.
— Как это мило с твоей стороны, Кабрал. Но мне будет спокойнее, если он хотя бы не станет меня презирать.
— Ваша светлость… Мечелла…
И тут его внезапно заглушил серебряный звон колоколов, призывавший всех, кто его слышит, отведать от щедрот санктии. Простой пище предшествовала краткая благодарственная молитва. Старший санкто, шаркая, вошел в неф. За ним последовали остальные санктос и санктас, мальчики Грихальва и Лейла. Лиссия, как всегда, явилась последней. К тому моменту, как все собрались и санкто начал свое песнопение, Кабрал отошел от Мечеллы, и она понемногу успокоилась.
Не выпуская из рук рисунка, Мечелла взглянула на Рафейо, стоявшего в толпе молящихся. Она заметила, что, хотя Грихальва и исполняли все обряды, большинство из них были обижены на екклезию, объявившую их страшными грешниками, которым оставался лишь один шаг до ереси. Но только Рафейо выставлял напоказ свое презрение. Когда принесли маленький Первый Хлеб, от которого все присутствующие должны были отщипнуть по кусочку, Рафейо демонстративно отступил назад и сложил руки на груди. Старый санкто нахмурился. После минутного замешательства хлеб перешел от иллюстратора, стоявшего слева от Рафейо, к Лейле, его соседке справа.
Мечелла старалась не реагировать на проявление неуважения к своей особе. У мальчика, как и у нее, есть свои причины для недовольства, возможно, не менее веские. Но она не могла не заметить, как он бессердечно отверг символические дары жизни, дары, в число которых входил и его собственный талант. Она вспомнила, как Лейла говорила, что такой талантливый художник имеет право на амбиции. Но сейчас, когда Мечелла увидела выражение крайнего недовольства на лице старого санкто и прямой вызов в черных глазах Рафейо, она поклялась, что этот самонадеянный Грихальва станет Верховным иллюстратором только через ее труп. И это не имеет никакого отношения к его матери — почти никакого. Просто Мечелла не желает, чтобы такой человек, как Рафейо, находился в непосредственной близости от ее семьи.
Мечелла перекатывала на языке крошечный кусочек хлеба, слушала, как санкто поет славу и благодарность Пресвятой Матери и Сыну, и молилась, чтобы они подарили здоровье и долголетие Верховному иллюстратору Меквелю.
Глава 45
Когда хмурым зимним утром Мечелла и Лиссия прибыли в Мейа-Суэрту, приготовления к Пенитенссии были в самом разгаре. При виде забрызганных грязью экипажей, влекомых измученными лошадьми, все в городе прекращали работу, чтобы приветствовать их. Одни застывали на лестницах, куда взобрались, дабы повесить знамена, другие цеплялись за столбы высоких уличных фонарей, которые в этот миг украшали. Булочники и мясники выскакивали из своих лавок прямо в белых от муки или красных от крови передниках. Все кричали, пели, махали руками и благословляли вернувшихся женщин.
От этих криков Мечелла проснулась, усталая и дрожащая от слабости. Сон ее был нелегок, пробуждение — внезапно.
— Что случилось?
— Они требуют, чтобы мы показались. — Лиссия слегка подтолкнула ее локтем. — Приведи в порядок волосы, каррида. Я открываю занавески.
Мечелла, морщась от боли, попыталась расчесать волосы руками, но быстро сдалась.
— Я выгляжу полной развалиной, Лисси. В самом деле надо показываться им в таком виде?
— Да.
Лиссия раздвинула тяжелые тканые занавеси. Мечелла еле удержалась, чтобы не отпрянуть, испуганная открывшейся картиной. Над лицами людей, столпившихся у экипажа, качались черепа — сотни и тысячи черепов. Они скалились из каждого окна, с каждого фонарного столба, и украшавшие их черные ленточки развевались на ветру. Наверху, под крышами, плясали скелеты, привязанные к веревкам, протянутым между домами. Все окна были задрапированы черной материей, казалось, будто целое кладбище переселилось в город.
— Пенитенссиа, — повторяла про себя Мечелла, цепляясь за руку Лиссии и стараясь не показать, как она испугана. — Это только Пенитенссиа, вот и все, просто город готовится к празднику…
Но лошади оказались такими же пугливыми, как она, их тоже поразил этот танец смерти над головами. Экипаж накренился. Мечелла вскрикнула.
— Она ранена…
— Нашей Мечелле плохо!
— Пресвятая Мать, помоги ей!
— Доктора, скорее, это может повредить ребенку! Поднявшись с помощью Лиссии, Мечелла пыталась разубедить толпу. Она улыбнулась, помахала рукой и крикнула, что чувствует себя прекрасно. Но слух распространялся как лесной пожар, и по всей улице пронесся протяжный стон.
— Матра Дольча, смилуйся над нашей Мечеллой!
— Клянусь своей семейной иконой, я раздам бедным весь доход этого месяца, если с доньей Мечеллой и ее ребенком ничего не случится…
— Жертвую санктии свой серебряный кубок…
— Найдите врача! Скорее!
Перекрывая горестные стоны и многочисленные обеты, громкий мужской голос выкрикивал: “Дорогу! Дорогу!"
— Кабрал!
Мечелла увидела знакомое лицо. Кабрал пробирался к экипажу, расталкивая плечами толпу. Он был давно небрит и выглядел уставшим. Когда он приблизился к окну, Мечелла схватила его за руку.
