Хроники Иберлена (Трилогия) (СИ) - Бочаров Анатолий Юрьевич (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Роальд Холдейн ничего на это не ответил. Это устроило Гальса. Единственное, что Гальса не устроило — он не знал, почему именно Холдейн не стал продолжать спор. Потому ли, что признал правоту Александра — или же он решил, что переубеждать Александра просто бесполезно? Когда они прощались, между ними обозначилась неловкость.
… В дорогу Александр взял с собой одного только оруженосца, оставив всю свою гвардию в столице. Не хотелось привлекать к себе лишнего внимания.
Они ехали к владениям Данкана Тарвела четыре дня, линия тракта рассекала густонаселенные и спокойные области королевского домена. Первые два раза путники останавливались ночевать на постоялых дворах, а затем прямо в поле. Единственным встретившимся им местом, чьи обитатели уже прослышали о случившейся смене власти, оказалась деревня Эффин.
Когда граф Гальс и его оруженосец явились в это селение, оно напоминало залитый водой муравейник. Жители спешно вывозили добро из домов, припрятать его в лесных землянках, тайниках и укрывищах, отгоняли стада на дальние пастбища. Александр, как сумел, растормошил трактирщика, и тот признался, что за день до благородного господина в деревне Эффин останавливалось двое других благородных господ, вместе с благородной леди, и один из этих благородных господ оказался крайне дурного нрава. Он убил королевского гонца, как только узнал о новом короле. «Нет-нет, милорд, никто не смог помешать благородному господину — королевской стражи в селе отродясь не водилось, а самим с таким бесом связываться…» На следующее утро странные гости уехали, а перед тем, как уехать, пешими-то явились, они купили у мельника коней. Тот долго упирался и не желал уступать животину, но в итоге денежки все решили. И правда, много же денежек старому Тоби заплатили высокие господа. Только, милорд, признался трактирщик, сдается мне, глупость это была со стороны Тоби — какой от денег прок в деревне, да еще в нынешние смутные дни, что на них купишь, а вот добрая скотина никогда не помешает…
Александр отрывисто поблагодарил хозяина за разговор и отправился ужинать. Услышанное ему никак не понравилось. Александра не оставляло подозрение, что он топчется по следам Артура Айтверна. Все вместе очень напоминало его непутевого приятеля. Бывшего приятеля, говоря точнее. Тогда его спутники — принц Гайвен и Айна. И направляются они на запад, с форой в целый день. Интересно, они собираются сразу в Малерион или тоже подумали о Стеренхорде? Надо спешить! Александр и поспешил, делая за каждый день как можно меньше остановок на привал.
Дальше Эффин вести о перевороте пока не распространились — попадавшиеся им люди, преимущественно местные крестьяне или странствующие торговцы, еще ничего не знали о падении дома Ретвальдов.
Однажды на третью ночь, когда они сошли с дороги и приготовились уснуть, Блейр вдруг спросил:
— Сэр, а вы кого-нибудь любите?
Александр уже лежал на земле, завернувшись в плащ. Вопроса он никак не ожидал.
— А тебе какое дело? — спросил он чуть раздраженно, досадуя, что паршивец согнал уже начинавшую подкрадываться дрему. Может, закрыть глаза покрепче, плюнуть на разговор и довершить то, что начал? Так ведь нет, Блейр не отцепится же.
— Сэр… Да так.
Александр рывком сел и поглядел на Джайлса. Оруженосец сидел напротив него, отделенный костром, и пляшущие сполохи пламени освещали конопатое лицо, удивительно серьезное и сосредоточенное. В сине-зеленой ночи стрекотали цикады, а над головой перемигивались звезды. Пахло молодой травой.
— Да так, значит… — проворчал граф. — Подцепил, должно быть, девчонку в городе?
Конопатое лицо покраснело:
— Ну…
— Не мямли ты! И так все видно. — Александр кинул в огонь несколько сухих веток, сообразив, что от разговора уже не сбежать. — Ну и какая она? Хороша?
Оруженосец покраснел еще больше, а затем выпалил:
— Очень! Вы даже не представляете, какая она! Настоящий ангел!
— Ну разумеется. В шестнадцать лет любая девица покажется богиней. Я бы удивился, ответь ты иначе.
Блейр надулся и отодвинулся от костра:
— Да что вы в этом понимаете, сэр, не в обиду вам будет сказано… А хоть бы и в обиду, делов-то, — распетушился парень. — Вот только она не такая, как другие, поверьте уж. Просто, знаете, есть все, и есть она, и она особенная. Видели бы вы ее, мигом бы согласились! Когда она смеется — это, ну, как когда ручей по камням пляшет. Когда говорит — словно ветер листву колышет. У нее в глазах солнце и звезды разом…
— Ты поэт, я погляжу.
— Я вам говорю, сэр, она ангел! Могу хоть на Писании поклясться, Творца в свидетели призвать!
— Не призывай, грешно. Ладно, не вижу смысла сомневаться в твоих словах. Ангел так ангел. И как, любит тебя твоя леди?
— Любит! Очень! — просиял Блейр и тут же увял. — Вот только… — Он запнулся и весь как-то сник.
— Что — вот только?
— Ничего… — Джайлс отвернулся и сделал вид, что готовится спать. — Выбросьте из головы.
— Если начал, то говори до конца. Приказываю.
Александр ждал ответа, и наконец Блейр нехотя проговорил:
— Как вам сказать… Отец ее… Он же никогда Джейн за меня не выдаст. Он меня и на порог не пустит, а услышит, что я ее люблю — разом плетей задаст, хорошо, если на своих ногах уйду. Я Джейн не пара. Кто она и кто я? Она — танская дочка, богатая, знатная, ей отец вровень жениха подыщет. Чтоб и при дворе ходил, и манерам обучен, и о поэзии беседовать умел, и родословная на десять веков… А я кто такой? Простолюдин, смерд. Вчера в грязи ковырялся со свиньями.
Александр поморщился:
— Что на тебя нашло, всякую ерунду болтать на ночь глядя… Я говорил, что посвящу тебя в рыцари, когда будешь достоин. Не переживай. Был никто из ниоткуда, станешь — сэр Блейр Джайлс. Дворянин не хуже любого другого. И пусть только попробует кто на тебя косо посмотреть — смело вызывай на поединок. Люди это запомнят.
— Вам легко говорить, — пробормотал Блейр.
— Легко? — откликнулся его господин. Вновь поворошил дрова. Стянул перчатки и протянул руки вперед, грея их над костром.
— Легко… — задумчиво повторил Гальс. Помолчал, и вдруг принялся рассказывать негромким голосом:
— Я был в твоем возрасте, Джайлс, или чуть постарше, когда это произошло. Лет семнадцать или восемнадцать. Славные годы, когда ты молод, бессмертен и беспечен, и все двери должны открываться перед тобой, как по мановению руки. Я дышал полной грудью, ничего не боялся, и у меня все получалось. Я был горд собой, и немного надменен. Я впервые увидел ее на приеме, который давал друг моего отца. Все пили, танцевали и веселились, а она сидела у самого окна, в полном одиночестве, и праздник обходил ее стороной, как река обходит утес. Она казалась чужой на роскошном пиру, выделялась среди нарядных и шумных светских красавиц. Сотворенная не из солнечного огня, а из утреннего тумана и лунного света. Она сидела, чуть опустив голову и сложив руки на коленях, задумчиво смотрела, как пляшет расфранченная публика. У нее было бледное лицо древней богини. Я полюбил ее с первого взгляда. Я боготворил ее и видел во сне. Не знаю, то ли мое обаяние показалось той леди отвратительным, то ли моя навязчивость была ей неприятна, а может, просто сердцу не прикажешь. В любом случае, я не пришелся ей по душе. Она смотрела на меня с почти откровенной враждебностью, ее лицо каменело, стоило мне начать говорить, она спешила покинуть общество, в котором я появлялся. Однажды я попробовал прямо сказать ей о своих чувствах, все еще лелея какие-то глупые остатки надежды — и что же случилось? Она даже не пожелала меня слушать. Тогда я оставил свои попытки, полагая, что виться вокруг нее и дальше — значит, подвергать себя и свою честь унижению, а я не унижаюсь никогда и не перед кем. Я уехал обратно в родовые владения, потом пару лет провел за границей — меня вернуло обратно лишь известие о смерти отца и необходимость принять его титул. Я выпустил ту девушку из виду и постарался забыть. Так что запомни, Блейр. Есть на свете вещи, куда худшие, нежели те, что выпали на твою участь. Тебя любят — а это главное. Прочие препятствия ты преодолеешь, — Александр оборвал себя. — Однако, я разговорился через меру. Знаешь что, ложись-ка ты спать, да и я лягу. Завтра будет большой день.
