Колдун 2 (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович (библиотека электронных книг .txt) 📗
Тот, кто служил, знает — солдат или ест, или спит. Или думает, как увильнуть от работы. Нормальное состояние для солдата — режим сна, и за годы службы он приучается впадать в него вне зависимости от того — сколько поспал накануне. Спать нужно в запас, как и принимать пищу — в этом состоит сермяжная солдатская правда.
Когда утром поднялась Варя — я не слышал. Ну встала, и встала…делов-то! Я лично проснулся в восемь утра, и то лишь потому, что снизу, от забора, кто-то начал вопить, вызывая меня на беседу.
— Хозяин! Эй, хозяин!
Сообразив, что это пришли мастера от Самохина, я быстро влез в штаны, спустился по лестнице и скоро два мужика лет сорока от роду каждый топали по ступеням, прогибающимся под их могутной тяжестью. Оба были крепкими, узловатыми, с темными от загара кистями рук и такими же темными, обветренными лицами, обтянутыми жесткой, с морщинами кожей.
Свое барахло Варя уже заранее убрала, уберегая от неаккуратного обращения ничего не понимающих в красивых вещах мужиков (сложила в другую комнату, аккуратно разложив и развешав по стульям), так что фронт работ был свободен для атаки на купленную мебель.
Мужики мне понравились — один назвался Петром, другой Федором — основательные, неторопливые, молчаливые. Лишнего не болтали, по сторонам не зырили, перекуров перед началом и после начала не устраивали — сразу же взялись за работу, но прежде всего внимательно изучили инструкцию по сборке. Чего греха таить — считается у нас на Руси, что инструкции составляются только для идиотов и лохов, что нормальный человек и без инструкции сделает все так, как нужно делать, без единой ошибки. Иногда бывает и так, но в основном — длительное время человек борется с непослушным «конструктором», а потом, намучивщись, все-таки достает инструкции и приступает собственно к настоящему делу.
В общем, работа пошла. Ну а я отправился на кухню, чтобы заценить — что мне там оставлено на столе под чистым, большим рушником.
А под ним стояла маленькая кастрюлька с борщом, с запиской «Разогреть на плите!», тарелка с пирожками с запиской «Греть в микроволновке!», чистая тарелка, ложка, бокал с насыпанной в него заваркой, сахаром и кусочком лимона. И основная записка:
«Я пошла домой кормить кур и поливать огород! Буду позже! Ешь, набирайся сил — они тебе сегодня понадобятся! Ррррр!
Твоя тигрица.»
Вот точно что-то есть в семейной жизни! И почему я этого раньше не понимал?
Позавтракал борщом с пирожками — вполне себе деревенский завтрак. Это не тостик с мармеладом и чашка кофе! Селянин ест плотно, хорошо, готовясь к тяжелой работе. Ему тостик как-то…того…даже смешно! Сала навернуть с горбушкой хлеба, да с чесночком! Запить кружкой горячего приторного чая! Вот это настоящий деревенский завтрак.
Кстати — мармелад тоже был. И печеньки. И мытые фрукты в большой чашке. Так что вылез я из-за стола довольным и благостным, готовым к дальнейшим свершениям. Надеюсь, Варя к обеду все-таки подтянется — мужиков-то покормить надо будет, а мне возиться недосуг.
Надел форму, взяв чистую рубаху с коротким рукавом, нацепил на шею амулеты защиты — я их снял вчера перед тем, как лечь в постель. Просто не хотелось, чтобы они болтались перед лицом Вари, когда я буду на ней…хмм…лежать. Так и представил, как они раскачиваются — туда-сюда…туда-сюда…и Варя спрашивает: «А что это у тебя за штуки такие?» И что ей ответить? В принципе могу сказать, что это мои обереги, которые мне ведьма подогнала, тогда меньше будет вопросов — пусть у нее и узнает, что за обереги это такие.
Браслет надевать не стал — погорячился я с ним. Столько сил потратил, и ради чего? Женщин завлекать? Так они и так на меня чуть не прыгают…если верить Варе. А не верить ей у меня нет никаких оснований. Когда заколдовывал браслет, считал, что он будет влиять на ВСЕХ людей. Все, кого встречу, будут выказывать мне доброжелательное отношение, а это очень бы даже неплохо. Когда люди тебя любят — жизнь становится гораздо проще.
Задумался. Может сейчас пойти в лабораторию? А что, мужики заняты в гостиной, если что-то им понадобится — покричат. Ну даже если и вдруг увидят вход в лабораторию — так и что с того? Все равно не поймут, что же они на самом деле увидели.
Посуду мыть не стал и Охриму приказал, чтобы он ее не трогал — по понятным причинам. Варя придет, займется посудой. Ну или потом помоем — не при рабочих же колдовством заниматься? Увидят, как посуда сама собой перемешается по воздуху, сама моется…хе хе…
Взял папку с бумагами и пошел в пикет — работать. Бумаги разобрать, посмотреть по датам, чем заняться в первую очередь — участковый, я в конце-то концов, или нет? А участковый — это в первую очередь отписывание от бумаг. Бегать, ловить и карать злодеев — это оставим для оперов, это их работа, участковый в основном делопроизводитель, он пишет…пишет…пишет. ПИШЕТ! Пишет, мать его за ногу!
Жарко. Вышел из дома — солнце буквально врезало по башке! Печет! Лето началось! Настоящее лето!
В пикете еще хуже, чем снаружи — душно, пахнет краской и пылью. Нежилым пахнет. Надо что-то с пикетом делать…кондиционер сюда поставить? Хмм…а почему бы и нет? И оборудовать как следует — чтобы не такой был убогий сарай, а настоящий кабинет.
Только выложил бумаги на стол, стал просматривать, раскладывать по стопкам — звук работающего двигателя автомобиля. Поморщился — неужели Зинаида пожаловала? По времени — вполне может быть, что она. Хотела ведь к десяти часам подрулить.
Посмотрел в окно — черный гелендваген, похожий на здоровенный угловатый сундук. Чуть запыленный, но видно, что за ним ухаживают — моют, натирают мастикой. А чего бы не мыть и не натирать — если у тебя имеется личный водитель?
С пассажирского сиденья выбрался человек, которого я никогда в жизни не видел. Точно — не видел, уверен в этом. Худощавый, лет сорока пяти, коротко стриженый, чисто выбритый. Двигается легко, ни одного лишнего движения, все в тему — так двигаются спортсмены, всю свою жизнь посвятившие оттачиванию мастерства. Он вроде ленив, расслаблен, но видно — может мгновенно взорваться вихрем движений, и тогда тебе точно не поздоровится.
Но это не спортсмен — точно, не спортсмен. Или чей-то телохранитель, или…как там их называют? Безопасники? Вот, скорее всего — он. Кстати, чем-то напоминает Кевина Костнера из «Телохранителя» — такой же невидный, не бросающийся в глаза, спокойный и опасный, как три кобры вместе взятые. Скорее всего — бывший гэбэшник из «Девятки», управления охраны КГБ СССР, слыхал я про этих типов. Лучше им на дороге не попадаться…
«Костнер» проследовал к открытой двери пикета, без стукатолкнул дверь и вошел, и тут же проследовал к столу, за которым я разбирал бумаги. Садиться на стул не стал. Посмотрел мне в глаза — внимательно так, будто запоминая, потом достал из кармана незапечатанный конверт, бросил его на стол передо мной.
— Здесь триста тысяч рублей. Анастасия Павловна сказала, что этого достаточно за вашу работу. Еще она передала, чтобы вы не пробовали ей звонить и вообще как-то ее беспокоить — это будет расценено как вымогательство, и вы неминуемо пострадаете. Очень сильно пострадаете. И что для мошенника всегда найдется статья. Или могила. Вам все ясно?
— Мне все ясно! — ответил я, чувствуя, как веселое бешенство захлестывает меня, как волна цунами — Тогда и вы передайте Анастасии Павловне: шестьсот тысяч. Теперь мои услуги стоят шестьсот тысяч. И принести она их должна сама. Лично. И попросить прощения. Тогда, возможно, я ее и прощу. Не люблю кидал, понимаете? Нет, вы ничего не понимаете…не знаю как вас там. Все, свободны.
Я опустил взгляд к бумагам, давая понять, что разговор закончен, и к чести мужчины надо сказать, что он не стал вести пустопорожние разговоры, угрожать, вести себя как гопник — просто повернулся и вышел, не дрогнув ни одним мускулом на лице. Я же проводил его взглядом в спину, дождался, когда засопел движок «гелика», и только тогда посмотрел на лежащие передо мной деньги.
Вот же какая штука! Впору взять эти деньги, и сжечь! Сейчас возьмешь их в руки, а вдруг они меченые? Вдруг на них состав, которые пачкает руки? Или написано «взятка»? Что будет видно только в свете ультрафиолетовой лампы…
