Камешек в жерновах - Малицкий Сергей Вацлавович (читать книги онлайн полностью txt) 📗
– Не сомневаюсь, – пробурчал Баюл.
– Не сомневаюсь, – кивнул Дан и поднял голову.
Решетка сдвинулась – и в дно ямы воткнулась лестница.
– Поднимайтесь, – донесся безучастный голос.
Глава 4
Голос Вечного леса
Дан смотрел по сторонам и отрешенно думал, что самые страшные вещи поражают обыденностью и простотой. Крепкие нари в зеленых куртках управлялись с пленниками как с жертвенными животными. Храня молчание, они вытаскивали несчастных из ям, прихватывали по рукам и ногам просмоленными веревками и одного за другим тащили в сторону. Кто-то из узников заворочался, забился в темноте, раздался короткий шум, поднялась и опустилась широкая алебарда, и строптивец последовал вслед за остальными уже не живым существом, а куском безжизненной плоти. Вот плечистый нари одним движением сшиб Дана на вытоптанную траву, окатив запахом перекисшего пота, больно стянул запястья, затем спутал лодыжки и, ухватив широкой ладонью за путы, поволок в сторону. Где-то впереди под крепкими ногами неуклюжим кульком так же волочился банги. Пытаясь уберечь затылок от мусора и камней, Дан силился поднять голову, осмотреться, но разглядеть ничего не мог. Начинающее сереть небо все еще было звездным, и зеленые элбаны, делающие свою страшную работу под этими звездами, двигались во мраке как в темной жидкости. Но вот впереди заблестели большие костры, показались из тьмы выскобленные до белизны столбы, прошло еще несколько мгновений – и те же крепкие руки подняли Дана и повесили за скрученные запястья на один из них. Мальчишка попытался дотянуться до земли, но не достал и замер, оглядываясь и морщась от боли в кистях. Костры остались где-то за спиной, после яркого пламени глаза постепенно привыкали к полумраку, и увиденное пронзило Дана нервной дрожью.
Столбов оказалось около двух дюжин. Они были вкопаны в утрамбованную лигами ног землю Уйкеас правильным полукругом, и на ближних из них Дан увидел свисающего безвольной тряпкой Латса, нервно подрагивающего ногами Баюла, еще нескольких истерзанных до неузнаваемости элбанов, а за ними – Бродуса, Райбу, Негоса, Омхана, Хейграста! Дан завертел головой, пытаясь разглядеть остальных, и тут услышал хриплый шепот Латса:
– Три дня я отдыхал, парень. А до этого висел вот на таком столбе каждый день. Смотри и запоминай. Зрелище заслуживает внимания, поверь мне. Мой срок уже близок, а тебе, может быть, предстоит увидеть это представление не один раз.
Дан попытался дернуться на привязи, привлечь к себе внимание Хейграста, но никто из пленников даже не взглянул в его сторону. Рычали в дюжине шагов поджарые боевые псы, терзая обезглавленного пленника. Безучастно смотрели перед собой вармы лигских воинов, выстраиваясь в ряды и за столбами, и по правую и левую руку от них. Множество бивачных костров вздымали языки пламени среди темной равнины за их спинами, а прямо перед столбами в глубину ночной равнины уходила черная полоса. Она казалась похожей на широкую дорогу, но воины, что один за другим вставали с факелами вдоль нее, не могли растопить клубящийся на ней мрак. И, чувствуя смертный холод, что еще не приблизился, но уже накатывал из темноты, Дан постарался зажмурить глаза, вжаться в дерево, раствориться, исчезнуть!
– Будь воином до конца, парень, – донесся неожиданно твердый голос Латса. – Смотри-ка, в этот раз нас почтила присутствием сама устроительница празднества!
Дан открыл глаза и тут же понял, что не закроет их больше ни на мгновение. Ряд воинов нари справа от него раздался – и в пустоте показался крепкий деревянный помост. Пространство перед ним немедленно заполнили колдуны-ари в высоких шапках. Их было не меньше дюжины, затем среди них показались крепкие воины-ари с кривыми мечами, из темноты выплыло резное кресло с высокой спинкой, служки в черных сутанах подняли его наверх, поставили, сползли с помоста, и наступила полная тишина. Если и до этого мгновения над равниной не раздавалось ни слова, то теперь погасли и все остальные звуки – топот, дыхание лиг воинов, постукивание деревянных, обтянутых грубой кожей щитов о древки копий, потрескивание факелов, отдаленное ржание лошадей, хруст костей под зубами собак, – все стихло. Беззвучно расступились колдуны и воины, и в проходе показалась Барда. Дан понял это сразу, едва разглядел клочья развевающихся седых волос, багровую сутану на острых плечах и безжизненное лицо. С ужасом Дан почувствовал, что она мертвее мертвого. Подрагивала при неровной ходьбе нижняя сухая челюсть, вращались лишенные век сухие глазные яблоки, растягивались в стороны коричневые губы, но жизни в правительнице Адии было не больше, чем в деревянных куклах, что танцевали на тонких нитях у странствующих умельцев на лингерской ярмарке. И подобно этим нитям в черноту равнины уходили бледно-синие полосы. От дергающихся при подъеме по лестнице коленей, от вращающихся глазных яблок, от острых плеч, от костлявых пальцев, вцепившихся в резные подлокотники, от беззубого рта, открывшегося с сухим треском и с таким же треском произнесшего: «Начинайте!»
И в это мгновение из глубины равнины раздался вой. Он пронесся над безучастными лицами воинов, над трепещущими языками факелов, над холодными глазами ари и окатил пленников смертной дрожью.
«Разве можно противостоять этому?» – задыхаясь от ужаса, подумал Дан и вновь оглянулся, силясь рассмотреть друзей, поймать их взгляды. Пленники были неподвижны, только Баюл, опустив голову, еле слышно то ли выл, то ли скулил, и Латс что-то горячо шептал, задрав подбородок к небу.
Из рядов нари вышел крепкий воин в плаще и черненых доспехах, поклонился Барде, замершей в кресле неподвижной куклой, и тоже замер, повернувшись лицом к пленникам. Несколько мгновений он стоял деревянным истуканом, затем вздрогнул и решительно направился к одному из столбов. Блеснул нож – и истерзанный мужчина в сварской одежде упал на вытоптанную траву. Нари наклонился, рассек путы на его руках и ногах, поднял пленника за шиворот, поставил на ноги и толкнул в сторону тьмы. Несчастный, пошатываясь, обернулся, замотал головой, но новый толчок едва не сбил его с ног. Судорожно озираясь на воинов, сомкнувших щиты и выставивших копья, свар поплелся навстречу мраку. Он прошел не больше двух вармов шагов, почти добрался до границы, где ряды факельщиков обрывались, и в стороны разбегалась ночная равнина, когда вдруг замер, развернулся и побежал обратно. Бег закончился через мгновение. Словно сгусток мрака накрыл бегущего, истошный крик оборвался, не прозвучав, и тут же сменился сухим хрустом перемалываемых костей. Подобострастно заскулив, прижались к земли боевые псы нари.
И вновь блеснул нож – и новый пленник свалился на вытоптанную траву.
– Бродус! – в отчаянии прошептал Дан.
Бывший начальник городской стражи Эйд-Мера выпрямился, расправил плечи, с сожалением провел рукой по поясу, на котором не было меча, прошел вперед дюжину шагов, оглянулся, нашел глазами Райбу, Дана, улыбнулся им и твердо сказал:
– Я умру здесь!
Никто ему не ответил, только забилась в путах Райба, а Дан почувствовал, что неизбывная тоска сжала сердце, и слезы хлынули по щекам, не принося облегчения. Тьма между горящими факелами сгустилась, вздрогнула, ожила, и мальчишка увидел Аенора. Плечо к плечу, морда к морде пес бежал рядом с гигантской волчицей. Именно так бегает молодой волк в начале зимы рядом с матерью, когда она перестает приносить добычу ему в логово и выводит на первую охоту. Аенор был ниже волчицы, казался светлым пятном на ее иссиня-черном фоне, но именно теперь становилось очевидным – он и сам был волком. Даже его глаза горели именно так, как глаза его матери, красными проблесками, не позволяющими угадать не только на что он смотрит, но есть ли вообще зрачки в глазных впадинах. «Закрыть глаза, не видеть!» – мелькнуло где-то на краю сознания, но вместо этого мальчишка напрягся, вытянулся в струну, пытаясь пробиться сквозь ледяную черноту к своему бывшему другу, спутнику и защитнику. Не смог.
