Преждевременный контакт (СИ) - Дмитриев Вадим Алексеевич (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
- Чтобы отомстить?
Алекс дернулся.
- Ну да... ты же все знаешь.
Он подошел к окну, и отражение его глаз в тусклом стекле засверкало ярко-синим заревом. Взялся за подоконник, вдавив пальцы в пластик так, что кожа на костяшках побелела.
Он вспомнил, как маленьким мальчиком далеким январским утром вот так же стоял у окна. Как совсем еще тонкими пальчиками держался за подоконник и тянулся на носочках, пытаясь заглянуть через окно во двор. Было такое же светлое утро, и солнечные блики плескались в молодом снегу. Во дворе слышны голоса, но тот мальчик не может разобрать, о чем говорят люди внизу. Он лишь слышит знакомый, родной голос.
Алекс сглотнул сгусток боли, застрявший в пересохшем горле. Стоя в солнечных весенних лучах, он всматривался в окно так напряженно и внимательно, будто изо всех сил пытался увидеть, разглядеть в нем что-то свое, хорошо знакомое лишь ему одному. Лицо его посерело, глаза потеряли цвет.
Он отчетливо вспомнил снег тем утром. С тех пор он ненавидит снег. И тот человек белой рубашке, чей голос такой родной, стоит у стены на этом белом, только-только выпавшем снегу. С тех пор он стал ненавидеть белый цвет. Но именно поэтому всегда носит белую рубашку как у того человека на снегу. Цвет снега - напоминание о нем. Чтобы никогда не забыть то утро.
Алекс неспешно отошел от окна и сел в кресло, в котором несколько минут назад сидела Роза. Он молчал, нервно перекидывая пистолет из руки в руку. Туда-сюда, туда- сюда.
Среди голосов, доносящихся со двора один женский. Вернее, совсем еще девичий. Молодой, живой, дерзкий - сплошная энергия. Он навсегда запомнил тот голос. Говорят, с годами голос не меняется. Но за много лет он привык к нему так, что первое впечатление о нем уже стерлось из памяти. Теперь ее голос стал спокойным, хорошо поставленным.
Он вспомнил любимую ее фразу: "Вы, Ал, так и не научились расслабляться". Теперь ее голос звучал бесстрастно и ровно. Он невесело улыбнулся, поджав книзу уголки губ.
А в тот день на заднем дворе он был бойким и звенящим. Она отчетливо зачитала постановление "рейдерской тройки", после которого слова становились бесполезны и в ход шли пули. В те годы расстрельные постановления зачитывались почти каждый день. Выводили за дом, на задний двор или просто на улицу и зачитывали постановление о казни без суда и следствия. В тот день маленький мальчик и узнал, что человек в белой рубахе был врагом прогресса. Ученый, уважаемый человек... его отец был врагом общества.
Алекс опустил голову, и плечи его дрогнули.
- Инструктор по идеологии, уже тогда Агата Грейс умела красиво зачитывать расстрельные приказы.
Затем посмотрел на Марка злыми волчьими глазами.
- Она и сейчас все делает красиво.
- Роза, девочка моя, поверьте, он меня силой заставил это сделать, - оправдывался Яков Соломонович, когда они остались одни. Затем с опаской посмотрел на закрытую дверь. - Он страшный человек. Он шантажирует меня. Как же я не хотел, чтобы все случилось именно так. Я надеялся, что вы с Марком не придете сегодня. Что не будете...
- Кто он? - сухо перебила Роза.
- Что вы спросили?
- Имя этого человека?
- Конечно, как же. Его зовут Александр Деев, и он тайный агент Управления Безопасности СОТ. Так сказать, внештатный. Он все знает о вас. Он обо всех все знает. Представляете?
- Нельзя знать все обо всех.
Глазки Якова Соломоновича испугано забегали.
- Да конечно, нельзя. Но он-то знает...
- Что вы ему о нас рассказали?
- Ровным счетом ничего. Совершенно ничего нового. Он все знает и так. Я должен был лишь позвонить и сказать, когда вы снова придете ко мне. Это все, поверьте...
Он запнулся, немного помолчал и, преодолевая нерешительность, добавил:
- И про Марка.
- Что про Марка?
- То что... - Якову Соломоновичу стало трудно дышать, - то, что... Марк жив.
- Понятно, - выдохнула девушка.
Она еще утром чувствовала - им не стоило идти суда. Роза хорошо помнила аксиому из уроков по теории конспирологии - никогда не появляйся в одном и том же месте трижды. Помнила, но не воспользовалась. И вот результат.
- Что творится. Мир сошел с ума, - приговаривал Лившиц, качаясь взад-вперед на деревянных ногах. - Боже-боже, кто теперь поможет этому миру?
Все началось с появления в его кабинете того странного бродяги. Странного, если не сказать больше. Была бы возможность вернуться назад, в день медосмотра, Якову Соломоновичу удалось бы изменить ход событий. Но есть ли возможность вернуться? Он поднял голову и мысленно посмотрел сквозь потолок куда-то далеко вверх, будто увидел кого-то.
- Каждый сам за себя, и только Создатель за всех. Но и он скорей всего уже не с нами, отвернулся и не желает помочь. Сколько бы он не присылал сюда своих посланников, все заканчивается крестом на Голгофе. А хотим ли мы его помощи? Создатель не в силах помочь грешникам, которые сами отказываются снять колодки. Им так лучше, так безопаснее. Но кандалы остаются кандалами, даже если они золотые. На старо-еврейском слово грех означает - человек, промахнувшийся мимо цели. Именно так. Человечество промахнулось.
Яков Соломонович смотрел на Розу влажными глазами. Он думал о том, что человек, по сути, так и остался диким, невежественным, но очень хорошо приспособленным приматом. Что окружил себя необходимыми ему вещами, придумал власть, государство, мораль, долг. Но все это ширмы, за которыми прячется животное, каждую секунду готовое преступить все ограничения, придуманные им же, и загрызть, растерзать, сожрать. А если не получится, то поджав хвост, раболепно пресмыкаться перед сильными мира сего.
- Как же Создателю трудно с нами, - произнес он. - Как же непосильно быть Богом.
В уголках его глаз выступили слезы. Он корил себя за то, что в свои шестьдесят пять многое повидав, многое пережив все еще цепляется за эту серую безрадостную суету любой ценой, словно нищий за последний кусок хлеба. Он ненавидел себя за то, что предал в желании прожить еще каких-то несколько унылых лет. Предал молодых и сильных, в надежде сберечь свое старое слабое тело. Сберег его, но потерял душу.
- И еще я трус. Увы, девочка моя, это так. Синоним рабства - трусость. Вот это грех, так грех! Я дешевый бесполезный трус.
Яков Соломонович указал на запертую дверь.
- Он не виноват. Мне легко все свернуть на него. На его шантаж, на то, что он из управы. Но не он разрушает наш мир, его разрушают такие, как я...
- Ну-ну, успокойтесь, - перебила Роза. - Не наговаривайте на себя, Яков Соломонович, не занимайтесь самоедством. Мы с вами еще повоюем.
И она взмахнула рукой, будто саблей, подбадривая старика.
- Нет-нет, девочка моя, ты не понимаешь. Именно с такими, как я Богу и трудно. Именно с такими...
Марк поднял руку, и она медленно растворилась в солнечном свете. Сначала кончики пальцев, затем ладонь, запястье, локоть...
Алекс смотрел как завороженный, широко открытыми глазами. Он машинально выставил вперед руку с пистолетом, подошел к Марку вплотную и упер ствол тому в грудь. Ствол мягко вошел в тело как в масло. Марк был перед ним, и одновременно его уже не было в комнате. Он растворился в солнечном свете. Он был в каждой пылинке на книжных полках, в каждом шорохе тяжелых штор на окне, в каждом из солнечных лучей, сквозь стекло наполняющих комнату необычным живым светом. Стены разошлись, мебель испарилась. Реальность исчезла в потоке света. Время остановилось, и пространство рассыпалось на атомы. Марк обволакивал все вокруг, наполнял пространство собой, становился этим пространством. Теперь он был окружающим миром, а они - блондин, девушка и старик - были в нем, внутри его мира, вне своих миров. Марк наполнил их пространство своим. Расширил границы себя до их границ, соединив в одно целое. Теперь и они были в нем и всюду. Они были и в этой старой квартире, и то же время в заваленном пыльными папками, служебном кабинете Марка, и в скоростном тоннеле, и на обочине рядом с лежащим на сырой траве полковником Аристовским, и в каждом уголке Мегаполис-Сити. Мгновенно, со скоростью мысли они перенеслись в каждую точку пространства и времени и заполнили ее собой. Теперь они были всегда и везде. И до, и после, и сейчас. Одновременно и в каждой точке Вселенной, и внутри Марка. И в каждом атоме этого мира, и за его пределами.
