Дюна. Первая трилогия - Герберт Фрэнк Патрик (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
— Нам давно пора выяснить отношения, — начала Джессика.
— Что взволновало вас, миледи? — Хават сел, упер ладони в колени.
— Хватит изображать невинность! — резко сказала она. — Если Юйэ еще не объяснил тебе, почему тебя вызвали, то кто-нибудь из твоих шпионов в моем окружении донес наверняка. Настолько-то мы можем быть откровенны друг с другом!
— Как вам угодно, миледи.
— Прежде всего ответь мне на один вопрос, — сказала Джессика. — Итак: ты сейчас — харконненский агент?
Хават подскочил, его лицо потемнело от гнева.
— Вы смеете так оскорблять меня?!
— Сядь, — спокойно сказала она. — Ты оскорбил меня так,
Хават медленно опустился в кресло.
Джессика, читая знаки на так хорошо знакомом ей лице, слегка расслабилась и глубоко вздохнула. Нет, это не Хават.
— Теперь я знаю, что ты верен моему герцогу, — произнесла она. — И я готова простить нанесенное тобой оскорбление.
— А разве есть что прощать?
Джессика нахмурилась: «Следует ли мне сейчас использовать мой козырь?.. Рассказать ли ему о том, что эти несколько недель я носила в моем лоне дочь герцога? Нет… даже сам Лето не знает об этом. Это только осложнило бы его жизнь и отвлекло бы — как раз тогда, когда он должен сосредоточить все силы на спасении собственной жизни. А это — это я еще успею использовать».
— Правдовидица, конечно, узнала бы истину, — сказала она. — Но у нас нет Правдовидицы, признанной Верховной Коллегией.
— Точно так. Правдовидицы у нас нет.
— Есть ли среди нас предатель? — спросила она. — Я тщательно изучала всех наших людей. Кто это может быть? Не Гурни. Уж конечно, не Дункан. Их заместителей не следует даже принимать во внимание — они занимают недостаточно стратегически важные посты. И это не ты, Суфир. Это не может быть Пауль. Я знаю, что это не я. Итак, кто остается? Доктор Юйэ. Так что, вызвать его сюда и допросить?
— Вы же знаете, что это ерунда, — отмахнулся Хават. — Он прошел кондиционирование в высшем колледже. Это я знаю наверняка.
— Не говоря уже о том, что его жена, из Бене Гессерит, была убита Харконненами, — добавила Джессика.
— Так вот что с ней сталось, — пробормотал Хават.
— Или ты не слышал, какая ненависть звучит в его голосе всякий раз, когда он поминает Харконненов?
— Вы же знаете, что у меня нет слуха на эти штуки.
— Ну а на меня почему пало подозрение? — спросила Джессика.
Хават нахмурился:
— Миледи угодно ставить своего слугу в весьма сложное положение… Ведь прежде всего моя верность принадлежит герцогу.
— И я многое готова простить за эту верность, — отозвалась Джессика.
— И вновь мне приходится спрашивать: а есть ли что прощать?
— Итак, пат? — спросила она. — Тупик? Он пожал плечами.
— Тогда изменим тему на некоторое время, — предложила она. — Вот Дункан Айдахо, удивительный боец, превосходный телохранитель и разведчик. Сегодня он напился пьян каким-то пряным пивом. Мне доложили, что и другие наши люди одурманены этим напитком. Это так?
— Вам же доложили, миледи.
— Так. Скажи, Суфир, тебе не кажется, что их пьянство — это симптом?
— Миледи изволит говорить загадками.
— Ты же ментат, так пользуйся своими способностями! — резко сказала она. — Ты не понимаешь, что случилось с Дунканом и прочими? Так я объясню тебе это в четырех словах! У них нет дома.
Хават ткнул пальцем в пол:
— Их дом — Арракис.
— Арракис для них — это. Неведомое и Незнакомое. Их домом был Каладан, но мы вырвали их оттуда. Теперь у них нет дома. И они боятся, что их герцог потерпит поражение. Подведет их.
Он закаменел.
— Любого из наших людей за такие слова…
— Перестань, Хават. Когда врач ставит диагноз опасной болезни — разве это пораженчество или измена? Все, чего я хочу, — это вылечить болезнь.
— Такого рода дела входят в мои обязанности.
— Но, надо полагать, ты понимаешь, что и мне небезразлично течение этой болезни. И я надеюсь, ты не откажешь мне в том, что я тоже кое-что могу в этой области.
«Может, встряхнуть его хорошенько? — подумала она. — Он явно нуждается во встряске, которая вырвала бы его из шаблонных представлений».
— Ваш интерес к этим делам можно объяснить по-разному, — пожал плечами Хават.
— Так ты уже приговорил меня?
— Конечно, нет, миледи. Но в данной ситуации я не имею права рисковать. Упускать нельзя ничего.
— Прошлой ночью — прямо здесь, в доме! ты проглядел покушение на моего сына, — указала она. — Чье это упущение?
Он помрачнел
— Я подал герцогу прошение об отставке, но он его отклонил.
— А почему ты не подал его мне? Или Паулю?
Теперь он был разозлен по-настоящему. Это ясно читалось в участившемся дыхании, раздувшихся ноздрях, тяжелом взгляде. На виске билась жилка.
— Я служу герцогу, — отрезал Хават.
— Предателя нет, — сказала она. — Угроза исходит откуда-то еще. Возможно, она связана с лучеметами. Например, замаскированные лучеметы с часовым механизмом, нацеленным на домашние силовые поля. Возможно, они…
— Да, но как после взрыва доказать, что тут не применялось ядерное оружие? — возразил он. — Нет, миледи, на такое нарушение законов они не пойдут. Радиация — это свидетельство, которое практически невозможно скрыть. Нет. Они соблюдут почти все правила. Так что мы наверняка имеем дело с предателем.
— Ты служишь герцогу, — усмехнулась она. — И, пытаясь спасти его, ты его уничтожишь. Ты этого хочешь?
Он глубоко вздохнул. Помедлил.
— Если вы невиновны, я приношу глубочайшие извинения.
— Рассуди сам, Суфир, — сказала она. — Люди лучше всего чувствуют себя тогда, когда у каждого есть свое место и каждый знает о своем положении в мире, в событиях, происходящих вокруг него. Уничтожь место человека в мире, и ты уничтожишь самого человека. Ты и я — вот два человека в окружении герцога, обладающие, почти идеальной возможностью уничтожить место другого. Разве не могла я ночью нашептать герцогу про тебя что-то, что вызвало бы его подозрение к тебе? Когда он легче всего поддался бы таким наговорам, Суфир? Надо ли мне объяснять это подробнее?..
— Вы угрожаете мне? — почти прорычал он.
— Ну разумеется, нет! Я лишь хочу показать тебе, как кто-то атакует нас через самое устройство нашей жизни, воздействуя на ее обстоятельства. Это умно — дьявольски умно! И отразить такое нападение мы можем лишь одним-единственным способом: мы должны так изменить нашу жизнь, чтобы не осталось ни малейшей щели для их стрел.
— Так вы и обвиняете меня в нашептывании беспочвенных подозрений?
— Да. Беспочвенных.
— И вы бы противодействовали им собственными нашептываниями?
— Нашептывания, тайны и прочее — это твоя сфера, Хават. Не моя.
— Значит, вы сомневаетесь в моих способностях? Она вздохнула.
— Суфир, я хочу, чтобы Ты сам оценил, насколько и как ты эмоционально вовлечен во все это. Естественный человек — это животное, лишенное логики. Поэтому твое восприятие всех событий и человеческих отношений с точки зрения логики — неестественно. Но тут ничего не поделаешь: ты обречен проецировать логику на них, поскольку это оказывается полезным в большинстве случаев. Сам ты суть воплощение логики — ментат. Но твои подходы к проблемам и попытки их решения — это в самом буквальном смысле внешние проекции твоего сознания. Их надо изучать всесторонне.
— Вы учите меня моей работе? — спросил он, даже не пытаясь скрыть возмущение… и нотки презрения.
— Ты видишь все вокруг себя и применяешь к замеченному свою логику, — объяснила она. — Но особенность человеческого сознания такова, что логикой всего труднее исследовать проблемы, связанные с глубоко личными мотивами. И тогда мы бродим, вокруг в темноте и возлагаем вину за свои проблемы на все, кроме той единственной причины, которая в действительности мучает нас.
— Вы намеренно хотите подорвать мою веру в свои возможности как ментата, — отрывисто сказал он. — Если бы я узнал, что любой из наших людей пытается подобным образом саботировать любое другое оружие из нашего арсенала, я без колебаний обвинил его и уничтожил бы.
