Далекие королевства - Банч Кристофер (книги без сокращений .TXT) 📗

Кассини едва успел что-то начать бормотать, когда из кустов в нашу сторону вылетел рой стрел. Но заклинание воскресителя успело их перехватить, и они застыли в воздухе, вонзившись в невидимую преграду. Янош схватил одну стрелу, переломил ее и отбросил. Затем повернулся и пошел в лощину. Мы последовали за ним.

Янош собрал всех и объяснил, что произошло. Двое солдат хотели было выразить сомнение относительно принятого нами решения, но быстро заткнулись под грозным взглядом командира. Затем мы, как обычно, втроем сели обсуждать, что же делать дальше.

Янош сказал:

— Они, конечно, могут подождать, пока мы выдохнемся. Но вряд ли у них окажется столько терпения. Скорее всего, они подождут дня два или три, пока мы хорошенько прожаримся на солнышке, а потом нападут. Сейчас они наверняка не ударят, поскольку мы в полной боевой готовности. Боевые действия тем успешнее, чем больше солдат противника ослабло. Вот почему кочевники любят засады или берут измором.

Кассини нахмурился:

— Но если это так, капитан… то, может быть, лучше, если они нападут как можно скорее. Мы отобьемся, нанесем им урон, и они отстанут от нас.

— Именно, — сказал Янош. — Вот почему нам до сумерек придется притворяться, что у нас кончается вода и мы слабеем час от часу. Пить будем только после наступления темноты. Для этого придется собрать все мужество. При необходимости, если они не будут торопиться напасть на нас, убьем ослов и будем пить их кровь и соки.

Тут меня осенило.

— Эти разбойники думают, — начал я медленно, а потом все быстрее, едва успевая за хлынувшими мыслями, — что мы неопытные купцы, новички, правильно? И если они нас недооценивают, то мы ведь можем обратить это их высокомерие против них же? Ну типа того… что, кто же серьезно воспримет торговца, у которого прогорклое масло или одежда у него заляпанная и поношенная? — Об этом образном сравнении я впоследствии не раз жалел.

Янош усмехнулся:

— Держу пари, ты читаешь их мысли. И тут я с тобой согласен. Продолжай.

Я был рад тому, что в этот опасный момент Янош сдержал язык. Ведь я излагал идеи, которые и так были очевидны всем.

— И этой ночью, — сказал я, — понадобятся ты, я, сержант Мэйн и еще один человек. Держась попарно, мы будем прикрывать друг друга. Как ты обучал солдат в Ориссе.

Янош кивнул.

— А остальные…

— Пусть остальные играют роль баранов, чтобы все было без подвоха. Ты, воскреситель, можешь остаться с ними. Нам понадобятся заклинания, которыми ты пользовался до этого, внушая им неуверенность. Может понадобиться и что-нибудь другое.

Я вспомнил, что Янош говорил в оружейной лавке о заклинаниях на поле битвы, но решил, что это другой случай. Мой план заключался не в том, чтобы избежать сражения, а, наоборот, чтобы его спровоцировать.

— Да. Вместо неуверенности хорошо бы в нужный момент наслать на них ужас, — предложил Янош. — Такой, какой, к примеру, испытывает крестьянин, видя, как с ясного неба сверкает молния и обрушивается ливень.

— Как только я точно пойму, в чем заключается план господина Антеро, — резко сказал Кассини, — я тут же придумаю самые сложные и хитрые магические приспособления поэффективнее тех, которыми обычно пользуются на поле боя.

Янош удержался от дискуссии, лишь подвел итог:

— Очень хорошо. Итак, нас четверо? Лучшее время, сразу с наступлением темноты, чтобы до рассвета было еще много времени. Нам понадобятся трутницы… Соскребем смолу с ящиков, размягчим на огне и обмажем наши стрелы для птиц. Когда окажемся внутри оазиса, подожжем их от костров кочевников, чтобы они умирали при свете…

Садилась луна, когда мы вчетвером отправились на вылазку, экипированные так, как задумал Янош, да плюс к тому у каждого был короткий дротик. Сержант Мэйн выбрал себе в напарники вспыльчивого Лиона, сказав, что умение того быстро ориентироваться в опасной ситуации как раз то, что нам пригодится.

Внутри оазиса, освещая лагерь кочевников, горели три костра; по крайней мере, заблудиться мы не могли. От нашего лагеря мы отошли сначала в сторону и только затем проникли в оазис. Он был похож на парк — с густым кустарником и раскидистыми пальмами, правда, трава была не высока, так что продвигаться было несложно. Мы выбрали одну из троп, которые путешественники проделали от пруда до поляны, где удобно было бы разбить стоянку, и вдоль тропинки неслышно подобрались к кочевникам. Темнота была очень густой, приходилось двигаться почти на ощупь. Костры привлекали к себе внимание, но мешали разглядеть то, что буквально под носом. Я споткнулся и чуть не угодил в какую-то яму, но меня удержал сержант. Тут же он сделал знак остановиться. Я увидел что-то стоящее впереди, приняв это сперва за куст, но оказалось, что это часовой. К нему неслышно подобралась другая темная фигура, и тут же послышался такой звук, словно из надутого бурдюка выпускают воздух; из человеческих легких он выходит с тем же звуком. Янош опустил обмякшее тело на землю, и я увидел, как сверкнуло лезвие, когда он вытащил из тела кинжал.

Мы приблизились к лагерю и остановились. Скрываясь за кустами, осмотрели лагерь. Он состоял из двух палаток, каждая из которых была рассчитана человек на десять. Кроме того, мужчины и женщины спали, раскинувшись на земле между палатками и догорающими кострами. Некоторые были скованы цепями. Очевидно, работорговцы уже собрали часть «отары». Один полудремлющий часовой охранял рабов, а другой стоял на страже у небольшой конической палатки. Я решил, что там расположился вождь кочевников.

Тут я содрогнулся, словно душу мою обдул холодный ветер. Я ощутил себя одиноким, бредущим в мрачной пустыне, населенной жуткими чудовищами… Это действовало заклинание Кассини.

Мэйн и Янош натянули лук с боевыми стрелами, пока Лион и я, открыв трутницы, не подсыпали искр в угли крайнего костра и не сунули смоляные стрелы в огонь. Полыхнуло пламя… Запела тетива… и тут же с глухим ударом вонзились в цель стрелы. Часовые упали без крика. Лион и я выпустили свои стрелы с огнем по палаткам, а Мэйн и Янош добавили туда же своих. Мы встали и перезарядили луки.

По скверному изложению событий на этих белых листах меня можно посчитать не то самоубийцей, не то лжецом. Но здесь одна только правда. Представьте себе уверенного в себе разбойника-кочевника, мирно спящего и, возможно, видящего сны о том, как вскоре ему достанутся сокровища какого-то богатого дурачка, забредшего в пустыню. И вдруг вопли, пламя, ужас… ты хватаешь саблю, кое-как выбираешься из палатки и натыкаешься на четырех вопящих демонов. Из тьмы вылетает дротик, взлетает окровавленное лезвие сабли, подобно смерчу, с ревом горят палатки, подожженные пламенем разведенного тобою же костра. И вот когда перед тобой такая картина, что бы ты сделал на месте этих работорговцев? Вынес бы все эти вопли, к которым примешиваются твои же крики ужаса, и не удрал бы в ночь куда глаза глядят? И разве ужасное зрелище шестерых твоих товарищей со вспоротыми животами, падающих тебе под ноги, не добавило бы тебе скорости?

Я находился рядом с конической палаткой, приготовив саблю в смертельном замахе, когда откинулся полог. Я полагал, что именно мне доведется убить их вожака, но, когда я уже изготовился к удару, на свет, спотыкаясь, выскочила какая-то женщина. Я благодарю теперь богов, что на моем месте не оказался воин с реакцией более быстрой, чем у меня, скажем, Янош или Мэйн. Я успел удержать свой атакующий выпад. Это была красивая наложница вожака, рабыня — в свете пламени сверкнули кандалы на ее руках и ногах. Несчастная жертва разбойников.

Женщина была молода, на ней была надета мужская свободная рубашка и потрепанные шаровары. По плечам черными волнами спадали волосы. Словно мы стояли среди света дня, словно счет времени битвы не шел на секунды я успел разглядеть у нее на шее сверкающий золотой обруч с драгоценными каменьями и то, что эта женщина — настоящая красавица.

— Кто вы? — спросили мы с ней одновременно, или по крайней мере, мне так показалось, поскольку говорила она на незнакомом мне языке. Я что-то пробормотал насчет спасителей, и, казалось, она поняла.