Первый шаг - Быкова Мария Алексеевна (бесплатные полные книги TXT) 📗

Из дверной доски высунулась взъерошенная элементаль.

— Ага, бегу и падаю! — сообщила она, вглядываясь в магистра. — Велено до утра не беспокоить!..

— Не понял, — спокойно сказал Эгмонт. — Я что, сегодня в тихом голосе?

— Не велено, — уперлась элементаль. — Я-то что, мне хозяйка приказала!

Эгмонт почувствовал, что начинает злиться.

— Я магистр Эгмонт Рихтер! — тихо и очень четко выговорил он. — И если ты не откроешь прямо сейчас, открывать будет уже некому!

Элементаль пискнула.

— Не виноватая я! — шепотом зачастила она. — Приказали!.. Хозяйка!.. Не бей меня, Иван Царе… э-э… Эгмонт Рихтер, я тебе еще пригожусь!

Дверь моментально распахнулась на всю ширину. Рихтер зашел внутрь, по давней привычке закрыв ее за собой. Глазам его предстала небывалая картина.

Посреди комнаты на двух матрасах, положенных друг возле друга, спал искомый мгымбр. Был он зелен — то ли от природы, то ли от выпивки, — в мелкие желто-красно-оранжевые пятна. На морде пятна принимали странную форму — Рихтер готов был поручиться, что ящера расцеловывал весь алхимический факультет. Помимо окраски имелись и другие странности — Эгмонт еще помнил бестиологию и подозревал, что у мгымбров не должно иметься крылышек, тем более голубых в розовый горошек. Мгымбр нервно подергивал ими во сне, точно отгоняя докучливых мух.

«Психоделика какая-то», — невольно подумал Эгмонт.

Рядом с ящером, можно сказать в обнимку с ним, спал светловолосый вампир — тот самый, описанный несчастным бестиологом. Вампира звали Хельги Ульгрем, и учился он на первом курсе боевого факультета. Всю физиономию адепта покрывали бесчисленные помадные отпечатки. Цвет их варьировался от нежно-розового до черного, — похоже, к алхимичкам, присоединились и некромантки. Мгымбр заботливо прикрывал вампира драным одеялом. Тот беспокойно ворочался и сбрасывал одеяло; мгымбр, не просыпаясь, бормотал что-то вроде: «Опять раскрылся» — и укутывал Ульгрема потеплее. Еще бы, окно было распахнуто настежь, на подоконник падали снежинки.

Присмотревшись, Эгмонт определил, что матрасы — не матрасы, а кровати, с предварительно отломанными ножками. Ножки аккуратной горкой были сложены в дальнем углу.

Чуть дальше от мгымбра стояло кресло, в котором, распластавшись едва ли не по диагонали, спала незнакомая Эгмонту девица — явно алхимичка, соседка Яльги по комнате. Короткие волосы ее были растрепаны, одежда изрядно помята, но на лице застыло выражение неописуемого счастья. Обеими руками она прижимала к себе подушку, то и дело бормоча сквозь сон что-то про мгымбра и вечную любовь.

В другом же кресле, стоявшем у противоположной стены, спала сама Яльга, свернувшаяся в клубок на манер кошачьего. Вид у нее был не такой счастливый, как у соседки, а, скорее, усталый и удовлетворенный. Ее кресло стояло ближе всего к окну, плащ, которым она укрывалась, слетел на пол; адептка дрожала, сворачивалась плотнее, но упрямо отказывалась просыпаться.

Спиртом от нее почему-то не пахло. Выходило, что все предприятие было задумано и осуществлено ею совершенно бескорыстно, из чистой любви к искусству.

— И что мне с вами делать, студентка Ясица? — вполголоса спросил Эгмонт.

Студентка, понятно, промолчала, только буркнула что-то себе под нос.

Постояв еще с пару секунд, магистр решительно наклонился, поднял упавший плащ и накрыл им адептку. Та довольно замурлыкала, по-прежнему не просыпаясь. Эгмонт закрыл окно, машинально прикинув по звездам, сколько времени. Выходило, что шел третий час ночи.

Спать хотелось все больше и больше. Возвращаться в лабораторию уже не имело смысла; к тому же наутро мгымбр мог и улизнуть, оставив магистра с носом. Можно было, конечно, разбудить всех прямо сейчас, логично завершив ночную эпопею; но, посмотрев на Яльгу, Эгмонт решил, что вряд ли ему сейчас дадут хоть сколько-нибудь понятные объяснения. Чего уж говорить о мгымбре, с каждым выдохом исторгавшем в атмосферу винные пары…

Эгмонт щелкнул пальцами, телепортируя в комнату кушетку из кабинета. Он установил ее поперек двери, строго-настрого запретив элементали открывать («Даже если хозяйка прикажет?» — «Даже если сам царь-батюшка придет!!»), и с наслаждением стянул сапоги.

Мгымбр выводил носом замысловатые рулады. Магистр лег на кушетку и отвернулся к двери, прикрыв себя заклятием тишины.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,

Утро было просто великолепным — вопреки всем рассказам бывалых друзей я не чувствовала ни одного симптома из многократно описываемого набора. Ни тошноты, ни головокружения, ни неодолимого желания выпить рассольчику и закусить огурцом. Наверное, так случилось из-за того, что мое вчерашнее знакомство с алкоголем заключалось в бокале эльфийского вина, принесенного какой-то из некроманток.

Когда я проснулась, шел примерно уже десятый час. На дворе стояло воскресенье, мне не надо было выдергивать себя на очередные лекции… нет, конечно, днем мне придется идти в библиотеку и героически делать там домашнюю работу, но ведь это будет только днем. А сейчас я могу лежать свернувшись в квадратик и чувствовать тепло, накопившееся за ночь под плащом.

Провалявшись так минут с семь, я закрыла глаза и сделала робкую попытку заснуть обратно. Но из внешнего мира донеслись какие-то неопределенные звуки; прислушавшись, я сделала вывод, что проснулась уже и Полин. Что же — если алхимичка не спит, значит, и мне заснуть не даст. Смирившись с неизбежным, я отбросила плащ и села в кресле, откинувшись на нагретую за ночь спинку.

Полин, сидевшая в другом кресле, остервенело терла глаза. Лицо у девицы было донельзя помятым; пудра, тени, румяна, тушь и прочие достижения косметического прогресса, смешавшись, размазались по ее щекам, а в спутанных волосах поблескивали нити серпантина, давеча наколдованного старшекурсниками. Сама девица имела равномерно-зеленый цвет; общий же вид у Полин был такой, будто она в любой момент готова прильнуть к любому подвернувшемуся ведру.

«Хоть кто-то соблюдает традиции», — удовлетворенно подумала я.

— Я-альга… — Алхимичка потерла лицо руками, окончательно размазывая по нему остатки макияжа. Глаза у нее были уставшие, но на донышке их теплилось удовлетворение — было там даже немножко счастья.

— Доброе утро, — жизнерадостно согласилась я. — О, и Крендель здесь…

— Ага… — согласилась Полин. С некоторой заторможенностью она осмотрела сдвинутые кровати, на которых в обнимку спали Крендель и вампир. Хельги был практически с головой закутан в одеяло (присмотревшись, я определила в нем свое и моментально преисполнилась негодования), наружу торчали только нос с одной стороны и сапоги с другой. Поверх одеяла его обхватывала заботливая лапа мгымбра.

Я вдумчиво зевнула и со вкусом потянулась по-кошачьи. Спинка кресла угрожающе заскрипела, и я мигом взлетела на ноги — из мебели в комнате оставались целыми только эти кресла, так что их стоило поберечь.

— Ой, Яльга, а это там кто? — Полин ткнула пальчиком в сторону двери. На всякий случай алхимичка даже залезла в свое кресло с ногами; оценив уровень безопасности, достигнутый этим действием, я посмотрела в указанном направлении.

Поперек нашей двери, как будто заклинивая ее, стояла кушетка, рядом с которой валялись чьи-то сапоги. Кушетка была незнакомая, более того, я готова была поклясться, что, когда я засыпала, ее тут еще не имелось. Впрочем, учитывая наличие Хельги и мгымбра, не стоило удивляться, что еще одному адепту недостало сил добраться до своей комнаты.