Выйти замуж за Феникса - Форш Татьяна Алексеевна (книги хорошего качества .txt) 📗
Слыша за спиной его хриплое дыхание, я только прибавила скорости, выкрикнув в ответ:
— От заразы слышу!
— Стой! Дура!
— Сам «дура»! — Еще и обзывается! — Наемник! Деревенщина! Ха-ха! Получил?! А не нужно было надо мной издеваться!
Гора приблизилась и угрожающе нависла надо мной черной безмолвной махиной, но я, ничего не замечая, петляла зайцем, перепрыгивала через валуны, обегала колючие кустарники и не обращала внимания на странный хруст, мечтая только о том, чтобы Ник меня не догнал, более того, потерял и больше никогда не нашел.
Перемахнув через внезапно разверзшуюся под ногами глубокую яму, я вдруг заметила впереди, довольно высоко, слабый, пробивающийся будто из самой горы свет. Хм… странно… Пещера Змея? Но зачем Змею свет? Он же не человек, чтобы греться у костра или подавно — жарить на вертеле добычу… Что-то тут не так…
Не дожидаясь Ника (потому как еще неизвестно, какой зверь страшнее), я принялась карабкаться наверх. Благо к пещере вела явно рукотворная лестница, собранная из больших белых валунов, коими были завалены все подступы к горе. У пещеры я помедлила.
Хотя… чего бояться? Мы и так выдали себя с головой!
Миновав несколько последних ступенек, я хотела просто войти в пещеру и будь что будет, но ноги отказались мне служить. Самым нелепым образом я запнулась за какую-то каменюку и растянулась на захламленном костями каменном полу довольно большой пещеры.
— Уважаемая, мы с моим другом услышали ваши крики. Так вот не сочтите за оскорбление, но слово «дура» применимо только к недальновидным, лишенным понимания реальности и адекватного восприятия мира особам женского пола. В отношении особей мужского пола предпочтительно употреблять слово «дурак». Или придурок, или идиот, или балбес, или балабол.
— Стоп, Афанасий Емельянович. Это уже не синоним слова «дурак», а скорее синоним слова «болтун», — решительно вмешался в нравоучения, читаемые мне хриплым басом, ломающийся тенорок, который я не спутаю ни с каким другим голосом. — Василиса Батьковна, если ты приперлась даже сюда клянчить мое прощение, я, так и быть, поверю, пойму и прощу, но чтобы больше ни-ни…
Я рывком поднялась, оглядела всю честную компанию, а точнее гревшихся у костра Борьку и улыбчивую жабу, метра под два ростом, с крылышками, сидевшую по-шамахански на валуне, вольготно скрестив на груди когтистые лапы, и попятилась. Борька удивленно выпучил глаза и даже попытался подняться с «належанного» места у костра.
— Вась, да я же пошутил, ты куда?!
— Наверное, эта милая девушка испугалась моего облика… — протянуло печальным басом чудище.
— Тю! Афанасий Емельянович! Я тебя умоляю! Ну как тебя можно испугаться? — фыркнул Борька, но все же принялся меня успокаивать: — Вась, ты его не бойся! Афанасий Емельянович — душа-человек, мм… точнее, змей… Короче, не обидит!
— Не обижу. В кои-то веки в мою берлогу забрели интеллектуальные гости, а я их обижать буду? Чтобы потом себе еще лет сто пятьдесят плешь проедать? — Змей расплел чешуйчатые лапы, хрустнул, разминая, толстыми пальцами с длиннющими когтями и поднялся. — Не бойся меня, девонька. Я добрый, мирный. Поговорить люблю. Когда был человеком, так первый парень на деревне… был.
— Человеком? — Я оглядела двухметровое чудище, покрытое не то жабьими пупырышками, не то рыбьей чешуей. Причем ни трех голов, ни хвоста, полагающегося Змею Подгорному, я не увидела. А вот крылья у него были роскошные — лоснящиеся, черные и двойные, как у бабочки. Верхние торчали из-за спины, как накрахмаленные оборки на бретелях фартука папенькиной горничной, а нижние стелились по полу. Под моим пристальным взглядом Змей смутился и поспешил запахнуться в крылья, как в халат.
— Не извольте сомневаться, барышня. Я… я… — Но что-либо внятное поведать он не смог, вытаращился поверх моей головы и, указывая когтистым пальцем на вход, из которого в пещеру вливалась ночь, попятился, повторяя как заговоренный: — Я… я… я… я…
Резво обернувшись, я и сама попятилась, разглядывая высокий силуэт с нелепо торчащим из бока колом и огромным, растущим прямо на голове кустом. Потом до меня дошло…
— Ник, выходи из засады. Борька и я живы и здоровы. А Змей оказался очень милым заколдованным человеком. Если не врет, конечно.
Силуэт приблизился. И я посторонилась, пропуская в пещеру Никиту. В одном не угадала. Подумала, что он, как наш бородач-проводник, для маскировки прихватил с собой вырванный с корнем неизвестный науке пожухлый куст, но оказалось, что Ник проявил изрядную смекалку и вместо куста притащил целый сноп свежего, чуть подсушенного сена. Ссыпав добычу у входа в пещеру, он поправил съехавший набок меч и шагнул вперед.
— То, что вы живы и здоровы, я уже и сам знаю. Постоял. Послушал. Решил сходить тут неподалеку сена набрать. А то Борька-то, поди, голодный?
Коняга и Змей переглянулись и одновременно заговорили:
— Да вы что?! Чтобы я дорогого гостя голодным оставил?!
— Да ты что, Ник! Мне Афанасий Емельянович, когда узнал о том, что я говорящий, слетал и целую торбу овса отборного принес. Правда, с бутылкой вина и пирожками…
— Ну уж извините — что было! Прямо из повозки спер. Мужик с бабой на козлах сидели и даже не оглянулись.
— Ну да, дареному коню, и все такое…
— Так! Заткнулись, оба!
Рык Никиты подействовал — Борька снова устроился на нагретом месте, а Змей удивленно вытаращил два ярко-зеленых глаза и сел на валун, с которого поднялся.
— Ты меня не боишься, незнакомец?
— А надо? — Никита подошел к костру и опустился на корточки почти у самого огня, с жадностью протягивая руки в самый жар, словно стремясь зачерпнуть раскаленных углей.
— Друзья моих друзей — мои друзья, — философски хмыкнул Змей и поинтересовался: — Так, может, бутылочку открыть да пирожки согреть? Так сказать, за встречу? А вы мне поведаете, какая беда занесла вас в это отражение.
— Договорились. — Ник поднялся, шагнул к Борьке и, усевшись с ним рядом, удобно привалился к его теплому боку. — Только и ты, мил… мм… человек?.. расскажешь о своем житье-бытье да о том, какая нелегкая сотворила с тобой такое.
— Эх… Лучше и не вспоминать. — Чудище, не вставая, сунуло когтистую лапу за спину, и вскоре перед нами предстал небольшой туесок из бересты. Открыв крышку, он пододвинул к нам «плоды» воздушного грабежа, надо сказать, очень аппетитно пахнущие потрошками. Точнее, пирожками. — Налегайте. Соловья ведь баснями не кормят.
Ника не надо было упрашивать. Не знаю, то ли от недолгого, но волнительного путешествия, то ли от страха, но о сытном обеде в Кипеж-граде мой желудок уже позабыл и теперь при виде таких деликатесов принялся издавать угрожающе-просящие звуки. Стараясь не сгореть со стыда, я утрамбовала из небольшой охапки сена подстилку, уселась поудобнее и, сцапав пирожок, поскорее впилась в него зубами.
— Эх… — снова вздохнул Змей, умиленно разглядывая нас с Ником. — Неужели это происходит со мной? Впервые за столько лет в моей пещере собралось так много умных, говорящих людей! А может, подольше погостите?
— Умных — это смело сказано! — не выдержав такой пасторали, подгадил нашей репутации Борька. — Были бы умные — добровольно сюда бы не пришли! Какой же дурак добровольно пойдет на верную смерть? Даже я до последнего защищался!
— И как же? — заинтересованно пробубнил Никита с полным ртом. Что уж тут сказать: любопытство сильнее этикета.
— Громко кричал «хайя», «не подходи» и «я грозный воин племени мань-яньк», — охотно принялся рассказывать Змей вместо погрустневшего Борьки. — И именно это его и спасло. Во-первых, никогда не видел вопящего такие дурости жеребца и, во-вторых, никогда не видел вопящего жеребца. А знаете, как одиноко изо дня в день жить в четырех стенах одному? Да еще в таком виде… Ни семью тебе создать, ни девушку привести. Нет, я, конечно, пробовал девушек приводить, но местные красавицы вопили еще хуже жеребца, и, уж поверьте, не такие перлы. Хорошо, что всех жертв моего вынужденного ухаживания забрали женихи. А один, подлец, до того ушлый оказался, что мне за его истеричную дуру еще и заплатить пришлось, чтобы только он ее забрал, пока я не оглох. Так-то бывает…
