Путы для дракона (СИ) - Радин Сергей (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Глава 4.
Хуже нет, когда тебя за руки–ноги держат и бегут при этом. Дело даже не в отсутствии удобства. Какое уж тут удобство, когда висишь раздрыганный и не владеешь собственным телом. Страх — вот главное чувство, увязанное с другим — беспомощностью. Попробуй‑ка, сделай что‑нибудь, случись что…
А вдруг оно уже случилось?
Чего это они его за руки, за ноги?
И он окончательно проснулся и протестующе задёргался.
Носильщики остановились не сразу.
— Леон?
— В чём дело? Куда вы меня?
— Тихо!..
После повелительного «Тихо!» он послушно замолк. В ночной тишине слышалось тяжёлое дыхание невидимых людей, отчётливое рычание вполголоса и длинный пронзительный мяв испуганного котёнка, заглушающий странную возню… Вскоре кто‑то щёлкнул зажигалкой. Невольно прислушивающийся в общем порыве ожидания чего‑то, Леон пробно подёргал ногами и сердито сказал:
— Отпустили бы, что ли!
Человек с зажигалкой шагнул к ним, и у своих ног Леон увидел Бриса. Тот ещё секунды две постоял и опустил ноги Леона на дорожку.
— Док Никита…
— Слышу, вижу, опустил.
— А если вернуться? — предложил мягкий голос Володьки. — Леон проснулся, дом больше не трясётся. Доспим уж до утра.
— Кто как, а я на свежем воздухе! — заявил Игнатий. — Кошка, прекрати брыкаться, ты мне уже весь палец сгрызла. И котёнка–ребятёнка успокой.
Во вновь наступившей тишине послышало сочное шипение, которое закончилось жалобным писком обиженного зверя.
— Ну, что решили, братцы? — спросил Рашид. — Я предлагаю вернуться в квартиру и установить два дежурства. Игнатий так и остаётся на пороге до утра, тем более сам высказал желание дрыхнуть на свежем воздухе. Второе дежурство — рядом с Леоном. Хотя, честно говоря, думаю, оно будет бесполезным. Достаточно одного Игнатия, чтобы поднять тревогу в случае чего… Леон, как себя чувствуешь?
— Я в порядке. А вы? Ночные учения решили устроить?
— Пошли в дом, там объяснимся.
В длинную стеклянную вазу кто‑то сообразил воткнуть щепу от сломанной деревянной мебели, и в живом свете огня все расселись по креслам и кроватям. Роман вообще сразу лёг, и Володя с завистью поглядывал на него… Функции дознавателя взял на себя Рашид, уловив общую усталость и нервозность из‑за внезапно прерванного сна.
— Что тебе снилось?
— Мой сон имеет отношение к ночной тревоге, или вы боитесь, что наутро я забуду его подробности?
— Я спать хочу, а он ещё сомневается, — тихо пробормотал Брис. — Отвечай давай.
— Ну, хорошо… Если коротко, ментально я был очень сильно связан с человеком. Чтобы разорвать эту связь, обрушил на него дом. Кажется, на этот раз сон чисто символический и не имеет отношения к прошлому.
Но тягостно опустившееся молчание красноречиво говорило об обратном. И он понял.
— Вы хотите сказать… То, что я делал во сне, произошло наяву?
— Ты защищался, — пожал плечами Рашид.
Из угла, с постели, всё ещё с закрытыми глазами, Роман безучастно сказал:
— Точно, защищался. А завтра ему приснится виновник всех бед, и на этот раз, защищаясь, он вообще от города камня на камне не оставит. Не знаю, как вы, но я начинаю склоняться к точке зрения Бриса. Надо рассказать Леону всё. Мне не слишком нравится идея дрыхнуть рядом с вулканом, время действия которого невозможно предугадать. А если ему приснится тот момент, когда нас всех разбросало? И тогда нам ещё несколько лет шляться по обломкам, шарахаясь от «тараканов» и «блинчиков»? Не хочу.
— Речь не мальчика, но мужа, — с некоторым удивлением отметил Брис. — Впервые слышу, чтобы ты говорил почти на чистом литературном языке.
— Угу, давайте ещё и лингвистическими изысканиями займёмся, — сказал док Никита. — Сколько ещё до рассвета?
— Часа три есть.
— Брис, сменишь меня через час около Леона. Спокойной ночи.
— По–моему, мне лучше не спать, — смущённо сказал Леон.
— Ещё чего выдумал. Спи. У меня появилась одна задумка. Завтра мы эту идею распотрошим и, дай Бог, соберём заново. Ничего не бойся и спи… Было бы, конечно, легче тебя контролировать, если б была возможность проникнуть в твоё поле, ну да ладно, обойдёмся. Спокойной ночи! — С благодушным зевком Брис подошёл к столу и накрыл вазу дощечкой. Огонь померк. — Всем спать!
Они разошлись по своим спальным местам.
Из угла Романа скоро послышалось бархатное мурлыканье кошки.
Кому‑то не спалось, и он осторожно — в тишине достаточно отчётливо — ворочался с боку на бок.
Но, наконец, всё затихло. Воздух наполнился покоем беззвучного глубокого дыхания спящих. Леон насторожённо вслушивался в этот покой и придерживал собственное дыхание, пока не почувствовал тишины витающих в комнате призрачных снов. Ненадолго поразившись своему вновь открытому умению (вновь? Неужели он мог такое прежде?) видеть в кромешной тьме лёгкие подвижные призраки (и видел ли? А вдруг галлюцинации?), созданные отдыхающим сознанием спящих, он пытался разглядеть, где же Брис, и не сумел. Но знал, что тот рядом, и позвал — нерешительно, почти беззвучно, так что сам ощутил движение воздуха, скользнувшего с губ:
— Брис…
Темнота слева от его ног шевельнулась.
— Что?
— Я убил его?
— Да.
— Это было необходимо?
— Да.
— И ничего нельзя было сделать?
— Ничего.
После живой паузы, когда Леону хотелось выпалить ещё хотя бы парочку вопросов и он уже обдумывал, как бы их покороче изложить, из темноты донёсся шёпот:
— Потом нашли ещё троих. Двоих успели сразу… Третий взорвал себя рядом с вокзалом. Погибло несколько человек. Ты всё сделал правильно. Спи.
Леон расслабился. Любопытно, в прошлом, которого не помнит, он тоже так дотошно раздумывал о целесообразности своих действий?.. Пока он жил в Андрюхиной семье, как‑то быстро приучился свои поступки оценивать подробно и возвращаться к их анализу не однажды, перепроверяя себя, всё ли сделано как надо. Наверное, тому виной был дневник, который всегда предоставлял возможность пространно поразмышлять. Или узкий круг общения, поскольку этот ограниченный круг невольно требовал бережного отношения к его представителям — родным и знакомым.
Впечатление не до конца выполненного иногда вырастало в мучительное самоедство. А уж этот недавний сон… Убить человека. И так страшно. Неужели он обладал такой силой?..
Издалека словно по плохой телефонной связи, он услышал знакомый нагловатый говорок психа–комментатора из сна: «Ну, здрасьте, приятель! Нечего улещать себя глаголами прошедшем времени! Или сегодняшний сон не перерос в нечто большее? Ведь, защищаясь от той зомбированной дубины, ты наяву начал громить дом, в котором спал! Так что — заткнись! А то изрыдался весь! Прими факт — и живи дальше, мямля рефлексирующая!» Он ещё долго ругался и плевался, но — утихая, словно отходя всё дальше и дальше…
… Или Леон уходил.
Тьма, ласково принимавшая его, ощущалась лёгкими бегучими тенями, и чем дальше — тем ощутимее становились эти тени. Иногда он чувствовал движение, иногда — прикосновение, но всегда — тончайшее внимание на грани с раздражением, которое ненавязчиво обволакивало его, липло.
Эта тайная заинтересованность невидимок заставляла его всё время держать вспотевшую ладонь на рукояти меча. Здесь, в этом странном месте, он не решался переходить на сверхуровневое зрение — боялся увидеть лишнее? — и не совсем точно знал, что и делать это, возможно, нельзя.
Но обоняние у него всегда замечательно чуткое, и он чувствовал свои напряжённые ноздри, которые ловили то резкую струйку дыма (погасили свечу?), то холодный запах влажной глины…
Впечатление бездонного пространства, наполненного подвижными видениями, знакомо. Здесь он уже бывал. Но бывал, судя по ощущениям, как и сейчас, — без приглашения.
… Сухой, еле слышный звук. Брис поднял голову. Кошка вскочила на подоконник и, так же сухо постукивая лапами, побежала на улицу по своим делам. Край байкового одеяла, которым парни завесили оконный проём, оттопырился там, где кошка поддела его лапой, и так и остался, скромно отмечая кошачью лазейку.
