Самайнтаун - Гор Анастасия (книги онлайн полные .txt, .fb2) 📗
Привыкший к самым разным поручениям от мелкого «принеси-почини» до «не мог бы ты найти мне нитки из конского ворса, Джек?», он любую работу выполнял за считанные минуты. Потому и обогнул весь Светлый район уже к полудню, а затем, не делая остановок, сразу же отправился в Темный. Тот располагался ближе к дому, но порой занимал куда больше времени. Возможно, потому что улицы здесь, в отличие от благоустроенных и спроектированных лично мэром кварталов Светлого, когда‐то появились сами собой, а потому по сей день плутали, как им вздумается. Хоть их и было тоже восемь, и они, как лучи, продолжали улицы на другом берегу, дороги Темного района все равно умели водить кругами, ловили приезжих в темные подворотни и тупики, словно играли в чехарду. Можно было идти по широкому тротуару и вдруг провалиться в болотные топи посреди дикой поросли леса, огибающей весь город кольцом. А можно было оказаться заложником слепящих неоновых вывесок, которые смотрелись почти противоестественно на готических домах из красного кирпича с лепниной. Словом, Темный район любил удивлять. Он появился первым – задолго до того, как Самайнтауну стало слишком тесно на одном берегу Немой реки и он переполз через нее на соседний, – и по-прежнему воплощал в себе то сокрытое и искомое, что однажды и заставило поселенцев со всего света отстроить его.
Кованые ворота щелкали, как пасти бездомных черных собак, шныряющих по мясным лавкам. Джек прошел по Шальному проспекту, вдоль и поперек усеянному клубами, кабаками и театрами. Там, где когда‐то давно Джек помнил ветхую конюшню, теперь подбоченился мигающий вывеской бар, приютивший вампиров и посредственных рок-музыкантов. Там же готовили легендарный коктейль «Ихор [4]», один бокал которого заставлял тебя видеть призраков, а три, по слухам, – уже стать одним из них. Учитывая, что туристы стекались в Темный район только по вечерам, когда заканчивались экскурсии и начиналось настоящее представление, именно в Темном районе нынче и предпочитало жить большинство тех, кто эти представление устраивал. Наверное, не стоит удивляться, что все дрянные события происходили именно здесь – между этими самыми переулками, куда не проникал свет болотных фонарей и где мусор хрустел под ногами, как кости на Старом кладбище.
Самайнтаун – сердце Джека, его улицы – руки и ноги, дома – глаза, которых нет. Джек всегда чувствовал – нет, знал, – когда что‐то где‐то происходит. Как невозможно не ощутить иглу, вонзившуюся в подушечку пальца, так и Джек не мог не почуять, когда в Самайнтауне происходило неладное. В такие моменты беспокойство в нем зрело, как гнойник, и он неизбежно откликался на зов. А город умел звать громко. Он дергал Джека за рукава, вертел им туда-сюда, тянул за ноги невидимой проволокой, пока тот, будто пастуший пес, не оказывался за спиной у отбившихся от стада овец. Это походило на игру в «холодно-горячо», только Джек всегда оказывался там, где нужно. И там, где ненужно, тоже.
– Титания?
Между кинотеатром «Плакальщица» с отклеивающейся афишей нового фильма «Городские легенды» и храмом, где по воскресеньям собирались жрицы вуду, по вторникам – виккане, а в среду и другие дни – невесть кто еще, переулок притаился особенно узкий и длинный, точно птичья жердь. Нехарактерно высокие для Самайнтауна здания с фигурными щипцами нависали сверху, словно тоже пытались рассмотреть происходящее, упорно скрывавшееся от прохожих мерцающим гламором. Пусть сплетен тот явно был второпях и, скорее всего, непроизвольно – уж больно зыбким выглядел и колыхался, – даже Джек не увидел бы сквозь него, проходи он мимо случайно, а не намеренно. Водостоки после прошедшего ночью дождя журчали, пахло прогорклым попкорном с газировкой. Джеку было бы некомфортно останавливаться здесь даже просто завязать шнурки, не говоря уже о том, чем занималась парочка возле мусорных контейнеров. Сначала Джек и вовсе принял два их силуэта за один – настолько тесно они переплелись друг с другом, но когда пригляделся…
Влажные звуки поцелуев. Ниточка слюны, тянущаяся между сомкнутыми губами. Джек понял, что звуки слишком хлюпающие, а «ниточка слюны» – багровая, слишком поздно.
– Тита? – повторил Джек, проходя вперед сквозь надорванную завесу в темноту, чтобы убедиться.
Да, это была она. По Темному району гулял ветер, но в переулок он не заходил, словно страшился, что выйти обратно уже не сможет. Вороная копна волос, тем не менее, все равно развевалась сама собой. Танцующие от желания, покорные воле локоны ползли и обвивались, держали крепко, как осьминожьи щупальца. Высокий мужчина в их тисках уже даже не брыкался. Стоя к оживленной улице спиной, он полностью закрывал собой Титанию, а потому Джек смог разглядеть лишь ее длинные острые уши, блеск черных ногтей по два дюйма каждый и то, как они проминают ткань серого пиджака на плечах, оставляя в ней дыры, а в коже – кровавые серпы.
За те сорок лет, что Титания прожила в Самайнтауне, Джек давно выучил, как именно это происходит. Плененные сначала кукольным личиком и женственными формами, а затем – фейскими чарами с убойной дозой феромонов, мужчины даже не замечали, как под страстью обнажался первобытный голод. Все, что оставалось Титании, – это набросить силки на вконец отупевшую дичь. Но Джек знал, что в том нет ее вины: охота Титании – такая же потребность, как пить или дышать. Зверь, неизбежно пробуждающийся от спячки по весне, или древо, которое падает от удара молнии. Титания подчиняет природу в той же мере, что подчиняется ей сама, поэтому выбор у нее невелик. Все, что она может в такие моменты, – это бежать.
Или поддаться, если рядом нет никого, кто мог бы ее образумить.
– Титания!
Подарки горожан посыпались у Джека из рук. Он рывком бросился вперед, нырнул в тени, которые вдруг окрасились в красный. Жаркие поцелуи стали укусами, нежные объятия любовницы – медвежьим капканом, ломающим кости. Мужчина не успел закричать, окованный чернильными волосами по рукам и ногам. В темноте блеснул длинный язык Титании, рисующий полоску на выгнутой мужской шее под кадыком, где уже спустя секунду та неожиданно преломилась и разошлась по швам. Пальцы Титании, зарывшись в каштановые волосы, случайно вошли мужчине прямо в затылок, пробив черепную коробку. А затем она рефлекторно потянула его на себя.
Страсть Титании всегда была смертельной.
– Ох, нет… Нет, нет, нет!
Оторванная голова покатилась к ногам Джека с глухим стуком, с каким шмякается на траву перезрелое яблоко. Кровь брызнула из порванной артерии, разлетаясь брызгами по асфальту и белому лицу Титании. Ее острые, как частокол, зубы можно было пересчитать все до последнего, настолько широко она открыла рот – сначала в хищном оскале, а затем в беззвучном крике. Даже в покое совиные глаза Титании казались непропорционально большими для ее мелких черт, но сейчас же и вовсе превратились в два лунных диска. Зрачки сузились, будто вообще исчезли.
– Нет! Что я наделала… Ох, Пресвятая Осень… Артур!
Между ботинками Джека змейкой поползла темно-бордовая кровь. Извивающиеся волосы Титании нехотя отпустили обезглавленный труп, отхлынули назад и прилипли к ее перепачканному лиловому платью. Только тогда тело мужчины накренилось и наконец‐то упало плашмя в лужу, которая образовалась под ним. Хлюп!
– Джек, Джек! Я не хотела, Джек…
Он видел это уже не в первый раз. Он не в первый раз пытался все исправить. Иногда получалось, а иногда, как сейчас, – нет. В такие моменты Джеку приходилось перешагивать багровые реки и радоваться, если они растекались где‐нибудь в подворотнях, подобных этой, а не в спальне Титы, где потом приходилось долго отстирывать постельное белье и вызывать химчистку. Но надо отдать Титании должное: она хорошо держалась. Кажется, в последний раз подобное случалось года четыре назад, когда Лора переехала… Тогда же Титания поклялась ему, что на сем с попытками наладить личную жизнь покончено. Мол, если не может бегать на свидания так, чтобы с них вернулась не она одна, то не будет ходить на них вовсе. Ну, разве что только на первые… Самые невинные и безобидные, где вас разделяет сервированный стол и где не бывает ни поцелуев, ни даже держаний за ручку. И то, и другое слишком бодрило инстинкты, не говоря уже о большем. Что пошло не так в этот раз и почему Титания вообще оказалась здесь, в Темном районе, когда ее рабочий день в Светлом был в самом разгаре, Джек не имел ни малейшего представления. И не то, что хотел бы выяснять это, но Титания в приступах истерики, неизбежно следующих после приступов голода, всегда тараторила без умолку:
