Змеиная вода - Демина Карина (бесплатные полные книги TXT, FB2) 📗
Ладно…
– Что думаешь? – я не удержалась и дернула Бекшеева за прядку волос на макушке.
– О вечере? Отвык я от светской жизни. И старый уже для таких танцев. А еще понял, что стало не хватать слов. Иногда просто хочется в морду дать.
– Это на тебя Тихоня влияет, – я подвинула табуретку для ног. А сама устроилась в кресле напротив. Платье наверняка помнется, и Софья будет ворчать, что не умею я ценить роскошные вещи.
Чистая правда.
Не умею.
Из-под стола выглянула Девочка и широко зевнула. А потом уронила голову на лапы и снова задремала. Хорошо. Стало быть, в доме тихо и спокойно. Что еще для счастья нужно?
– Это на меня возраст влияет. И в целом… а так… Анатолий там ничего не решает. Хотя как по мне – человек он не самый приятный.
– Согласна. Матушка его, впрочем, та еще гадюка. Не даром носит брошку.
– Это камея. Кстати, судя по всему довольно старинная. Возможно, родовой артефакт. И резана на драгоценном камне.
– Змея, вырезанная на драгоценном камне, остается змеей, – возразила я. И задумалась.
Вот…
Змеи.
У нас они тоже водились, большею частью у реки. Мелкие ужики сновали в высокой траве. И порой, выбравшись с бельем на кладку, я просто сидела и глядела, как скользят они по воде пестрыми ленточками. Иногда даже травинку срывала, тянулась, норовя прикоснуться.
Гадюки тоже водились, но не у реки.
Знаю, облюбовали они полянку на болоте, там, где из земли поднимались серые горбы камней. Камни не были священными, просто старыми. А еще они как-то вот жадно тянули солнечный свет, быстро нагревались и, напитавшись теплом, приманивали гадюк. О том знали все и поляны той сторонились, хотя мальчишки порой бегали, на спор или чтобы страх побороть.
И я тоже сходила, уж не знаю, почему. Правда, неудачно. Камни были – помню их, невысокие, снизу поросшие мхом и окруженные воротниками мелкой и особо злобной крапивы. А вот гадюки – ни одной.
– Змея… она не всегда плохая, – говорю Бекшееву. А он слушает. Подбородок подпер и слушает. Внимательно так. – На самом деле змеи – это… змеи.
– Понятнее не стало.
– Ну да… змей нельзя обижать. Никаких. Мама сказывала, что над всеми ужами стоит ужиный король. И если обидеть кого из его подданных, то он отомстит. Вызовет огненных ужиц, вложит им в рот искорку и велит в дом принести. Тогда-то и случится в том доме пожар [5].
– А у гадюк?
– Про гадючьего короля не слыхала. Хотя… может, у них королева? Или он един над всеми, змеиный король. Но это так… я про другое. Змеи – духи сильные. И силу их люди могут использовать. Скажем, можно змеиный оберег сделать [6]…
– Брошь?
– Не уверена, что у нее оберег, но… брошь. Или серьги. Или височные кольца еще. Их часто делали в виде змей. Пояса вот, пряжка-змея. Незамужним девушкам дарили. Моей сестре отец привез, когда пришел срок жениха искать. И потом бы пояс надставили, он и беременных защищает…
Я поморщилась.
Тот пояс остался в прошлом, но почему-то я наново, остро, почти как тогда, ощутила зависть. Ведь я тоже взрослая уже, а змеиный пояс – только ей. И это знак, что скоро сговариваться придут, что о том отцу намекали, если решил он показать, что сестра – выросла.
Говорить дальше о людях и змеях расхотелось.
– Девочка к нему очень привязана, – Бекшеев точно знал, когда стоит сменить тему.
– Я бы сказала, что ненормально привязана.
Я выдохнула.
Змеи… змеи – это просто… змеи.
Или украшения.
Не в них ведь дело.
– Воздействие?
– Вряд ли. Думаю, Одинцов проверил бы первым делом. Особенно…
…после того, что было. И да, очередного менталиста рядом с собой он бы не проворонил.
– Скорее уж все несколько сложнее, – Бекшеев подтянул ноги к креслу, и Девочка, выбравшись из убежища, подошла к нему, чтобы устроить голову на коленях.
Улыбнулась даже.
А Бекшеев почесал её за ухом.
– Красавица…
Странный он. Ненормальный. Это, наверное, последствия инсульта, потому как у Девочки красные глаза, зубы и в целом она выглядит так, что человеку непривычному поплохеть может. Да и я не лучше. А он нас одинаково красавицами обзывает.
– Ладно, дождемся Одинцова…
Ждать пришлось недолго. Он и переодеваться не стал. И по лицу видно – утомился не меньше нашего, хотя ему-то все эти танцы и игрища должны быть знакомы.
Или нынешнее особо ответственным было?
– Рада видеть живым, – сказала я и велела чаю подавать. Все же в таком огромном доме и штате слуг есть свои преимущества. Особенно, когда получается найти с этими слугами общий язык. Бекшеевские меня не то, чтобы любили, скорее уж, кажется, смирились, как с неизбежным злом.
И не пакостили.
– Признаться, были уже сомнения, – Одинцов расстегнул пуговицы пиджака. – Матушка… выразила мне свое недовольство.
Не сомневаюсь.
– Тем, что меня пригласил?
– И этим тоже…
– Она меня все еще не любит.
– Не в этом дело. Если тебя успокоит, то Ольгу она тоже не любит.
– А её-то почему? Как по мне – она идеальна. Что там твоя матушка желала? Род подходящий, сила…
– Не надо, – Одинцов поднял руки, признавая, что сдается. – Теперь я вижу, что дело было не в тебе…
Бекшеев нахмурился и взгляд стал таким нехорошим вот.
– Да нет, боюсь, что и во мне тоже. Но это не важно уже. Скажи лучше, где ты выкопал этого Анатолия?
Одинцов тяжко вздохнул. И чашку взял. Вытянулся в кресле.
– В отставку подам, – сказал он. – Завтра… чтоб хоть раз, наконец, выспаться.
– Кто ж тебя отпустит-то, – Бекшеев тоже чашку взял. И взгляд стал помягче, поспокойней. Нервный он какой-то, однако.
– Это точно… история сложная. Помнишь, Пестрякова?
– Смутно, – честно ответила я. – Извини, но у тебя в доме столько народу было…
– Он приходится дальним родственником матушке. Мы росли вместе. Потом служили одно время. Пути разошлись. Он был ранен.
Я пыталась вспомнить. Честно.
Но… сначала я была слишком счастлива, чтобы обращать внимание на что-то, кроме этого всеобъемлющего счастья. Потом – занята, пытаясь сохранить его, соответствуя положению.
Потом так же несчастна.
Пуста.
– Ранение оказалось серьезным настолько, что окончательно поправиться он не сумел… нарушение энергетического баланса. Да и физически ему досталось. Он долго держался. И помощи не просил. До последнего. Сам усадьбу восстанавливал. Финансы… жена его погибла еще во время войны. Целительницей была…
Случается.
Мы все знаем. Целителей берегли. Как могли и как умели. Но не всегда получалось. И поэтому молчим, то ли дань памяти отдавая, то ли наново успокаиваясь, уверяясь, что все-то позади.
– Он позвонил мне, когда стало ясно, что скоро конец. И так бы не беспокоил, но девочки… у него остались две девочки.
– Надежда и Нина?
– Именно. Я приехал. Он был в таком состоянии, что просто слов нет. Я очень на него разозлился, но… умирающим не отказывают. И когда он попросил меня позаботиться о девочках, я дал слово.
А слово свое Одинцов привык держать.
За ним всякое было. И там, на войне… там вовсе с чистыми руками остаться сложно. И потом, тут уже. О многом я не то, что не знаю, не догадываюсь не хочу догадываться. Но вот слово… слово свое Одинцов держал.
– Мы уже… разошлись тогда. Я был в растерянности. Честно говоря…
– Извиняться не стану.
– Я и не жду. Тут сложно сказать, кому и за что извиняться надо.
Кошусь на Бекшеева. Тот сидит молча, видом своим показывая, что не прислушивается. Хотя на деле как раз прислушивается.
– Но как бы то ни было, я забрал девочек в столицу. Но выяснилось, что здоровье у них слабое. И здешний климат им категорически не подходит. Тогда я отправил их к морю. Море очень полезно детям.
Ну да.
Главное, правильное выбрать, не то, которое сизое и темное, дышит холодом, приносит дожди и мокрый снег. И не то, где ветер, разошедшись, поднимает тяжелые валы волн, гонит их к берегу, чтобы разбить о скалы.
