Последняя битва - Прозоров Александр Дмитриевич (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Восславим князя нашего православного! — радостно провозгласил Пахом. — Помолимся за здравие его и долгие лета!
Батюшка на глазах скис, но, пусть и понурившись, молитву за княжеское здоровье вознес вместе со всеми прихожанами, хорошо поставленным голосом подсказывая правильные для такого случая слова. Закончив же, первым подошел к Андрею.
— Деяние твое мудрое и доброе, княже, — похвалил он Зверева, — однако же к исповеди ты уже третью неделю не подходишь.
— Да как-то нет в душе моей такой потребности, батюшка, — развел руками князь. — Я ведь намедни с Пахомом обитель Рождество-Богородицкую посетил на святом острове Коневце. В храме, самим преподобным Арсением поставленном, Господу нашему молитвы искренние вознес, там же образ святого Николая получил, в монастыре освященный, и с собой привез. На душе моей после сего паломничества тихо и благодатно стало. Не вижу как бы, в чем каяться…
Самым приятным во всей этой истории было то, что она являлась правдой от первого до последнего слова. После обряда у Конь-камня, когда князь с Пахомом вышли к берегу, то вместо струга они обнаружили лишь многометровые волны, яростно штурмующие обрыв. Догадавшись, что спастись от шторма корабельщики могли лишь с подветренной стороны, Андрей повернул к монастырю, в тихой бухте у которого и нашел своих холопов. А раз уж все равно они оказались в обители — то все вместе и службу в храме отстояли. Языческая душа ученика чародея не имела ничего против того, чтобы вознести молитву распятому богу. Ведь богов — много, и отказывать кому-то из них во внимании неправильно. Еще обидится, прогневается — чего же в этом хорошего? Помолиться во славу Христову — в этом ничего постыдного нет. Постыдно, коли при том от родовых богов отречешься — а Зверев такого предательства совершать не собирался. Посему князь и службу отстоял, и к причастию подошел, и на строительство обители серебра толику пожертвовал, приняв взамен образ без оклада, монахами тамошними с тщанием и молитвами написанный.
Князь вздохнул, сунул руку в поясную сумку и достал серебряный новгородский рубль, протянул слегка опешившему от такой отповеди попику:
— Вот, отец Ион, тебе на храм. Хочу, чтобы и ты по следу моему в обитель сплавал и для храма новый образ привез. А то уж больно скромно церковь моя выглядит.
Андрей намеренно сказал «моя», а не «наша», дабы батюшка вспомнил и то, кто именно строил здешний храм, кто привозил в него колокола и заказывал убранство. И, похоже, сумел-таки развеять у настоятеля последние подозрения.
— Благодарю за щедрость, княже, — прибрал монету батюшка. — Да пребудет с тобой милость Господа.
— Помолись за спасение души моей, отец Ион, — попросил Зверев. — Пусть простит мои прегрешения, вольные и невольные. Он милостив, он поймет.
Попик осенил его крестом — Андрей послушно склонился к его руке, мысленно пребывая уже совсем в других местах, и сделал вид, что поцеловал.
Будущие потери князя Сакульского от прощения оброка были, конечно, велики. Однако же они не очень беспокоили Андрея. С собранным урожаем требовалось разумно, по-хозяйски распорядиться, и оставить все на волю здешнего старосты — привычный, но не самый разумный способ. Что-то продаст, что-то украдет, что-то сохранить не сможет. Крестьяне же свой собственный урожай уберегут куда рачительнее и прибытка с него получат больше. Прибыток этот не пропадет, в хозяйствах останется. От него и дворы в будущем крепче станут, и смердам от голода по весне пухнуть не придется да детишек слабых хоронить. В будущем доход больше выйдет, ныне — князю за доброту и заботу слава и любовь от подданных. Что же до княжеского достатка — так зимовать в усадьбе Зверев не собирался, а потому по поводу своего пустого погреба сильно не волновался. Пусть еда лучше людям достанется, чем в загашнике сгниет.
После завтрака князь, взяв с собой всего трех холопов, поднялся на борт струга и вышел по реке в озеро, пугающее корабельщиков крупной зыбью. Волны волнами — но свежий ветер позволил тут же поднять оба паруса и бодро погнал небольшое суденышко на север. Весла понадобились только ближе к вечеру, когда лодка повернула в устье полноводной Вуоксы. Еще до сумерек струг подвалил к торговому причалу Корелы, и корабелы принялись выгружать мешки с упакованными в связки по сорок штук горностаями и соболями, привезенными князем из своего далекого удела на лесистой реке Свияге. Были тут, конечно, и бобровые меха, и рысьи шкуры, и медвежьи — но немного, взятые без счету у тамошних промысловиков для округления итоговой суммы до пяти рублей. Здесь, на общем со шведами торгу, князь рассчитывал получить как минимум трехкратную прибыль — а заодно узнать про самые удобные пути в далекую Гыспанию, где дожидалась его благословения старшая дочь и тосковала остальная семья.
Меха — товар дорогой, но не тяжелый, а потому Андрей забрал их с собой на постоялый двор, велев сложить в снятой для холопов обширной горнице, а сам вселившись в скромную светелку. Так выходило даже дешевле, чем платить за ночлег слуг в людской и отдельную кладовую для товара. Выпив перед сном немного сладкого хмельного меда, он нетерпеливо забрался в постель и закрыл глаза, спеша погрузиться в сон.
Как назло, в голову дружно полезли дурные мысли по самым разным поводам. Про то, что волхв старик упрямый, вполне способен натворить глупостей; что родителей он давно уже не видел, и непонятно, когда сможет обнять: меньше чем за два месяца в усадьбу Лисьиных обернуться не выйдет, а столько времени ему в обозримом будущем выкроить никак не получится. Про то, что отец Ион, переждав волну благодарности смердов к своему хозяину, вполне способен опять начать настраивать людей против князя; что, по новому разряду, за холопов он перед государем больше не отвечает, новой росписи разрядная изба так и не прислала, и что теперь делать — непонятно, а обвинить во всем безалаберные подьячие попытаются его, в своей лени каяться не станут; что неурожаи случаются все чаще, и коли так и дальше пойдет, то недолго и вовсе разориться…
Поняв, что никакой силы воли для очистки сознания ему не хватит, Андрей решительно откинул одеяло, встал, натянул штаны, сапоги, влез в рубаху и опоясался.
— Коли не помогают молитвы, кружка пива всегда выручит, — передернул плечами князь, на всякий случай опустил в поясную сумку кистень и решительно вышел из светелки.
В трапезной было шумно, пахло дешевым вином и жареным мясом, наваристыми супами и кислой капустой. Войдя в обширную горницу, князь в задумчивости остановился: свободных столов не было, за каждым шумели и веселились компании гостей. Холопы княжеские, совсем некстати, сегодня решили проявить скромность и в трапезной не гуляли, места для себя не заняли. К купцам иноземным Андрея не тянуло, веселиться с румяными шумными новгородцами тоже не хотелось. Все, что ему требовалось — это четверть часа и пара полных кружек чего-нибудь хмельного, но не забористого: чтобы уснуть, а не отравить свой разум. Князь даже подумал приказать, чтобы заказ принесли ему в светелку — но тут увидел за дальним столом двух опрятных рыжебородых мужиков. Судя по одежде, люди они были зажиточные: у одного на кафтане пуговицы янтарные в два ряда, у другого рубаха шелковая да пара перстней на пальцах. Вели они себя тихо и спокойно, что-то неспешно обсуждая, из угощения возле них стояло лишь блюдо с пряженцами да один кувшин. Зверев поколебался и направился к ним:
— Доброго вам вечера, православные. Не помешаю, коли посижу рядом недолго?
— Присаживайся, сделай милость, — ответил тот, что постарше. — Хороший человек не помешает. Ты, вижу, тоже на печи не сидишь, жизнь в пути проводишь?
— Так заметно? — удивился Андрей.
— Еще бы, — потянулся за пряженцем бородач. — Лицо, вон, обветренное все и загорелое, руки крепкие, взгляд твердый. Сразу видать, не молитвами хлеб свой зарабатываешь, и не грамоты земельные в светелке строчишь. Из колец токмо обручальное носишь, браслетов и цепей золотых нет. Стало быть, не боярин знатный. Но рубаха на тебе и пояс ценою в корову. На службе боярской таких одежд не скопишь. Стало быть, из нашего племени человек, гость торговый.
